Надавила на его плечи, отвергая. И с жадностью приняла, когда он вернулся, обвила руками горячую шею, в нетерпении впилась в мягкие губы, навстречу выгнулась в спине, хотя куда уже ближе, он трется об меня.

Еще, еще, еще немного, и звезды вспыхнут, все разом, так прекрасно это будет, я изнемогаю, жду.

Он оторвался от моих губ и резко отстранился.

— Все мужчины одинаковые козлы, Эмма? — выдохнул шумно, дыханием обжигая кожу.

О чем он спрашивает и почему сейчас, к нему потянулась, пытаясь поймать ускользающее уже удовольствие.

— Я с кем разговариваю, Эмма, — он отжался на руках.

И просто развернулся, просто встал с постели.

Ноги дрожат. Меня всю колотит. Ответить не могу, тупо пялюсь в темноту на него.

И когда он уже двинулся к двери — я окликнула.

— Ты куда?

— Время тебе даю подумать. Чем отличаюсь от твоего бывшего жениха. Только ли статусом.

Сказал он.

И вышел в коридор, оставив меня одну.

Макар

Из комнаты она решилась выйти уже когда я кофе наливал в чашку. Подкралась неслышно, и глаз на затылке у меня нет, но я чую ее.

По запаху.

А она учуяла кофе.

Стоит за спиной и разглядывает меня.

— Тебе сделать, Эмма? — спросил, не поворачиваясь.

Девчонка точно напряглась, что ее застукали. Шумно выдохнула. Обошла меня и остановилась возле стола.

— Мне нужна какая-то одежда, — сказала, уставившись на свежесваренный кофе с шапкой пенки. Потопталась на месте. — Одежда, документы, телефон.

— Не много ли запросов с утра пораньше? — усмехнулся. Достал вторую чашку для нее и нажал кнопку кофемашины.

— Тогда хотя бы одежда, — уперлась она.

Бросил взгляд на ее белую футболку, сквозь которую просвечивают темные соски.

Ну что за малышка.

— Зачем тебе одежда? Ночью ты была настроена на продолжение.

Она покраснела. Отступила туда, где чувствует себя в безопасности от моего взгляда — мне за спину. И уже оттуда заявила:

— Ночью ты застал меня врасплох.

— Ну да, — согласился. — Скажи еще, я все не так понял. И ты меня не хотела.

— Я тебя не хотела, Макар, — послушно повторила она, и я хмыкнул.

С двумя чашками развернулся, протянул одну ей.

— Мы же едем в больницу сегодня. К Максиму, — напомнила Эмма и, поколебавшись, приняла кофе. — Я не могу ехать в этом.

Снова посмотрел на ее футболку.

— Хватит на меня пялиться, — не выдержала она и отвернулась, двинулась к выходу, а я уставился на аппетитные ягодицы, что угадываются под тонкой белой тканью.

— Дам я тебе одежду, — крикнул ей вслед, когда она уже скрылась в коридоре.

Пока пил кофе полистал в телефоне почту — работы выше головы, но к сыну не поехать я не могу. Я бы и силой к нему в больницу эту малолетнюю училку притащил, если бы потребовалось.

Так.

Одеваюсь сразу, как на работу — в костюм. В соседнем шкафу еще осталась какая-то одежда Жанны. Выбираю для Эммы платье какое-то белое, свободное, длинною до щиколоток.

Она у себя в комнате — с радостью схватила предложенный наряд.

Остановился в проеме.

— Выйди, я переоденусь, — в ожидании замерла с платьем в руках.

— При мне, — отрубил.

Голубые глаза сверкнули. Но промолчала — спорить со мной бесполезно, когда у меня такой вид.

Суровый.

Начальственный.

Ни капли интереса на лице — умею скрывать его, если нужно.

Она отвернулась, торопливо, неловко стянула с себя футболку. Залюбовался ее спиной — я уже видел эти изгибы на фуршете, когда крошка вырядилась так, что глаза полезли на лоб. И снова белье на ней дорогое — трусики белые, кружевные, бедра узкие, как я люблю.

От нее же не оторваться. Шагнул в комнату, приблизился так быстро, что она даже обернуться не успела. Вырвал платье.

— Что ты делаешь, — она развернулась, ладошки прикрывают высокую грудь. — Макар, отдай.

— Руки убери, — приказал.

