– У тебя хорошее настроение, дядя. На Пинионе все прошло хорошо?.. Чем бы ты там не занимался...

– Не лучше обычного, – усмехнулся Авель. – Нет... не в этом дело. Скорее я просто соскучился.

– Ты и двух недель не отсутствовал...

– Тогда считай, что я соскучился заранее. Мы не встретимся по меньшей мере до окончания твоего первого курса... О, Эйнар, что с твоим самоконтролем сегодня? Ты смотришь откровенно скептически.

– Ты ведешь себя так, что я начинаю тревожится... И вспоминаю все свои грехи, и откровенен перед тобой как никогда. Дядя, надеюсь, ты не собираешься меня убить? Я знаю, что... несколько переборщил... и кое в чем ошибся, но... Владычица меня все еще любит, а тебе это только и нужно, иначе с планами о завоевании мира придется распрощаться...

Эйнар впервые в открытую иронизировал над собой, над дядей, над его проклятыми планами... Это было ничуть не менее безопасно, чем ходить с завязанными глазами по краю пропасти. Раньше он все время думал, что подобный тон разозлит дядю, но это его лишь позабавило. Авель незло рассмеялся.

– Ну надо же, а ты напоследок решил... оторваться по полной, как говорится. Расскажешь сам во всех подробностях, что ты там натворил...

– И лишить тебя возможности самому во всем разобраться?

– Вот по этому я и буду скучать. Кто еще станет доставлять мне столько проблем, интриговать против меня, на жизнь покушаться?..

Эйнар подумал, что дядя зря беспокоится. Ранетрелы, потеряв все, на все будут готовы, чтобы отомстить. Гайнер не сможет удержаться от покушения на жизнь Авеля лор Телламона.

Может даже убьет – самый простой, самый невероятный и неинтересный вариант.

– Тебе хорошо, Эйнар, мой безобидный недалекий мальчик, но с моей репутацией в какой-то миг становится совсем скучно, – продолжил дядя, с наслаждением подставляя лицо под теплые солнечные лучи. – Меня ненавидят, уважают и даже бояться косо посмотреть... А ведь когда-то я сам мечтал об этом.

Надо же, какие откровения. Тревожащие откровения

– О ненависти?

– Этого всегда хватало. Об уважении и страхе перед этим проклятым именем... вместо насмешек, что преследовали меня в юности из-за глупой фантазии матушки.

Авель. Да, имя проклятое, имя ужасающе провокационное и просто неприличное. Совершенно нетрадиционное. Бабушка Эйнара начиталась каких-то странных земных книг и назвала своего ребенка не так, как следует приличной лоре. Возможно в этом крылся какой-то лишь ей ведомый символизм и несомненная тяга к эпатажу, но единственное, чего она добилась от консервативной знати – снисходительной брезгливости: ведь, что это за имя, в котором для нортейлца нет никакого смысла? И с именем следующего сына она поступила мудрее, назвала его правильно  –  Лайнором, “добрым мужем”. Наверняка за одно это Авель ненавидел младшего брата.

– Этого ты достиг.

– Верно...  – дядя задумчиво кивнул. – Надеюсь тебе, Эйнар, никогда не придется сожалеть о том, чего достиг ты.

Запоздалое пожелание.

– Ранетрелы...

– Разве они сейчас так важны?  – перебил дядя. – Лучше скажи, как давно ты навещал своих любимых собак?

Очень давно. Вечность назад. В тот день, когда Гайнер напал, и Черный с остальными спас Эйнара от смерти. С тех пор, вернув собак домой, он обходил псарню стороной. Глупо, наверное, но Эйнар просто... не хотел их видеть, этих глупых, белых собак. Теперь в них не было ничего приятного.

– С каких это пор тебя волнуют наши псы?

– Ты меня волнуешь, Эйнар. И я все думал, когда ты наконец скажешь, что оценил мой подарок, а тут вот оно что... Ты его даже не видел.

Эйнара охватило нехорошее предчувствие. Дядя вел его к псарне, и Эйнар не знал, что и думать. Хорошее думать уж точно не получалось. Пройдя конюшню и выйдя к дорожке, ведущей до старой псарни, Эйнар был почти уверен, что все несчастные псы давно мертвы, и что ожидают там лишь их кости – кости верных, храбрых, ласковых собак, которых он предпочел выкинуть из головы. Потому что – неприятные ассоциации. Эйнару стало тошно от самого себя.

