«Бедные храбрые ублюдки!»

Им предстояло дорого заплатить за безудержную погоню. Едва кирасиры оказались на расстоянии выстрела, батальоны грянули дружным мушкетным залпом, опрокидывая коней и вышибая всадников из седла. Ответная атака на стену штыков стала бы для них самоубийством, но точно так же самоубийственно было осадить лошадей и разворачиваться под огнем мушкетов. Кирасирам оставалось одно — скакать дальше под залпами флангов и арьергарда, растекаться среди каре, как разбивается на струйки ручей, встретив по пути камень. К тому времени, как они выбрались за пределы мушкетного залпа, грозная конница превратилась в разрозненную горстку охваченных паникой людей и животных и ударилась в беспорядочное бегство.

— Редкому капитану кавалерии удается сдержать своих солдат, когда они видят перед собой врага, — сказал Янус. — Надеюсь, ваш капитан Стоукс возьмет на заметку последствия такой удали.

— Сомневаюсь, сэр.

Губы Януса дрогнули в легкой усмешке.

— Я тоже.

Маркус окинул взглядом каре первого батальона. На долю его людей в этом бою не выпало ничего опаснее, чем пальнуть из мушкета по скачущему мимо кирасиру, а потому строй остался в отменном порядке. Пространство внутри каре было заполнено добровольцами одни сидели на траве, другие так и лежали там, где упали без сил, переводя дух после отчаянного бегства. Среди грязно–бурой толпы промелькнуло синее пятно армейского мундира, и Маркус узнал лейтенанта Игернгласса. Это означало, что по крайней мере некоторые из изнуренных людей вокруг него — женщины. Сейчас, конечно, женственного в них осталось мало, тем более что они буквально с ног до головы были измазаны грязью и запекшейся пылью. Кто–то наскоро перевязывал раны, и Маркус ощутил болезненный укол вины.

«Почему я смирился и не настоял на своем?»

— Капитан! — окликнул Янус.

— Прошу прощения, сэр. Что вы сказали?

Я сказал, что мы должны воспользоваться моментом. Возьмите добровольцев и атакуйте противника. Артиллерия вас поддержит.

Добровольцев? — Маркус оглянулся на обессиленную толпу. — Но…

— Пикинеры еще не вступали в бой, — отрезал полковник.

— Может быть, Первый колониальный…

— Капитан! — одернул Янус. — Мне некогда с вами спорить. Либо вы сейчас же начнете атаку, либо я найду, кто сделает это вместо вас.

Есть, сэр! — Маркус вытянулся в струну и отдал честь. — Сию минуту, сэр!

Он метнулся к границе каре, протиснулся между опешившими солдатами и бегом пустился но полю боя к пикинерам. Все это время они так и стояли прямоугольным строем — разве что наставили пики и заулюлюкали, когда мимо них галопом пронеслись вражеские всадники. Маркус помахал шляпой армейскому лейтенанту, который был приставлен командовать этой частью.

Капитан! — Бош — Маркус наконец припомнил имя лейтенанта — четко откозырял. — У вас приказ?

Мы должны атаковать противника. Беглым шагом. — Маркус указал направление вверх по склону, в обход батальонных каре. — Туда. Следуйте за мной.

Вот с этими, сэр? Да они же не способны держать строй! Мы превратимся в толпу!

— Других у нас нет, — отрезал Маркус, успешно подражая безапелляционной манере Януса бет Вальниха. И, повысив голос, выкрикнул: — В атаку! За мной!

Ряды добровольцев взорвались восторженным ревом. Поистине, мелькнула у капитана мысль, ничто так не поднимает моральный дух, как зрелище боя, в котором стреляют не по тебе. Он опять помахал шляпой, выбросил руку в нужном направлении и двинулся вперед.

Пророчество лейтенанта Боша сбылось почти мгновенно. Едва добровольцы тронулись с места, шеренги, над которыми так усердно трудились сержанты, рассыпались без следа, и строй пикинеров из прямоугольника превратился в пузырь. Маркус слышал, как за спиной громыхали, стукаясь друг о друга, древки пик и копий. Время от времени к ним присоединялся возмущенный вопль — кто–то из добровольцев, зацепившись своим громоздким оружием о чужую пику, изо всей силы наступал на ногу соседу, а то и вовсе падал.

