— Он тебя не заставляет? Не шантажирует? — выспрашивала Джейн, пока Винтер боролась со своим смятением.

— Нет, что ты! — Бобби покраснела гуще. — Я сама ему все рассказала. Глупо, конечно, но мы тогда были в море, налетел шторм, и у меня…

— Можешь не продолжать, — остановила ее Винтер. — Мне не нужны подробности.

— А мне нужны! — заявила Джейн.

— Важно одно: ты уверена, что он человек надежный?

Винтер отчаянно хотелось расспросить Бобби про наат и про отметины, которые эта сущность оставила на теле девушки — «и которые Марш, само собой, наверняка видел», — но она не решалась задавать такие вопросы при Джейн, если только Бобби не заговорит об этом первой.

«Черт возьми, Джейн права — у нас слишком много тайн!»

— Да, уверена. И про тебя я ему ничего не сказала.

— Ладно. — Винтер, сдаваясь, тряхнула головой. — Попробуй дать ему понять, что я все знаю. Так нам будет попроще.

— Верно. — Бобби вздохнула — едва слышно, но с явным облегчением. — Господи, я так беспокоилась, что ты скажешь.

— Не мне тебя осуждать, — отозвалась Винтер.

Джейн снова рассмеялась.

— Никак не могу понять, кто ты в этой пьеске — мать или отец? А может, то и другое?

Винтер невольно хихикнула, и это немного разрядило обстановку. Поудобней устроившись на подушке, она сказала:

— Знаешь, Бобби тоже когда–то жила у миссис Уилмор. Думаю, она сбежала оттуда как раз перед тем, как ты вернулась.

— Вернулась?! — воскликнула Бобби. — В жизни бы не подумала, что кто–то может вернуться в «тюрьму» по доброй воле.

— Мне пришлось долго собираться с духом, — призналась Джейн.

— И она вывела оттуда всех девушек! — прибавила Винтер. — Прямо перед носом у старой карги!

Джейн заметно смутилась.

— Что–то в этом роде, — пробормотала она.

— Ух ты! — Бобби воззрилась на нее с обожанием. — Как тебе удалось?

— Да там и рассказывать особо не о чем, — отмахнулась Джейн. — Все самое интересное было потом.

Уютно устроившись на подушке, Винтер слушала, как Джейн повествует о приключениях ее команды после исхода из «тюрьмы» — как они выживали на болотах, как потом обосновались в Доках с Кожанами. Когда она перешла к изрядно приукрашенному описанию подвигов Винтер при штурме Вендра, Бобби уже с восторгом хлопала в ладоши. Затем и сама Винтер внесла лепту в разговор, поведав о боях в Хандаре, и Бобби приправляла ее рассказы душераздирающими подробностями. Никто и не заметил, как совсем стемнело, и теперь сквозь брезентовые стены палатки смутно просвечивали горящие снаружи факелы.

Единственный во всей беседе неловкий момент возник, когда Бобби описывала, что произошло после того, как полк покинул Эш–Катарион. Ее и Фолсома — поскольку Фиц стремился восполнить нехватку младшего офицерского состава — произвели в сержанты, а Графф благодаря многолетнему армейскому опыту, как ни отбивался, стал лейтенантом. Последней в их тесном кружке была Феор, и, когда речь зашла о ней, Бобби замялась.

— Феор была с нами на корабле, — сказала она. — Я даже видела ее мельком, раз или два. Только, мне кажется, Фиц держал ее под стражей. Была там пара кают, куда никого не допускали, а у дверей каждую вахту сменялись часовые, — и в одной из них жила Феор. А потом нас разместили в шлюпках, и больше я ее не встречала.

Увидев лицо Винтер, она ободряюще добавила:

— Только я все равно уверена, что она здесь. Можешь спросить Фица, когда найдешь его.

Винтер кивнула. Она–то прекрасно себе представляла, где именно может быть Феор, а также что хранилось в запретной каюте. Покидая Хандар, Янус не мог оставить бесценные стальные пластины с Тысячей Имен иначе как под охраной Первого колониального. Феор, безусловно, здесь, но вот выпустит ли ее полковник из заточения — бог весть.

«Пускай хотя бы позволит повидаться с ней. Уж в этом он не вправе отказать».