— Нет, — она закусила губу.

— Хватит притворяться, Эмма. Ночью я всё понял.

— Хватит тыкать мне ночью, — она не выдержала, отняла от груди одну руку и дернула платье на себя.

Сосок темный, напряженный, так и просится в рот — в глазах потемнело от желания, и я сдерживаться не стал — рывком притянул ее к себе за талию и наклонился, языком коснулся нежной кожи, покрытой мурашками.

Платье упало, она вцепилась пальцами мне в плечи, отталкивая. И вздрогнула, словно обожглась, когда я коснулся языком набухшего соска.

Во рту до сих пор сладковатый привкус кофе. Или это она такая — сахарная. Обхватил губами, надавил языком, она попыталась вырваться, но доказательство я услышал снова — ее тихий всхлип.

— Говорил же, Эмма, — оторвался от нее. — Врешь ты плохо.

Вышел из комнаты, прикрыл дверь — мне нельзя отвлекаться сейчас.

Пока собирал в дипломат рабочие документы она переоделась. Пришла ко мне в прихожую и босыми ногами прошлепала к двери.

Оглядел с ног до головы это явление — на такой фигуре все сидит идеально, а я еще и знаю. Что это платье легко снимается.

— Туфли, — вынудил себя отвлечься и открыл шкаф.

Она посмотрела на несколько пар обуви, что стоят внизу в ряд и сморщилась.

Конечно, капризная девочка, еще помнит ту жизнь, которой жила, привычки у нее и не сменились, теперь она будет хоть в драных калошах ходить — зато в своих.

— По дороге купим, — сдался.

— И одежду тоже, — воспользовалась она случаем и обнаглела. Вскинул удивленный взгляд. Она тут же пояснила. — У меня ведь есть свои деньги. Которые ты отобрал вместе с телефоном. От тебя мне ничего не надо. Я согласилась в больницу поехать только ради Максима. Потому, что он мой студент, и я несу за него…

— Да ересь ты несешь, — перебил, открывая дверь.

Какая из нее училка. О профессиональных качествах судить не буду — не в курсе. Зато у меня есть глаза. И у студентов ее тоже.

Как в их головы вбивать психологию, если все мысли о том, чтобы эту горячую штучку разложить на столе у доски, и побыстрее.

В магазин ее не пустил — оставил в машине. Сам выбрал и новые туфли, и летний костюм — я не женщина и ориентация у меня традиционная, но вкус все же есть.

Переодеваться при мне она опять отказалась, только обулась, а пакет с костюмом прижала к груди, как маленькая, ехала в обнимку с подарком, словно я отобрать могу.

Еще утро, но уже ясно, что будет жара — солнце заливает улицы, и ветра совсем нет, день будет длинным, напряженным.

Небо синее, а я мрачный.

Сын влюбился, но и я, может, тоже, если бы время назад вернуть было можно — дал бы денег и пусть бы Макс дарил ей машину, а я бы просто не лез, нахрена, вообще, сунулся со своими проверками.

Допроверялся.

По коридору идем к палате.

И сейчас уже я не полезу — это решение сложнее дается даже, чем все мои заморочки на работе.

Я ему шанс должен дать. Если Максим так влюблен — пусть берет.

Останавливаемся у палаты.

И не успеваю открыть дверь. Как она открывается сама.

И к нам в коридор выходит мой бывший лучший друг. А теперь первый человек в списке тех, кого я бы голыми руками убил.

Артур.

Эмма

Ни разу не видела, чтобы человек от одного только взгляда на другого человека пришел в такое бешенство.

Его широкая и твердая линия челюсти просто в камень превратилась, темные глаза стали словно стеклянные, неживые. На лице желваки заиграли и показалось, что сейчас его классический костюм Армани по швам разойдется, такая Шварца распирает злость.

— Какого черта ты делаешь у моего сына? — голос низкий, будто простуженный, но слышно, как в нем закипает ярость.

— Проведать пришел. Подчиненного, — прилетел в лицо Макару спокойный ответ.

Посмотрела на Артура и невольно отступила.

Этот небритый бугай и раньше на бандита смахивал, а сейчас и тем более — светлые глаза пронзительные, внушают опасность, словно он не в больнице, а на перестрелку прикатил, за спиной прячет базуку, и мы сейчас все тут ляжем.