— Держать пики вверх! — надрывался Бош, пятясь перед строем и отчаянно размахивая руками. — Не разбредаться!

— Бегом марш! — скомандовал Маркус и сам перешел на бег. Шум неразберихи за спиной усилился, но также он слышал топот множества ног, поднимавшихся на холм. Солдаты Первого колониального проводили капитана приветственным криком, а пушкари уже со всех сторон бежали назад к своим орудиям.

Едва перебравшись через гребень холма, Маркус наткнулся на исполинский вал порохового дыма, который еще только начал развеиваться под слабым ветерком. Сквозь редкие прорехи капитан разглядел вражескую пехоту — она все еще восстанавливала боевое построение, нарушенное последней неудачной попыткой нагнать добровольцев. Его вдруг осенило, почему Янус так спешил начать атаку: пока солдаты герцога не восстановят строй и не перезарядят мушкеты, можно не опасаться убийственно слаженного залпа, что прервал бы наступление пикинеров.

«Но как, черт возьми, он мог знать об этом, находясь по другую сторону холма?..»

Маркус помотал головой. «Когда–нибудь, — подумал он, — рано или поздно, я, быть может, покончу с бестолковыми попытками предугадать очередной ход бет Вальниха». И выхватил саблю, потому что позади него перевалили через травянистую вершину холма первые ряды толпы пикинеров. Справа и слева вновь раскатисто заговорили пушки — это вступили в бой артиллеристы Януса.

«Если это сработает, мы войдем в историю. — Маркус на миг задумался над подобающей случаю исторической фразой. — А, ладно. Потом придумаю что–нибудь остроумное».

Вперед! — крикнул он, махнув саблей в сторону противника. — Достанем ублюдков!

С этими словами Маркус пустился бегом. Добровольцы снова восторженно взревели и последовали за ним. Они были на полпути к позициям герцогской пехоты, когда кто–то из солдат, уже зарядивших мушкет, разглядел их в редеющем дыму и навстречу затрещали выстрелы.

Пули свистели над головой Маркуса, позади кто–то вскрикивал и валился наземь, но сам он пока был невредим. И не смел остановиться, опасаясь, что кто–нибудь из его же солдат ненароком насадит его на пику.

Он ожидал чудовищного столкновения, рукопашной схватки, штыков и пик, рвущих живую плоть, — но этого так и не случилось. Солдаты в вытянутом, глубиной в три шеренги, строю увидели, как на них неумолимо надвигаются три тысячи пик, и мгновенно оценили свои шансы. Сначала поодиночке, потом десятками, сотнями они бросали строй и со всех ног мчались назад, в долину, заботясь только о том, чтобы убраться подальше от кровожадной орды врага. Офицеры надрывались от крика, но паника оказалась заразной, и вот уже целые роты, обнаружив, что никто больше не прикрывает их с фланга, последовали примеру своих товарищей.

За считаные минуты стена синих мундиров, еще недавно казавшаяся монолитной, разлетелась вдребезги, словно оконное стекло от удачно брошенного камня. Пехотинцы бежали без оглядки, рассыпавшись по всей долине, и добровольцы с воинственными воплями гнались за ними по пятам. Маркус замедлил бег и в конце концов остановился, так и не обагрив кровью обнаженную саблю. Даже если бы захотел, он не смог бы сейчас призвать к порядку свое буйное воинство, но это уже не имело ровным счетом никакого значения. Впереди, на вершине холма по ту сторону долины, метались люди, лихорадочно взвивались на дыбы кони: офицеры и канониры Орланко тоже вспомнили о том, что осторожность — лучшая часть доблести.

Сражение закончилось.

Что дальше?

Самой сложной задачей, что пришлось решать новому правительству, оказалось проведение парада победы. Военные хотели устроить его па традиционном месте — на главной аллее дворца, в то время как Генеральные штаты требовали, чтобы парад прошел на Соборной площади, дабы выразить должное уважение представителям народа. В конце концов королева объявила компромисс: шествие начнется у дворца, затем двинется по Онлейскому тракту до ворот столицы и, войдя в город, завершится на Соборной площади. На тракте, примерно посередине этого маршрута, в спешном порядке возвели парадную трибуну.