— Как же иначе? Раз пришел, значит, по серьезному делу. Тебя я не видел в своем дворе с тех пор, как умер отец. — Касым испытующе посмотрел на Чомая.

— Да, ты прав. Все некогда проведать бедного родственника, много всяких дел.

— Бог хранит меня от бедности, Чомай! Пока здоров, я богат. Мать я всегда прокормлю, заработаю на хлеб вот этими руками.

Чомай понял, что Касыма не легко сбить с толку.

— Что-то, я смотрю, карнизы крыши у тебя загнивают, видно, тебе тоже все некогда? А может, у тебя леса нет? Так я…

— Да не беспокойся, Чомай! Поправим. Сергею вот все некогда, он обещал мне помочь…

— А что, разве кроме этого русского некому помочь тебе?

— Чем же плоха его помощь?

— Э-э-э, милый, надо уметь отличать мусульман от гяуров{5}, — сказал Чомай, покручивая кончики рыжих крашеных усов.

— Для меня, Чомай, брат тот, кто мне добра желает!

— Так ведь я потому и звал тебя ко мне работать, тебе хотел добра! А ты на добро ответил злом. Сам не пошел, но и тех, кто у меня работал, сманил! Ни копейки они от меня не получили и не получат! С такими только так и надо поступать! — горячился Чомай.

— Пока у меня руки целы, я не пойду батрачить ни к тебе, ни к кому другому, — решительно заявил Касым. — А ребята эти, если б им хорошо жилось у тебя, никуда бы не ушли, так что и говорить не о чем.

— Ну, а на руднике вы что, фабрикантами, что ли, сразу стали?

— Нет, фабрикантами мы не стали, зато нашли дорогих друзей. Рабочий человек всегда поймет другого — пусть он мусульманин, пусть русский. И нас русские рабочие понимают. Ты вот упрекаешь меня, что я с гяурами знаюсь. А ты разве не знаешься? Ты водишь дружбу с русскими; приставы, кажется, русские?! — насмешливо улыбаясь, проговорил Касым.

Чомай задумался, продолжая покручивать концы своих рыжих усов. «Да… этого не запугаешь, — думал он. — Надо что-то придумать, по-хорошему прибрать его к рукам!»

— Касым, сын мой, я знаю, как тяжело ходить отсюда на рудник и работать под землей. Твой отец часто заглядывал ко мне за советом, а ты вот избегаешь меня. Знаю, что там, на свадьбе, вы повздорили с моим сыном, я его за это отчитал. Когда тебе будет нужно что-нибудь, ты приходи ко мне, я всегда помогу. Да и мать свою ты напрасно оставляешь одну. Я пришел сказать тебе это. Там у меня из коша выпустили барашков, — приди, возьми одного, зарежь и покорми старую мать, — сказал Чомай и поднялся с места.

Касым ничего не ответил ему, но Чомай понял, что за барашком он не придет.

«Ну, погоди ж, негодяй, я могу и волчью шкуру надеть!» — со злостью подумал Чомай и быстро зашагал со двора.

Едва Чомай скрылся, перед Касымом словно из-под земли вырос отчаянный соседский мальчишка Сослан.

— Касым, можно я прокачусь на твоем Вороном! — попросил он.

Касым ласково посмотрел на мальчика, потрепал его по вихрам, приподнял и посадил на коня.

— Поезжай… Только медленно, а то сбросит, знаешь, какой это конь! — сказал Касым и похлопал коня по боку.

И мальчик погнал коня, шлепая его по бокам голыми ногами.

Чомай едва сдерживал себя от злости. «Ну, погодите ж, голодранцы, вы еще узнаете Чомая. Хватит вам и того, что еще пустыри, лес и пастбища в руках сельской общины! А ваши участки и особенно пахотные земли, — прощайтесь с ними! Я буду не я, если не приберу их к рукам!» — С этой мыслью он и вошел в свой дом.

— Скажи, чтоб приготовили пять-шесть лучших барашков и бурдюк с маслом к завтрашнему дню, — крикнул Чомай Салимгерию.

— Для чего, отец?

— Для чего, для чего… Такому ротозею, как ты, никто даром ничего не даст. Только разбазаривать умеешь, а я — собирай!.. Подмазать надо атамана отдела! Под-ма-зать!.. Понял?

Салимгерий растерянно заморгал.

— А что ты будешь просить у него? — промямлил он, заикаясь.

— Что! Земельные участки батраков, что ушли от меня. Да-а-с, земельные участки, — сказал Чомай, потирая руки. — Я им покажу их место! Я покажу, как от Чомая уходить! — все более распалялся он. — Ни один человек в Карачае не может сравняться с Чомаем, — орал он, выпячивая грудь и ударяя по ней кулаком. — Я поставлю их всех на колени! Но для этого ты должен во всем помогать мне!

