У каждой двери дежурили слуги в ливреях, приветствуя Расинию почтительными поклонами. Она вошла, приказала лакею удалиться и плотно захлопнула за ним дверь.

По крайней мере, неделя ее отсутствия предоставила слугам возможность привести в порядок и освежить королевские покои. Когда отец был еще здоров, Расиния встречалась с ним во внешних покоях, а потому эта комната осталась в ее памяти пропитанной запахами тяжелой болезни и смерти. Тошно–приторная вонь микстур доктора Индергаста и смрад монаршего подкладного судна прочно смешивались с невыносимым ароматом духов, которыми слуги, дабы заглушить зловоние, щедро опрыскивали опочивальню. Теперь здесь пахло крахмалом и свежевыстиранным бельем, а балдахин и покрывала на кровати с четырьмя столбиками были иного цвета, чем помнилось Расинии.

«Черт возьми, бьюсь об заклад, что им пришлось сжечь матрас!»

Со всех стен на нее безмолвно глазели картины. Здесь висел любимый семейный портрет отца: Доминику на нем было двенадцать, а самой Расинии не исполнилось и года. Элизабет, бледная темноволосая женщина, мать, которую она совсем не помнила, стояла рядом с отцом, держа на руках младенца. Соседняя картина изображала ее деда Фаруса VII, а с другой стены взирал хрупкий и болезненный Фарус VI. Огромные, в позолоченных рамах, образы монархов были окружены портретами женщин, чьи имена Расиния не могла вспомнить, — двоюродных бабок и прабабок.

Каково было отцу спать под этими пристальными взглядами? Она покачала головой. «Хорошо, наверное, что я никогда не сплю».

Она подошла к постели и бросилась на покрывала, тотчас глубоко погрузившись в пуховую трясину. Ее платье не предназначалось для того, чтобы в нем валялись на кровати, оно давило, натягивалось, впивалось в тело, однако боль была едва ощутима.

Что же теперь будет? Об этом Расиния раньше не особо задумывалась. При том что все замыслы и труды должны были привести ее именно сюда — потому что это было правильно, потому что именно того хотел бы для нее отец, потому что она не могла допустить, чтобы Орланко победил, — теперь, добившись своего, она попросту не знала, что делать дальше. Если не воспротивиться, Онлей сожрет ее с потрохами, утопит в искусственных ритуалах, в бесконечном спектакле, предназначенном только для того, чтобы придать кажущийся смысл бессмысленному, по сути, существованию. Многие короли Вордана наслаждались такой ролью, всецело предавшись придворной жизни; другие, подобно отцу Расинии, сопротивлялись и посвящали себя делам государства. Она хотела последовать примеру отца, но не знала, с чего начать. Да и позволят ли ей пойти этой дорогой?

«День выдался слишком длинный, вот и все».

Расиния не могла спать, но есть и другие способы дать отдых смятенному разуму. Горячая ванна… книга… и, черт возьми, наконец избавиться от этого треклятого платья! Расиния села, собираясь позвать горничных — самостоятельно ей из этого платья не выбраться… и застыла.

В темном углу опочивальни, вдалеке от жаровен маячила темная фигура. Почувствовав взгляд Расинии, она глубоко поклонилась:

— Ваше величество…

Знакомый голос. Очень знакомый.

— Сот!

Напрочь позабыв о платье и о монаршем величии, Расиния опрометью бросилась к ней. Уже почти у цели она запнулась за волочившуюся по полу оборку и едва не упала, но Сот одной рукой удержала ее на ногах. Расиния обхватила ее и стиснула в объятьях.

— Ваше величество, — пробормотала Сот, — осторожней…

Расиния вздрогнула и отпустила ее. Присмотревшись, она заметила, что другая рука Сот висит на перевязи, и запоздало вспомнила, что, когда они спасались от норелдраев, камеристка была ранена в плечо.

— Прости!

— Ничего страшного, — отозвалась Сот, педантично расправляя рукава и едва заметно морщась. — Рана уже заживает, хотя и медленно.

