— Не спеши, — приказала Джейн. — Отдышись как следует.

— Есть, сэр!

Винтер невольно улыбнулась этой попытке изобразить «военную косточку». Уж не читала ли эта девушка те же самые книги, которые глотала и Винтер перед побегом из «Тюрьмы миссис Уилмор»?

Наконец юная посланница перевела дух и выпрямилась.

— Там, на улице, пришли какие–то люди! — выпалила она. — Их много… сотни!

Винтер присвистнула.

— А ведь, казалось бы, в Доках не осталось ни души.

— Они не из Доков, — сказала девушка, — и не наши. По виду чистая, благородная публика, хоть и не все разодеты в пух и прах. Виера думает, они из Университета. Они пришли через мост Святого Хастофа.

— А что им здесь нужно, сказали? — осведомилась Джейн.

— Сказали, хотят помочь. И все время толкуют о Дантоне.

Дантон. Винтер знала, что этот краснобай никогда особенно не интересовал Джейн, однако у него было немало поклонников в Доках. И, как видно, на Северном берегу — тоже.

— Что ж, — сказала Джейн, — думаю, помощники нам не помешают. Она покосилась на Винтер. — Может, если мы поставим впереди пару-тройку приличных граждан, жандармы поостерегутся стрелять.

— Прошу прощенья, сэр… то есть, мэм, — перебила девушка, — но там некоторые хотят повидаться с тем, кто у нас главный. И один из них уж такой нарядный, никак не меньше, чем граф.

— Ладно. — Джейн расправила плечи, приосанилась и быстро переглянулась с Винтер. — Не будем заставлять их благородия ждать.

Альфред Педдок сюр Вольмир к решению о походе на Вендр отнесся без особого восторга, но вскоре его настроение резко переменилось. Выяснилось, что молодой аристократ, прежде чем отказаться от мысли об армейской карьере, проучился пару лет в военной академии и обзавелся обширным запасом стратегических знаний, дающих ему очевидное право возглавить то, что он упорно называл «нашей операцией». Он даже ухитрился добыть где–то шпагу и на ходу грозно размахивал ею, словно прорубаясь сквозь незримый вражеский строй.

Педдок собрал вокруг себя группу единомышленников — одни, как и он, претендовали на практическое знание военного искусства, другие прочли уйму книг по теории войны или же просто увлеклись возможностью побыть стратегами. Вся эта компания почти сразу ударилась в жаркие споры о том, как надлежит действовать дальше, но, по счастью, не столько они вели толпу, покинувшую Дно, сколько сама толпа неудержимо несла их с собой, как пузырьки воздуха на поверхности бурного ручья. В конце концов, всем и каждому здесь было хорошо известно, куда именно они направляются, а после того как остался позади последний ряд домов, тянувшихся вдоль Мостовой улицы, скошенные башни Вендра стали видны как на ладони.

Мауриск и Дюморр шагали неподалеку, погруженные в дискуссию о том, является ли республика большим благом для народа, нежели монархия, и какими именно допущениями касательно человеческой природы это можно обосновать. Расинии досталось общество Фаро (с той самой минуты, когда они встретились у входа в «Золотой соверен», он следовал за ней тенью) и женщины по имени Кит, вместе с Дюморром представлявшей радикалов. Впереди, позади, со всех сторон текла, заполняя дорогу, бесконечная людская река. Во всех домах, что они миновали, двери и окна были наглухо закрыты: их обитатели либо бежали без оглядки, либо, трясясь от страха, затаились внутри. Жандармов нигде видно не было.

— Китомандиклея? — после долго молчания окликнула Расиния.

— Да? — отозвалась Кит. Она обливалась потом, и тушь вокруг ее глаз начала подтекать. Всякий раз, когда Кит вытирала вспотевшее лицо, под ее глазами оставались черные потеки.

— Я только хотела спросить: почему ты выбрала именно это имя? Ты же сама его выбрала, верно?

Кит настороженно глянула на Расинию, явно подозревая, что над ней потешаются.

