– Ой, какой миленький, – она сразу же обратила внимания на Эйнара, улыбнулась кокетливо, и он задумался, стоит такому комплименту радоваться или, наоборот, начинать волноваться.

Мужчина же на Эйнара и внимания не обратил.

– Он меня достал. Сдаюсь, – с каменным лицом отчитался он перед Серым Вороном.  – Если я его еще что спрошу и услышу вместо ответа очередную дебильную песенку – прирежу. Дырку размером с тыкву в брюхе сделаю. Молотом башку разобью. Оторву его член и ему в рот запихну.

– Последнее вообще-то не смертельно... но грубо по отношению к стоящей рядом с тобой даме, – ехидно заметила коротышка.

– Твою мать, Хосс, отрывай что хочешь, но мне нужно чтобы он сдал крысу! – разъярился Серый Ворон.

– При всем уважении... иди сам и пытай. Я тебе не палач, моя работа – тихие-мирные убийства, чтобы один надежный удар – и готово.

– Вол его сменил, – миролюбиво вклинились девушка. – Может выбьет...

– Ну, конечно, – фыркнул Хосс. – Скорее добьет.

– Заткнитесь, – Серый Ворон устало помассировал виски, и Эйнар с сожалением подумал, что сейчас вслух сравнивать его с изнеженной барышней, неподходящий момент.

Сейчас неподходящий момент в принципе – воронам не до Эйнаровых игр.

Судя по всему, нашли одного стукача, или как их там называют... нашли одного, но знают, что есть еще один. Эйнару не хотелось думать, что там за стеной кого-то жестоко пытают – это отвратительно и чисто с эстетической точки зрения, и заставляет вспоминать ту проклятую ночь, когда наемники Гайнера избивали его. Боль неприятна сама по себе, боль, что обращается непоправимыми последствиями – тем более. Но больше всего Эйнара пугало то чувство беспомощности, когда не шевельнешься, когда полностью находишься в чужой власти и делать с тобой могут что угодно... И это тянется на мучительно долгие часы. Умереть – намного легче.

Эйнару определенно не хотелось думать, что там за стеной. Эйнару хотелось поскорее закончить с делами и убраться отсюда прочь. С другой стороны – раз он связался с орнским безумцем, то ему нужно научиться контролировать эту постыдную слабость, научиться быть беспристрастным к подобному зверству – иначе Фрино рано или поздно что-то почует, как хищник чует жертву, а портить сложившееся о себе впечатление Эйнару не хотелось.

Эйнар с невыразимым удовлетворением подумал, что он совершеннейший дурак.

– Какие у вас проблемы, смотрю, – с едва заметным неудовольствием сказал он, привлекая всеобщее внимание. – О хваленых Воронах я был другого мнения.

Рикки посмотрел на него, как на самоубийцу.

– Очень миленький, – просияла девица.

– Вот как…. ну-ка пошли с нами, белобрыска, – тоном, не подразумевающим отказа, позвал Серый Ворон. Добавил с издевкой: – Посмотришь своими глазами на наши проблемы. И на то, как у нас принято их решать.

Он повернулся к сыну,  переминающемуся с ноги на ногу:

– А ты, придурок – брысь отсюда, чтобы я тебя сегодня больше не видел.

Рикки чуть ли не вылетел из комнаты, через вторую дверь. Остальных же Серый Ворон позвал за собой.

Эйнар пошел молча, строя из себя человека привычного. Не за стену, не в соседнюю комнату, а в темный коридор, и по каменной лестнице вниз – словно в затхлый склеп спустился. Влажный, кислый запах крови, пота и мочи ударил в нос, и Эйнару с трудом удалось удержаться и не потянуться за платком.

Он действительно только посмотрит – его самого трогать никто не будет, а дешевый трюк с психологическим запугиванием с ним не пройдет.

У жертвы были завязаны глаза. И кляп в во рту. Голова с грязными, мокрыми волосами соломенного цвета, безвольно повисла. Перед железным стулом, к которому был прикован невезучий доносчик, стоял чан с дымящейся шиарой – изрядно уже надоевшей Эйнару за эту ночь.

– И как он должен говорить? – негромко поинтересовался Эйнар. – По-моему он вообще помер...

– Если бы он еще говорил, что надо, – буркнул Хосс.

