Но если Эрнст Баварский так осторожно подходил к щепетильному отношению «столицы» в вопросах веры, то неудивительно, что он обнаружил еще большую умеренность в политических вопросах. Конечно, он всеми силами хотел бы ограничить влияние цехов и льежских бургомистров на штаты страны. В 1583 г. он тщетно пытался на заседаниях штатов заменить систему единогласного голосования решением вопросов по большинству голосов[768]. Но не будучи по природе своей властолюбивым, он вскоре отказался от завоевания власти, которую пришлось бы навязывать силой. Будучи хорошим администратором, он занимался почти исключительно улучшением системы управления епископскими доходами. В 1598 г. он реорганизовал финансовое ведомство[769] и занялся увеличением его доходов, введя в эксплуатацию новые копи, находившиеся на его землях, и разрешив свободно пользоваться «водной энергией» заводам, расположенным на берегах небольших, но бурных речек на правом берегу Мааса. В остальном он предоставил «столице» блюсти свою независимость и даже еще более расширить ее.

Вмешательство последней в компетенцию епископско-княжеской власти облегчалось почти постоянным отсутствием князя-епископа. Начиная с 1595 г. постоянный совет перестал заниматься судебными делами[770]. 32 цеха выступили более решительно, чем когда-либо, против решений и введения налогов, принятых штатами без их согласия. «Конституция» Гейнсберга потеряла всякую силу, и выборы «городских властей» становились все более бурными. Шумная и негодующая толпа рабочих, учеников и даже чужеземцев., которым так легко предоставлялись права гражданства, обступала и оскорбляла состоятельных людей — рантье, купцов и капиталистов, — угрожая их «цеховым привилегиям», так что они вскоре отошли от политических дел, предоставив заниматься ими народной партии и адвокатам. Сильнейшее восстание, разразившееся в декабре 1602 г. в связи с введением одного налога, заставило наконец князя-епископа вмешаться. Он примчался из Вестфалии и издал 21 февраля и 15 апреля 1603 г. два указа, покончившие с произволом и беспорядками, царившими до этого при выборах, и установившие точный порядок их[771].

Потому ли, что он хотел привлечь цехи на свою сторону, потому ли, что он считал их слишком опасными, чтобы вступать с ними в открытую борьбу, но как бы то ни было он узаконил право, которое они себе присвоили, а именно назначать городской совет. Он пытался только ограничить их демократические тенденции. О этой целью он издал распоряжение, чтобы все граждане, главы семей, в течение недели зарегистрировались в каком-нибудь одном из 32 цехов столицы, и сделал обязательным посещение собраний последних. Ежегодно, ко времени обновления состава городского совета, выбирались по жребию в каждом цехе три выборщика, которые потом в свою очередь назначали трех кандидатов, из коих один должен был стать членом совета, а два других — присяжными по выбору 22 комиссаров, назначавшихся князем-епископом. Чтобы покончить с бесконечными столкновениями между штатами и цехами, было решено кроме того, что цехи впредь будут иметь право высказываться но поводу решений, принятых штатами, лишь в течение двух недель.

В общем эта новая конституция закрепила победу народной партии. Князь-епископ пожертвовал ради нее Гейлсбергской «конституцией» и, предоставив народной партии управление столицей, тем самым отдал ей руководство делами страны. Ввиду малочисленности богатой буржуазии привилегии, которые он сохранил за ней при сделанных им уступках, были совершенно иллюзорны. Они не оказали ни малейшего влияния. С 1603 г. рабочие, имевшие во всех цехах большинство, получили таким образом на законном основании в свои руки управление городом. Нет ничего удивительного поэтому, что они вели его в своих интересах. Показателем их настроений явилось разразившееся в 1612 г. восстание, вызванное требованием введения налога на окна и двери, который лег бы без различия на всех богатых и бедных граждан[772]. Сознавая свою силу, решительные и энергичные низшие слои народа, имевшие в городе значительный перевес, очень скоро совершенно перестали считаться с властью князя-епископа. В начале XVII в. епископско-княжеская власть была столь ограничена, что уже тогда Льеж считался многими иностранными обозревателями своего рода республикой[773].