— Китомандиклея была королевой митрадакитов, — наконец ответила она. — Когда все прочие вожди выступили за то, чтобы покориться ванадитам, Китомандиклея с каждым из вождей сразилась в поединке и убила всех до одного. Затем она повела свой народ — и мужчин, и женщин — против ванадитов. Произошло это примерно за тысячу лет до явления Кариса.

— И что было дальше?

Кит пожала плечами:

Бойня. Один из ванадийских вождей заколол Китомандиклею, а потом ее тело бросили под колесницы и ездили по нему, пока не превратили в кровавое месиво. Всех пленных мужчин ванадиты казнили, женщин и детей обратили в рабство. Знаешь, мы, ворданаи, отдаленные потомки митрадакитов. Говорят, если у кого–то голубые глаза, значит, в его жилах течет частица митрадакийской крови.

— Да… поразительное имя. Тебе когда–нибудь приходило в голову, что вожди, которые хотели покориться ванадитам, были правы?

Кит снова пожала плечами, и в глазах ее на мгновение мелькнула неловкость.

— Это же просто предание. Может, Китомандиклеи никогда и не было на свете.

— А как тебя зовут на самом деле?

Глаза Кит вспыхнули.

— Именно так меня и зовут!

Извини. Я просто спросила.

Расиния поглядела вперед. Первые ряды шествия, возглавляемые Педдоком, как раз переходили мост, который вел на Остров.

— Меня назвали, разумеется, в честь принцессы. Такая скука. Всегда жалела, что ношу такое заурядное имя.

— Первая Расиния, — сказала Кит, — была удивительной женщиной. Старшая сестра последнего языческого короля Вордана. Говорят, она умела исцелять хворых и с помощью чар отличать правду от лжи. Брат сделал ее верховным судьей страны.

— Что с ней стало?

Кит вздохнула.

После Обращения священники Черных объявили ее колдуньей и казнили. Когда Фарус Четвертый изгнал из Вордана слуг Истинной церкви, Орбоаны решили, что Расиния была подлинной героиней, и возродили ее доброе имя. Считается, что династия Орбоан по одной линии происходит от древних языческих королей.

Никогда о таком не слыхала.

В наше время об этом предпочитают помалкивать. — Кит покосилась на Расинию, и лицо ее едва заметно порозовело. — Извини, что болтаю без умолку. Я, видишь ли, изучаю древнюю историю.

— Ты учишься в Университете?

Кит кивнула.

Первый год. И возможно, последний, если отец узнает, во что я ввязалась. Что поделаешь, стоило мне послушать Дантона, и я просто не могла усидеть в библиотеке.

Она плавным жестом обвела толпу:

— Взгляни на них! Все это происходит сейчас. Не теоретический диспут о природе государственной власти, — Кит глянула на Дюморра, — а живые, настоящие события. Сама история творится у нас на глазах.

Она улыбнулась, и на краткий миг за аскетической прической и размазанной тушью стало видно юное, миловидное личико.

Как если бы Китомандиклея вела свою битву прямо под моим окном. Я бы никогда не простила себе, останься дома только из–за страха, что в меня угодит случайная стрела.

Расиния молча смотрела на собеседницу. Что почувствовала бы Кит, узнай она, что Дантон лишь неграмотный простак с разумом ребенка и все его речи до последнего слова составлены парой заговорщиков–любителей в задней комнате «Синей маски»? Или что Расиния намеренно разжигает смуту против того самого правительства, которое ей однажды — и весьма скоро — предстоит возглавить? Или что она, Расиния, формально даже не живой человек, а кощунственное порождение магии демона, созданное альянсом Последнего Герцога и священников Черных. Или…

Одна ложь наслаивалась на другую, и толща лжи все росла, темными водами подымаясь вокруг Расинии, густая, мутная, омерзительно липкая. Скоро, очень скоро эти воды поднимутся так высоко, что сомкнутся над ее головой…

«Впрочем, мне ведь на самом деле даже не нужно дышать. Верно?»

— Тебе плохо?

— Мне? — Расиния вдруг поняла, что, забыв обо всем, оцепенело таращится в пустоту. — А, нет! Извини. Просто задумалась.

— Мне жаль, что твой возлюбленный погиб. Не получилось сказать это раньше, но… прими мои соболезнования.