Из всего этого ясно, что в Бельгии в первой половине XVII в. существовала еще поразительно оживленная промышленная деятельность. Однако для обеспечения благосостояния страны необходимо было, чтобы правительство в состоянии было защитить ее от ее двух могущественных соседей — Соединенных провинций и Франции. Но мы уже видели, что оно было бессильно по отношению к первому соседу и точно так же оно не в состоянии было бороться с середины XVII в. и со вторым соседом как на полях сражения, так и в экономике. Покровительственные тарифы Франции нанесли в середине XVII в. чувствительный удар бельгийской промышленности. Кроме того 30-летняя война, разорив Германию, положила конец довольно значительному вывозу в эту страну[1117]. Правда, испанский рынок был всегда открыт для важнейших специальных промышленных изделий католических провинций. В частности сбыт в Испанию бельгийских полотен был настолько велик, что даже в туземной торговле различные сорта их носили испанские названия. Однако легко понять, до какой степени эта торговля с отдалёнными странами тормозилась отсутствием туземного флота и как обременительны должны были быть фрахта, взимавшиеся с бельгийских предпринимателей голландскими судовладельцами, к которым они вынуждены были обращаться.

Подъем сельского хозяйства происходил одновременно с ростом промышленности и торговли и еще более содействовал прочному подъему народного благосостояния. О первой половины XVII в. господствовавшая во Фландрии и в Брабанте система сельского хозяйства считалась образцовой за границей[1118]. Легкий чернозем и арендное хозяйство, повсеместно распространенные в этих краях, заставляли крестьян вести необычайно интенсивную систему хозяйства. Удобрение они легко получали по многочисленным водным путям, пересекавшим в различных направлениях страну. Это давало им возможность быстро восстанавливать плодородие почвы и снимать после легкой жатвы еще один урожай брюквы для скота[1119].

Потребности отечественной промышленности стимулировали культуру льна, на который заграница также предъявляла усиленный спрос, если случалось, что производство его превышало потребности внутреннего рынка. Хмель из области Алоста считался лучшим в мире и в больших количествах экспортировался в Соединенные провинции[1120]. Непрерывный рост земельной ренты привлекал капитал, поощряя осушительные работы и распашку новых земель. В 1617 г. Венцеслав Кобергер создал компанию по осушке «moeren», т. е. обширных болот, тянувшихся от Фюрна до Дюнкирхена, и уже в 1632 г. насчитывалось не менее 140 ферм на жирных наносных землях, отвоеванных у моря[1121]. Наконец, благодаря свободному, беспошлинному провозу зерна из одной провинции в другую культура хлебных злаков — ржи и пшеницы — широко развилась в Артуа и в Генегау.

Беглый взгляд, только что брошенный нами на экономическое положение Бельгии в первой половине XVII в., в достаточной мере убедительно свидетельствует о наличии в ней значительного населения. Действительно, развитие промышленности и сельского хозяйства предполагает многочисленное население. В малонаселенной стране капиталистические предприятия не нашли бы достаточного числа рабочих рук и в частности у земледельцев не было бы стимулов к тому интенсивному труду, который заставлял их снимать с родной почвы по два урожая в год. Поэтому не подлежит сомнению, что после окончания религиозных распрей народ быстро заполнил путем усиленной рождаемости бреши, созданные эмиграцией и годами нищеты. Уже в первой четверти XVII в. население было настолько многочисленным, что приходилось привозить из Голландии значительную часть необходимого для его прокормления зерна.

К сожалению, при нынешнем состоянии наших знаний невозможно с достаточной точностью установить число жителей Бельгии. Дон Хорге де Генен в 1628 г. определял численность населения мятежных провинций в 1 300 тыс. жителей, а население законопослушных провинций в 3 800 тыс.[1122] Последняя цифра представляется нам очень преувеличенной. Большего доверия заслуживает другой расчет, относящийся к тому же году, определяющий общую численность населения всей Бельгии в 800 тыс. семейств, из коих 500 тыс. приходятся на долю Belgium regium[1123], Отсюда можно при всех оговорках сделать вывод, что общая численность населения выражалась цифрой в 2—2½ млн. жителей.

Более достоверно, что рост населения происходил особенно усиленно в деревне — явление вполне понятное, если учесть успехи сельского хозяйства и преимущественно деревенский характер крупной промышленности. Несмотря на создание в стенах города аппретурных мастерских и многочисленных фабрик, несмотря на увеличение в них числа религиозных общин, несмотря на наличие во многих из них обширных гарнизонов и, наконец, несмотря на рост числа лиц, занимавшихся свободными профессиями или несением государственной службы, число жителей большинства городов оставалось на одном и том же уровне или не достигало даже уровня XVI в. Число жителей Антверпена упало со 100 тыс. до 56 948 в 1645 г.[1124] Лишь благодаря совершенно особым экономическим и политическим условиям некоторым центрам — вроде Лилля во время расцвета производства шерстяных изделий в первые годы XVII в. или Брюсселя во время правления Альберта и Изабеллы или, наконец, Льежа — удалось добиться прироста населения, который, впрочем, за исключением Льежа, был очень непродолжителен. Эти исключения только еще более подчеркивали уменьшение населения в других городах. Разумеется, упадок Антверпена отразился на них, вызвав и в них соответствующую депрессию. Торговая жизнь повсюду в них замерла. Далее, протекционизм цехов, разумеется, привел во всех этих городах к переселению довольно значительных масс рабочих в деревню. Даже цифры населения Лилля и Льежа — 32 604 жителей в 1617 г.[1125] для первого и около 40 тыс. в 1650 г. для второго[1126] — свидетельствуют о сравнительно небольшом количестве городского на» селения в местах, считавшихся самыми оживленными промышленными центрами.

Зато данные, которыми мы располагаем относительно деревни, свидетельствуют о непрерывном росте числа ее жителей. В Ваасской области число жителей Сен-Никола увеличилось примерно с 2 тыс. в 1604 г. до 5 017 в 1662 г.[1127]. В Брабанте население большинства деревень непрерывно росло со времени начала 12-летнего перемирия и до середины XVII в. Наконец, если сравнить роспись подоходного обложения Фландрии (Transport de Flandre) 1517 г. с росписью 1631 г.[1128], то можно убедиться в общем уменьшении налоговой квоты крупных городов и в значительном увеличении доли большинства сельских местностей. В то время как налоговая квота Гента упала с 14,2 до 6,1470, Брюгге — с 14,8 до 5,0% и Ипра с 7,0% до 2,0%, доля Кастелянства Оуд-Бурга возросла с 2,8 до 6,0%, Ваасской области с 3,0 до 5,0%, области Алоста с 8,0 до 10%, касательно Ипр с 2,6 до 4,9% и Куртрэ с 5,4 до 8,17%.

Крупная роль деревни в экономическом отношении отразилась на общественном строе, где этому полностью соответствовало преобладающее влияние дворянства. Действительно, именно оно выигрывало в первую голову от роста земельной ренты. Так как оно целиком состояло из крупных и средних земельных собственников, то его влияние и сила его сопротивления росли по мере того, как поднимались цены на землю и усиливалась интенсивность земледельческого труда.