Но Эйнар не слушал. Эйнар старался отрешиться от тошнотворного запаха. От вида гематом по всему телу и глубоких порезов с запекшейся кровью, исчерчивших грудь и спину. От вида раздробленных костей в пальцах ног и рук – белые осколки пробивались синюшнюю разбухшую плоть. От этой отвратительной, дикой жесткости.

Эйнару отчаянно хотелось отвернуться, но он не мог отвести взгляда. Подумал о Фрино, с которым подобное вытворяет собственный отец. Подумал, что с магией куда больший простор для фантазии – можно не бояться окончательно испортить игрушку.

Подумал, что его дядя – милейший человек.

На Эйнара смотрели с насмешкой – кажется, полностью отрешиться не удавалось, и это было заметно.

– Ты там не перестарался, Вол? Правда, что ли помер? – нахмурившись спросил Серый Ворон у мелкого щуплого мужчины, который курил сигарету, прислонившись к столу с окровавленными инструментами. Волом его явно прозвали в насмешку.

– Да он живучей блохи, – сплюнул он. – Вырубил его, а то достал со своими прокацыями.

– Чем? – не понял Эйнар. Эйнару просто необходимо было что-то говорить.

– Провокациями, миленький мой, – поправила девушка с очаровательной улыбкой. Ее без всякого притворства ничто не смущало... или же – Эйнар отстраненно обратил внимание на ее сжатые кулаки – притворялась она очень хорошо. Как профессиональная актриса.

– Давай, – бросил Серый Ворон Волу, – продолжай. Уши с нюхалом отрежь. Раз крысятничал – напомни, что любимая семья без кормителя останется... Добудь мне это долбанное имя, иначе…

– Так у него есть семья? – поразился Эйнар, перебивая – интерес был сильнее неприятия… Или же это была попытка отсрочить неизбежное зрелище?

– Ты больной, что ли? – не менее поразился Серый Ворон. – Хочешь составить ему компанию? Потявкивай дальше – и устрою. И клятву Рика ты быстро засчитаешь исполненной.

Так вот чем Ворон решил Эйнара взять. Неплохая идея, но сейчас его волновало нечто иное, сейчас Эйнару нужно было действовать, что-то говорить, выдумывать, иначе упадет позорно в обморок… и все.

– Я просто понять не могу, если у него есть семья, за которую он беспокоится, зачем все эти бессмы... безрезультатные пытки. Может, сначала надо было его любимой женушкой или дитятком... шантажировать.

Эйнар сбился от неожиданно неприязненных взглядов со всех сторон – даже от девицы, называющей его милым. Серый Ворон же подошел и схватит его за грудки, чуть ли не прорычал, обдавая зловонным дыханием.

– Слышь, умник, я всегда знал, что у вас, лоров, какие-то дерьмовые представления о чести, но ты даже меня впечатлил своей гнилью. У нас есть свой кодекс – бабы и дети, особенно гребанные дети, непричем. Никаких убийств, никаких угроз невинным, пока я тут главный.

Эйнар уже и сам понял, что перестарался с прямолинейностью. Но убежденность такого человека в невинности женщин и детей умиляла – будто бы они тоже не могли помогать этому несчастному. Смешно…

– Я же не говорю, что надо их похищать, угрожать жизням... можно же... как-то хитрее поступить, – Эйнар пытался отчаянно придумать как. Зацепился взглядом за златовласую коротышку. – А дети... это кто? Мальчик? Девочка?

Серый Ворон отпустил воротник Эйнара, вызывая вдох облегчения.

– Девочка, – мрачно ответил он. – Двенадцать лет.

– Они похожи? У нее тоже золотистые волосы? – продолжил допытываться Эйнар, думая, что с полом и возрастом ребенка повезло.

– Откуда мне на хрен знать, – вздыбился Ворон, и вместо него ответил Хосс:

– Золотистые... ну, как у Мэри, –  он кивнул на заинтересовавшуюся девушку, – и доброй половины сольерцев  К чему ты клонишь?.. Ты вообще кто такой?

Во время он спохватился, ничего не скажешь. Эйнар едва сдержал фырканье.

– Клиент, – лаконично ответил на последний вопрос Серый Ворон и спросил у Эйнара скептически: – Ты что думаешь, наша старушка Мэри прокатит за подростка?

– Эй, мне всего тридцать два, – возмутилась Мэри.