— Это хорошо, — проговорила Расиния, но тут же неистово тряхнула головой. — Но где ты была? Я думала, тебя убили. Когда ты не вернулась после… после того, что случилось…

— Я сумела заманить агента Конкордата в засаду и прикончить его, — пояснила Сот таким обыденным тоном, словно речь шла о походе в булочную за свежим хлебом. — Потом, правда, я была крайне слаба, и моя рана нуждалась в уходе. Я провела несколько дней в обществе знакомого врача, борясь с лихорадкой.

Ее слегка передернуло:

— Хвала господу, рана оказалась слишком высоко, иначе он мог прибегнуть к ампутации, и я проснулась бы без руки! Когда я оправилась и могла выходить из дома, ты уже угодила в Вендр.

Расиния кивнула.

— Но после того, как Янус освободил меня…

— Я могла бы вернуться, но не вернулась. Простите, ваше величество. Вас окружали миерантаи Вальниха. Я не хотела, чтобы он узнал о моем возвращении.

— Маркус видел тебя во дворце, — возразила Расиния, теряясь в догадках. — Он мог что–то рассказать Янусу.

— Если речь зайдет об этой истории, скажи им, что меня в тот день убил агент Конкордата. Это развяжет мне руки.

— Не говори глупостей! Как же я смогу сказать им, что тебя убили, если ты будешь жить тут, со мной?

— Нет, ваше величество.

— Что?! — Расиния сморгнула непрошено подступившие слезы. — Сот, о чем ты говоришь? Ты нужна мне!

— Да, знаю. И когда–нибудь я смогу быть с тобой, сколько пожелаешь. Но сейчас, думаю, будет лучше, если я останусь в тени.

— Но почему?

— Потому что я не доверяю Янусу бет Вальниху.

Наступила долгая пауза.

— Он и в самом деле спас город от Орланко, — наконец проговорила Расиния. — Не знаю, кому еще это было бы по силам. А потом… если бы он распустил Генеральные штаты и провозгласил себя королем, я уверена, его никто бы не смог остановить.

Расиния тогда почти надеялась, что Янус так и поступит. Конечно, положа руку на сердце, она бы этого не допустила — но тогда, сразу после победы, она точно так же, как все, была бы бессильна ему помешать.

— Он не сделал ничего, что могло бы вызвать подозрение.

— Напротив, — сказала Сот. — Если бы он попытался заполучить власть или богатство, если даже потребовал бы увеличить его владения или поднять титул — это было бы естественно и вполне объяснимо. Но ведь он ничего для себя не попросил, верно?

Расиния покачала головой.

— Ничего. Во всяком случае, пока.

И это подозрительно. Что им движет? Он спас город, Генеральные штаты, тебя — но почему?

— Тебе не приходило в голову, что он просто хочет служить своей стране?

— Если так, я готова перед ним извиниться. — Сот нахмурилась.

— Вальниху известно то, что ведомо очень немногим, — что в нашем мире еще осталась магия, надо только знать, где ее искать. Ему известно, что ты… словом, все известно. И я наводила справки о том, чем он занимался в Хандаре. Мне кажется…

— Что?

— Не могу сказать. Пока еще не могу. Только я не думаю, что Вальних — обычный патриот. Ему что–то нужно. Не богатство, даже не трон, но что–то другое. И я намерена выяснить, что именно.

Они опять надолго замолчали.

— Я понимаю, — сказала Расиния. — И ты права. Было бы славно, если б рядом всегда был тот, кому можно безоговорочно доверять, — но ты права.

— Буду регулярно докладывать о своих делах.

— Да уж постарайся. Мне еще наверняка понадобится твоя помощь — и не только с Янусом бет Вальнихом.

Сот склонила голову.

— Безусловно, ваше величество.

С этими словами она бесшумной тенью скользнула к двери, ведущей в комнату для слуг. Расиния кашлянула и торопливо окликнула:

— Сот!

— Да, ваше величество?

— Я рада, что ты жива.

— И я, ваше величество. — Губы Сот чуть заметно дрогнули в легком подобии улыбки. — И я.

В безмолвных коридорах погруженного в темноту королевского дворца ничем не примечательная тень колыхнулась, пошла рябью, словно чернильная лужа. Из тени выступил Ионково в просторном рабочем облачении из темной кожи. В руке он сжимал длинный нож, незаметности ради покрытый ламповой копотью.