– У дяди худо с суставами, вы же знаете, – сочувственно вздохнул Эйнар. –  Он писал, что в этом году целебные источники не столь действенны, как прежде… задержится дольше обычного.

– Он у тебя каждый год дольше обычного задерживается, по месяцу в санаториях живет,  – Вайнор фыркнул бы, будь это в рамках приличий. Как и многие он подозревал, что никуда Авель и не ездит, а тайно строит козни дома.

– Неправда! – горячо возразил Эйнар. – Дней десять… ну пятнадцать, не больше…

А в этом году скорее всего и того меньше, ведь оставлять племянника без присмотра в его последние дни на Нортейле – не дело.

Разговор показался Лайре совсем скучным, бесперспективным, и она, в размышлениях мелкими глотками опустошила половину стакана, а потом вдруг явно что-то интересное вспомнила:

– Ах да, Эйнар… ты же в Сольерте был вместе с Сайнаром… Сайнаром лор Манатраном.

– Вместе – это громко сказано,  – осторожно заметил Эйнар. – Мы общались лишь во время плавания, а в городе он сам по себе развлекался… Счастливый еще такой был на обратном пути.

Эйнар понятия не имел, чем на самом развлекался Сайнор, пока копируя его повадки развлекался сам Эйнар, но довольным и усталым этот надоедливый парень действительно был. Скорее всего просто провел весь вечер у шлюх.

– Это пока всего лишь слухи…  я даже говорить не хотела, еще ничего не известно точно…

– Ох, не томи!  – подружки умоляюще воззрились на растягивающую интригу Лайру, и мужчины не сильно от них отставали.  Эйнар внутренне сжался от неприятной догадки.

– Его убили,  – наконец сказала Лайра – просто и лаконично, чтобы эффект был лишь ярче. И только насладившись паузой на стала делиться подробностями. – Он играл в трит со всякими сольерскими дворнягами… и проиграл. Сбежал, наверняка потому и счастливым был – думал, что удалось обмануть этих бандитов с архипелага, вернуться домой живым и здоровым, пусть и без денег. Но… ах, увы, грязные дела не остаются безнаказанными – эти обманутые сольерцы сумели достать несчастного глупца и на Нортейле.  Пока его семья скрывает это, но…

Вновь беседку заполнил щебет, вновь стали вспоминать все неприглядные слухи, на этот раз о роде Манатранов, смаковать их, запивая сладким ликером, закусывая сладкими пирожными… выдумывать новые.

Но Эйнару уже с трудом удавалось имитировать энтузиазм. Убийца ведь наверняка был нанят обманутыми «умельцами»… которые, ушли прежде, чем Эйнар представился настоящим именем, зато запомнили внешность, поведение – и нашли похожего лора, отомстили. Сайнор лор Манатран  – человек глубоко неприятный, но мертв он был лишь из-за того, что Эйнару вздумалось перестраховаться и загримироваться под него.

И Эйнар, рассматривая свои руки, не мог не чувствовать облегчения из-за этого.

Гнедой жеребец – глухая тонна мышц и костей с шорами на глазах – ввинтился в гущу людей, топча безжалостно любого, кто подворачивался под копыта. Неуправляемая буйная толпа испуганно метнулась в стороны, давая младшему Сентро дорогу. Какой-то умник кинул в их сторону зажигательную смесь, но Фрино был к этому готов и отправил бутылку обратно адресату. Раздался взрыв, взметнулось вверх пламя. Фрино искренне помолился Орниму, чтобы эти люди никогда по настоящему не захотели его поймать и убить. Потому что если бы они захотели и действовали организованно – они бы давно это сделали.

На званный вечер, устроенный в честь его поступления в академию, Фрино опоздал. Впрочем, он опаздывал на все мероприятия, которые устраивала орнская аристократия – даже на те, которые организовывал отец. Это было делом принципа. А все из-за одного не в меру умного и правильного выскочки, который однажды вздумал отчитать Фрино за опоздание на собственный день рождения. Умника унесли к целителям, а младший Сентро – бывший тогда пьянее самого распоследнего забулдыги – залез на стол и провозгласил, что если он когда-либо придет хоть на одну гулянку вовремя, то поцелует в задницу каждого из присутствующих.