Но все было хорошо. Обещанный подарок должен был стать приятным сюрпризом, знаком дядюшкино расположения.

Отремонтированное недавно здание псарни – запах свежего дерева еще витал в воздухе. Гарт, меняющий подстилку. Здоровый лай обрадованных собак – они выскочили навстречу хозяину – чистые, расчесанные, сытые. Непривычно лощеные, и Эйнар попытался разобраться, что чувствует от этого. Что вообще все это должно значить? К чему метафора?.. Дядя вложил деньги в то, что считал бессмысленным, и Гарта, этого убийцу щенят, заставил работать...

Конечно, дядюшкина дрессировка предполагает не только кнут, но и пряник – только вот для пряника слишком поздно. Если дядя рассчитывал как-то использовать такую милость, чтобы манипулировать Эйнаром, сразу же бы показал. Что толку сейчас, когда через пару часов он покинет этот мир?

Эйнар знал, что Авель сейчас делает, но ничего у него все равно не получится.

– Какой ты хороший, дядя, – Эйнар отстраненно погладил первого попавшегося под руку пса.

– Не обязательно этому так ужасаться и искать подвох, – Авель явно подтрунивал. – Как бы ты сейчас не силился закрыть глаза на существование своих псов, рано или поздно бы вспомнил, пожалел бы, забеспокоился... Так вот, не стоит переживать  – обещаю, что присмотрю, и по возвращению домой тебя будут ждать новый счастливый выводок. Если повезет – белоснежный.

Дядя был прав, как всегда. Эйнар вечно либо избавлялся от того, что не нравилось, либо просто закрывал глаза – выбрасывал прочь из головы. Сначала, может, и обдумывал, сомневался, а потом предпочитал забыть. Так, как со всеми мертвецами, что случайно – Эйнар никогда никого не убивал! – погибали, когда он шел к своей цели. Не только Хакон с сестрой и ее нерожденным ребенком, не только Сайнар лор Манатран, не только Айла, его воробушек-шпион... Это лишь последние из списка – большого списка... Два десятка? Три? Эйнар немало ошибался, учась интриговать – и за его ошибки расплачивались другие. Эйнару нередко удивительно везло – и те, кто мог стать опасен ему, умирали... Дядя-защитник тут не причем – просто удачное стечение обстоятельств.

За годы Эйнар отлично научился не обращать внимания на такие побочные эффекты его веселых интриг – портящие все удовольствие. Он ведь такой миленький мальчик, такой брезгливый, не любящий всякие нечистые дела.

И только когда его руки оказались измазаны в чужой крови буквально, когда он увидел смерть и муки своими глазами, что-то изменилось. Сломалось. От самообмана больше не было никакого толка и проклятое чувство вины, вцепилось в него, как изголодавшийся пес – никак, никакими мыслями и уговорами, не стряхнуть с той же легкостью, как раньше.

...и надежного управителя замком Эйнар так и не подыскал. Если – когда –  дядя умрет, некому будет приказывать заботится о собаках. И не только о собаках...

– Лергенов ты ведь не тронешь? Как бы не был зол на меня, как бы не хотел напугать, наказать, проучить...

Авель внимательно, словно пытаясь мыли прочесть, вгляделся в Эйнара. Понял все правильно.

– Толстяк все же проболтался. Что ж... Я, на самом деле, и не рассчитывал, что он столько протянет. Лерген слишком к тебе привязался и пусть и благоразумно ставил на первое место семью, так вечно переживал из-за своей лжи любимому ученику. Совершенно напрасно переживал –  все, что он делал, было лишь тебе во благо.

– Да неужели?

– Разве ты хочешь что-то изменить? Разве ты не благодарен за то, что он дал тебе, пусть и по моему приказу? Открыл тайны артефакторики – единсвенную магию в которой ты так безупречно хорош. Подарил иллюзию любящей семьи, друзей... Игру в бунт против меня и моих правил.

–  И все под твоим чутким контролем...

Но Эйнар никогда не раскрывал перед Лергеном все свои планы – особенно те, что касались дяди. Думал, что не хотел подставлять его семью, но, видимо, это было чутье. Инстинкт самосохранения сработал.