Тяжелая тишина висит над кошем и тяготит душу. Земля покрыта глубоким снегом, ветки огромных сосен от его тяжести клонятся к земле.

Телята с трудом, скрежеща зубами, пережевывают сено. И Сослану кажется, что у него в груди кто-то скребет и ноет.

«Сколько же я еще буду здесь жить? Неужели долго? И какой заработок получу от Добая? — думает Сослан. — Нет, пусть бы лучше учитель каждый день ругал и даже бил меня… только бы не жить здесь! Как хочется учиться…»

Много вопросов тревожило детскую душу Сослана, но кто же мог ответить ему? Он очень любил Чору, однако встретиться с ним, поговорить ему никак не удавалось.

Однажды Сослан увидел Чору сидящим на возу сена. Чора весело пел. Это очень удивило Сослана. Подъехав к навесу, где находились быки, Чора выгрузил часть сена, потом направился к телятам Сослана. Здесь он сбросил все остальное сено и отпустил своих волов.

Сослан почувствовал, что у Чоры какая-то большая радость, и улыбнулся, глядя на его сияющее лицо.

— Срок мой подходит, дружище! Понимаешь, подходит срок. Как только появится первая весенняя травка и скот будут выпускать на пастбище, подойдет мой срок! — сказал Чора, доставая табак из шелкового кисета.

А у Сослана защемило сердце: «Когда же мой-то срок подойдет?!»

— Целых пять лет я проработал здесь, — весело продолжал Чора, — дома был всего четыре раза. Марьям обещала ждать меня, и я знаю, она ждет. Вот этот красивый кисет она подарила… Э-э-э, дружище, да что ты понимаешь!.. Добай должен мне одну корову и пять баранов, — это все я заработал! Корова у меня будет, разведется стадо баранов… Вот если бы запасти для них сена!.. A-а… да пусть даже не будет сена, вот эти руки все могут сделать; буду хоть охапками из леса таскать, а скот свой прокормлю… Вот тогда мы с Марьям заживем! — подмигнул он Сослану, вытащил из кармана красивый носовой платок, разгладил руками, полюбовался, потом опять аккуратно сложил и спрятал его.

В коше все любили Чору. Этот широкоплечий, сильный парень никогда не унывал и легче других переносил каторжную жизнь батрака.

— Чора, а на сколько лет пришел сюда Джансох? — спросил Сослан.

— Э-э-э, милый, Джансох пришел, когда ему было столько же лет, сколько тебе сейчас. Добай каждый год обещал отдать ему заработанное, да так до сих пор ничего не отдал. Даже жениться ему не разрешал. А потому теперь у него нет ни семьи, ни дома. Так и остался навсегда батраком у Добая. Если бы со мной Добай посмел так поступить, я с него содрал бы три шкуры! — говорил Чора, сжимая кулаки.

…Проходил день за днем, и наступили наконец теплые весенние дни.

Однажды Сослан увидел Чору на скотном дворе и сейчас же подошел к нему.

— A-а, здорово! Как дела? — спросил Чора и ласково потрепал Сослана по плечу. Он заметил, что лицо Сослана еще больше осунулось, глаза запали. Продолжая убирать деревянными вилами навоз, Чора стал напевать шутливую детскую песенку:

— А ну, повторяй за мной, — сказал Чора, посмотрев в грустные глаза Сослана.

В это время Сослана окликнул Маулут.

— Красной телки что-то я не вижу, иди поищи! — сердито приказал он.

Сослан испугался грозного окрика, быстро побежал туда, где паслись телята.

Солнце уже клонилось к закату. Быстро надвигались сумерки. Сослан шел, поглядывая по сторонам. Но вот впереди он заметил следы.

«Похоже, что здесь прошла наша красная телка, она, наверное, где-нибудь близко», — подумал Сослан и зашагал быстрее.

Скоро он услышал шуршание в кустах и решил, что телка трется о деревья, она любила это делать. И только протянул руку, чтобы раздвинуть ветви, как чуть не столкнулся с кабаном. А кабан, подняв кверху клык, уставился на мальчика.

Сослан сначала даже не понял, что это за зверь, но сразу же почувствовал опасность и с криком бросился назад. Он бежал без оглядки, но слышал, что кабан гонится за ним. Вдруг откуда-то прогремел выстрел — и послышался дикий рев кабана. Сослан, испугавшись, поскользнулся и упал. Послышалось еще несколько выстрелов, и опять рев кабана…

Сослан поднялся, побежал в том направлении, откуда раздавались выстрелы, и скоро увидел идущего к нему с ружьем через плечо Чору.