Наконец явился Фолсом, все такой же большой и несловоохотливый, и Винтер вновь пришлось объяснять, кто есть кто. Рослый сержант был явно рад повидать прежнего лейтенанта, но в присутствии Джейн отчего–то держался скованно, а поскольку он не был посвящен в тайны остальных, собеседникам приходилось взвешивать каждое слово. Очень скоро Винтер и Джейн объявили, что им пора, и Бобби пообещала непременно прислать к ним Граффа, как только сумеет его отыскать.

Когда они покидали стоянку седьмой роты, вслед все так же неслись приветственные возгласы, и Винтер, оглянувшись, помахала солдатам. Дальше они отправились молча и, покинув лагерь Первого колониального, миновали наружную цепь часовых и вышли на окутанную темнотой лужайку, которая отделяла дворец от Военного министерства.

— Они так тебя любят, — наконец проговорила Джейн.

Винтер зябко поежилась.

Я не сразу сумела к этому привыкнуть. Дело даже не в моих заслугах, просто мы вместе ходили в бой, и они остались в живых. Я для них… вроде счастливого талисмана.

— Тебя это, кажется, не радует.

Не все вернулись из боя. Винтер прикусила губу. — Они все время об этом забывают. Не могу их винить, но…

Джейн непринужденно взяла ее под локоть, и Винтер напряглась.

— Перестань, — сказала она. — Кто–нибудь увидит.

— — Здесь темно, — возразила Джейн. — И потом, думаешь, ты единственный лейтенант, у кого есть подружка? Взять хотя бы Марша, — со смехом добавила она.

— Марша… — Винтер вздохнула, но не попыталась высвободить руку. — Не понимаю, о чем только думала Бобби.

— О том, что он красавчик, а она одна–одинешенька. Сколько ей лет — шестнадцать, семнадцать?

— Семнадцать, скорее всего.

— Ты наверняка помнишь, каково это, когда в семнадцать лет тебе вскружит голову чье–то симпатичное личико. — Джейн ощупью отыскала ладонь Винтер и крепко ее сжала. — Я‑то помню.

Так он в самом деле красавчик? — спросила та, радуясь, что в темноте не заметно, как она покраснела.

Конечно. По крайней мере, я так считаю, и Бобби, судя по всему, со мной согласна. А впрочем, дело вкуса.

— По–моему, светлыми волосами он немного напоминает митрадакийских богов, какими их рисовали на старинных картинах. Помнишь ту книгу сказок, что мы когда–то отыскали в библиотеке «тюрьмы»? Эти боги вечно оборачивались то вепрем, то лебедем, чтобы соблазнять земных женщин.

— Мне всегда было невдомек, как это им удавалось, — заметила Джейн. — Зато я хорошо помню, что тебя чрезвычайно привлекали гравюры с нимфами и дриадами, на которых не было ни клочка одежды.

Винтер закатила глаза и потянула Джейн за руку.

— Пойдем. Чем болтать, лучше проследить, чтобы твои девчонки никого не убили.

— Моя королева, — проговорил граф Вертю. — Умоляю вас! Нам предоставлена последняя возможность предотвратить кровопролитие. Воспользуемся же ею, пока еще не поздно!

Расиния стояла на низком холме близ тракта, ведущего из Онлея на север. Был погожий день, обычный для августа, хотя прохладный ветерок уже ненавязчиво намекал, что лету осталось длиться недолго. Граф Вертю в «простом» верховом костюме с серебряным и золотым шитьем спешился возле своего коня, рядом с ним безмолвно маячили двое солдат в синих мундирах. Расиния была одна, но позади нее на безопасном расстоянии расположился взвод Первого колониального — на тот случай, если посол Орланко решится на какую–нибудь безрассудную выходку.

— Вы правы, граф, — сказала Расиния, — и вот мое окончательное предложение. Передайте своему хозяину, что, если он прикажет войску вернуться в лагерь, отправит восвояси его высокородных сторонников и безоговорочно сдастся на нашу милость, я даю личное слово, что он не понесет никакого наказания и будет волен провести остаток дней в своих владениях. Вы можете также заверить ваших товарищей, что им незачем опасаться преследования. Суду будут преданы только сотрудники Министерства информации, которые принимали прямое участие в заговоре против Короны.