Но если Эрнст Баварский, очень низко расценивая свою светскую власть в духовном княжестве, довольствовался тем, что ему удалось поставить его на путь католической реформации, зато он придавал, наоборот, чрезвычайно важное значение тому, чтобы сохранить Льеж, так же как и другие свои диоцезы, в сфере влияния своей династии. В 1595 г. он провел в Кельне избрание своего племянника Фердинанда коадьютором, т. е. фактически своим преемником, и без особого труда навязал его также капитулу собора св. Ламберта. 22 февраля 1601 г. Фердинанд, несмотря на то что он не имел еще священнического звания, был назначен каноником, а на следующий день коадьютором. 12 марта 1612 г. он наследовал своему дяде. Так как он был, подобно Эрнсту, в качестве архиепископа кельнского германским курфюрстом и владел, наряду с льежским епископством, епископствами мюнстерским, гильдесгеймским и падерборнским, то он обеспечивал благодаря этому баварской династии первое место в католической церкви Германии.

Беспечное равнодушие, проявлявшееся его предшественником в делах управления, этот преимущественно политически настроенный прелат тотчас же заменил весьма решительной деятельностью, которую льежцы уже давно отвыкли видеть у своих князей-епископов. Хотя он так же как и Эрнст, чужд был своим подданным и так же редко живал в своей столице, тем не менее он сразу же обнаружил стремление во что бы то ни стало восстановить свою власть во всей ее полноте. Мир, наступивший в Нидерландах после заключения 12-летнего перемирия, благоприятствовал его планам, освободив его от всяких забот, связанных с войной. С самого же начала своего управления он передал ведение всех государственных дел своему тайному совету, назначив своим представителем в Льеже одного из своих немецких доверенных людей, Валерия Цорна, в котором население сейчас же увидело своего отъявленного врага[774].

Нетрудна было понять, что никакая реформа, благоприятная для епископской власти, не сможет быть осуществлена до тех пор, пока не будет уничтожен демократический режим «столицы». Поэтому 8 октября 1613 г. Фердинанд добился от императора отмены указов 1603 г. и коренного изменения порядка выборов[775]. Впредь членами городского совета могли быть только лица, «родившиеся в данном городе, состоявшие в браке и умевшие читать». От 32 цехов по-прежнему выбиралось по одному члену совета, но утверждение их должно было быть передано комиссарам князя-епископа. Противоречащие этому порядку выборы объявлялись недействительными; кроме того князю-епископу предоставлено было право разрешать вопрос о всех, недоразумениях и непорядках и налагать наказания. Что же касается всего остального, то опять введены были в действие статьи «конституции» Гейнсберга.

Эта реформа была для народной партии вдвойне невыносимой. Действительно, она не только отнимала у народной партии власть и передавала ее в руки жившей в черте города состоятельной и образованной буржуазии, но помимо того она снова торжественно восстанавливала тот самый принцип епископского «merum dominium», который начиная с XV в. был причиной стольких раздоров[776]. Если бы реформа восторжествовала, то республиканцы были бы точно так же обмануты в Льежской области, как это случилось уже в Бельгии. Они поспешили заклеймить ее как покушение деспотизма на естественные права народа и на исторические права «столицы». Была подана жалоба в шпейерскую имперскую судебную палату, и введение конституции 1613 г. было временно приостановлено. Цехи обнаружили большую непримиримость, чем когда-либо. Они продолжали ставить препятствия деятельности штатов и противиться налогам, предлагавшимся князем-епископом. В 1619 г. Фердинанд вынужден был заложить ряд государственных имуществ, чтобы обеспечить себе необходимые денежные средства[777].