— Для меня, отец, твоя воля всегда была законом. Твой сын не заставит тебя краснеть за него!.. — опустив голову, проговорил Салимгерий.

Чомай посмотрел на сына, насмешливо улыбаясь.

«Лучше меня никто не знает, о чем мечтает мой сын, — с горечью думал Чомай. — он мечтает о том, чтобы я скорее умер и все мое состояние досталось ему!.. Так нет же, нет! Чомай еще поживет!»

Легко, словно юноша, Чомай сбежал по ступенькам лестницы и увидел приближающегося к его дому всадника, в котором сразу узнал князя Бийсолтана. Подъехав, Бийсолтан соскочил с коня и протянул Чомаю руку. Он выглядел подтянутым, по-военному строгим.

— Я объезжал своих, чтобы предупредить о подготовке к скачкам. Кому не хочется, чтоб на скачках победили именно его скакуны, а? — сказал Бийсолтан, улыбаясь. Во рту у него сверкнули золотые зубы.

— А если мой скакун будет первым? — усмехнулся Чомай.

Он покрутил копчики своих усов и, хитро улыбаясь, взглянул на Бийсолтана.

— Не может этого быть! Чтоб моего скакуна да кто-то перегнал?! Не-ет! Даю голову на отсечение!.. — Бийсолтан провел по шее ребром ладони. — А кто на твоем поскачет? — спросил он.

— Сын мой, Салимгерий! Кто же еще? Ведь он у меня, слава аллаху, храбрый! — с гордостью сказал Чомай, зная, что задевает Бийсолтана за живое: тому всегда так хотелось иметь сына. — А на твоем коне кто?

— Пока не знаю, — хмурясь, ответил Бийсолтан.

— Да-а-а, зять тебе нужен, зять, Бийсолтан! — глядя исподлобья, пробормотал Чомай.

Бийсолтан, не выпуская из рук уздечки, присел на пень.

— Считаешь, не найдется для меня зятя, что ли? — Бийсолтан снова нахмурил свои лохматые брови.

— Да нет, кому же найдется жених, как не твоей Фатиме, это ясно. Только лучше бы этим балкарским князьям не позволять сюда ездить! — сказал Чомай, будто между прочим.

— А я думаю: когда есть дочь, должны ходить и сваты. Я никого не гоню из дома, Чомай.

— Ну, а как ты смотришь на то, чтоб Фатиму не выпускать из родных мест?

— Не морочь мне голову, Чомай, я давно тебя понял!

— И правильно понял! Салимгерий тоже не из тех, которым трудно найти невесту…

— А ты поосторожней! Ведь ты же знаешь, что Фатима настоящая княжна.

— Знаю, но каждый ищет лучше себя…

— Ты прав, Чомай, каждый ищет лучше себя. Вот и я хочу, чтобы зять мой был лучше меня.

— Чего же, по-твоему, не хватает Салимгерию? Не красив или не статен? А богатство у него какое? Такое не каждому князю дано. Я вот хочу, Бийсолтан, еще фабрику в Москве строить… Умру и все оставлю своему сыну. Кому же еще? — Чомай выжидательно уставился на Бийсолтана.

«Ах, вот ты куда клонишь, старый кабан, — думал Бийсолтан. — Если б ты был так же знатен, как и богат, наверное, захотел бы весь мир прибрать к рукам! Ну, ничего, твое богатство я сделаю кладом для Фатимы, оно будет вот в этих руках!»

И Бийсолтан, многозначительно взглянув на свои руки, ответил:

— Правильно говоришь, Чомай! Где ты думаешь там строить фабрику? Ты уже договорился об этом? — спросил он, хотя хорошо знал, что с фабрикой ничего еще не решено.

— Нет… нет… Еще не договорился. Да и кто же лучше тебя провернет это дело? — ответил Чомай.

— Да, Чомай, мы с тобой давние соседи и друзья. У меня много в Москве знакомых. Но ради одной только дружбы я не могу на это пойти.

— Скажи прямо, Бийсолтан, ты не против, если твоя дочь будет моей невесткой? — Чомай резко повернулся к Бийсолтану и в упор посмотрел на него. — Я человек дела, люблю откровенный разговор. Прежде чем послать сватов, я хочу договориться с тобой…

— Какой калым даешь?

— Ка-а-лы-ым? — рассмеялся Чомай. «Да больше того, что дам, сам не возьмешь!» — подумал он и протянул Бийсолтану руку.