И пока еще ни одна сволочь такого поцелуя не удостоилась.

Однако чтобы не выполнять позорного обещания Фрино каждый раз рисковал своей шкурой.

Казалось бы – что может быть проще явиться с опозданием на “дружескую вечеринку” знати? Как бы не так.

На Орне имелся список ста главных лиц, но лишь первая десятка имела право устраивать какие-либо собрания или вечеринки, оплачивая при этом все расходы и приглашая всю верхнюю сотню. Это значило, что как минимум двенадцать раз в год проводились сходки знати – десять из них были днями рождениями, две остальных – на самые важные праздники. Не прийти на такое мероприятие считалось невообразимым хамством даже для второго или первого человека в стране. Но имелся один интересный нюанс. Проводились вечеринки внутри Судьи.

Огромная статуя двухголового пса – единственная в Орне статуя собаки не посвященная Орниму – занимала собой большую часть главной городской площади. Не было места надежнее, чем его неприступное брюхо. Вход в статую располагался прямо на груди пса, между вытянутыми вперед лапами. Причем, вход этот был не простой – только маг мог пройти сквозь него, только аристократ из первой сотни. Конечно, знать Орны протаскивала вместе с собой свой эскорт и жен, не всегда являющихся магами, но им выдавали особые артефакты-пропуска.

Причина, по которой аристократия не проводила вечеринки в собственных резиденция была проста – слишком опасно.

Единственной надеждой на революцию для простолюдинов являлось либо убийство всей первой сотни разом, либо разрушение Судьи. И аристократы каждый раз, будто насмехаясь, предоставляли им такую возможность. Наивную возможность, которая только еще больше повергала простых людей в отчаяние. Пока еще никому не удавалось даже царапину оставить на идеальной заколдованной эмали исполинской статуи.

Но несмотря на это люди не теряли надежды.

Каждый раз как аристократия собиралась на очередную вечеринку толпа недовольных, разъяренных простолюдинов окружала Судью и начинался бесполезный, спонтанный штурм. Особо не жадные представители первой сотни даже подкидывали этому восстанию в миниатюре оружие и взрывчатку. Потому каждый, кто опаздывал на званный ужин, сталкивался с огромной проблемой – им приходилось как-то прорываться через бунтовщиков, которые в порыве праведного гнева могли выплеснуть на аристократа-неудачника все свое негодование.

Первые раз пять Фрино думал, что ему конец. Однако разу к десятому то ли восстание привыкло к его вечным опозданиям, то ли он сам присноровился, но доезжать до входа невредимым стало проще.

Потому сегодня, врываясь на крупном военном жеребце в бушующую толпу, Фрино был совершенно уверен в том, что доберется живым. Перед ним сидела, сжавшись от страха, Ино, за ним, вцепившись в спину – Ирма. Всех их укрывали стальные плащи – особая Орнская разработка, которая из-за высокой цены и сложности изготовления редко уходила за пределы острова. На том же Готреде за один такой плащ можно было купить двухэтажный дом и обставить его лучшей мебелью. На вид вроде самая обычная ткань, но на деле лучше всякого земного или пинионского бронежилета отражает пули, и, что немаловажно, магию – тот в кого стреляли даже не чувствовал выстрелов. Попона из того же материала закрывала и лошадь, а Фрино со своими рабынями прикрыли лица капюшонами, чтобы никто в них не выстрелил.

В ночной темноте – солнце село уже час назад – было сложно разобрать, что происходит. Люди с факелами палили из ружей в статую, пытались пронять ее взрывчаткой, кто-то рубил лапы всем, чем только мог. Самую большую опастность предсвлало собой пространство перед самим Судьей – абсолютно свободное от бунтовщиков. Туда были направлены все выстрелы и взрывы.

Плащ затрещал, отражая пули, когда они подъехали достаточно близко. Лошадь сумасшедше заржала, прибавила ходу и на бешеной скорости прошла сквозь стену, выбежав в зал для собраний.