— Ну, друг, если ты разгонишься, тебя и на хорошем скакуне не догнать! — улыбаясь, сказал Чора. — Когда я увидел, что ты побежал в лес один, в сумерках, я взял ружье на всякий случай и отправился следом за тобой. И вот появился этот шайтан! Вечером в лес здесь нельзя ходить без ружья, много всякого зверья. Ну, ну, не дрожи, трусишка, теперь он не встанет и не погонится за нами, — говорил Чора, обняв мальчика за плечи.

— А телка-то как же? — спросил, успокаиваясь, Сослан.

— Ничего, пойдем, появится откуда-нибудь, — ответил Чора и, помолчав, с тревогой сказал: — Я все думаю, как же ты будешь тут жить без меня? Джансох долго не протянет, а другим — все равно, им белый свет не мил… А тебе как жить?!

Сослан никогда не задумывался над тем, что может остаться один. Ему казалось, что Чора будет с ним всегда. И теперь на душе у него стало тоскливо, тревожно.

Когда они вернулись в кош, было уже совсем темно. Их встретил старый Джансох со слезами на глазах. Вид у него был измученный, он едва держался на ногах. Узнав о том, что Сослан побежал в лес, Джансох сам долго ходил по лесу, искал его. А когда увидел Сослана живым, заплакал от радости.

…На другое утро по кошу разнеслась весть, что приехал дальний родственник Добая — Зулкарнай. Говорили, что он учился в далеком городе, где живет сам царь, и приехал отдыхать здесь, дышать свежим горным воздухом.

Джамай уже целый месяц лежал, не вставая, — его замучил ревматизм. А Сыйлыхан каждый день, с утра до вечера, стояла с большой деревянной ложкой и мешала в казане щелочную смесь: она варила мыло. Джамай с горечью наблюдал за женой, видел, как она то и дело прикладывает к глазам свой полинявший передник, вытирая слезы.

Вот уже семь месяцев, как Сыйлыхан не знает покоя. Ночью — плачет, встанет — плачет. И днем и ночью плачет…

Приехали из коша Добая пастухи и сказали, что исчез Сослан, младший, любимый ее сын.

Джамай уже потерял всякую надежду хоть немножко успокоить жену. Вместе с дочерью Марджан, в тайне от Сыйлыхан, они взяли у эфенди два талисмана. Один Джамай велел незаметно пришить к ее одежде, а другой развести в воде и дать выпить. Марджан все сделала точно. Но матери не становилось лучше.

«Горе совсем придавило ее. Два сына на тяжелой работе у бая, а самый младший… еще совсем мальчишка… Нет, лучше не думать об этом», — тяжко вздыхает Джамай и надсадно кашляет, думает, что этим заглушит боль сердца.

Марджан, хотя у нее много забот и в своей семье, часто забегает к старикам, чтобы помочь им. Вот и сейчас Сыйлыхан просит дочь постирать белье с мылом, которое приготовила, говорит, что ей непременно надо забежать к Науга. Дочь согласно кивает головой, и Сыйлыхан быстро уходит.

Отец и дочь знают, что мать ходит к Науга гадать о судьбе Сослана.

— Отец, я боюсь, что мать в конце концов от горя сойдет с ума, — вздыхая, говорит Марджан и берется за белье.

— У меня тоже не выходит из головы дума об этом. Хоть одного бы из сыновей дождалась!

Очень скоро, вся в снегу, возвращается Сыйлыхан. Не снимая шубы и ни на кого не глядя, протягивает озябшие руки к очагу.

— К тому, кто нас проклял, пусть придет такое же горе, как наше. Сколько ни гадала Науга, ничего хорошего нет… Раньше она как-то успокаивала меня, а теперь, как ни пойду к ней… Пусть враг мой слушает её слова, — задыхаясь от слез, говорит Сыйлыхан.

«Что делать? Где найти средство, чтобы успокоить ее», — думают отец и дочь. Но они и сами уже потеряли всякую надежду на возвращение Сослана.

Когда из коша пришло известие, что Сослан пропал, отец, братья, соседи бросились искать его в лесу, в близких и далеких селениях. В душе Сыйлыхан еще жила тогда надежда, что найдется ее любимый сын. «Что он видел в жизни, что перетерпел, жив ли?» — неотступно думала она. Тогда эта надежда да еще жалость к тем, которые остались с ней, удерживали ее от отчаяния, от того, чтобы броситься в волны реки. «Там всегда, — думала она, — есть место для таких несчастных, как я…»