– Так что, за чистый день, господин? – беззаботно усевшись в кресло напротив, поднял фужер Ирон.

– За чистый день, – поднял свой фужер с совершенно пустой улыбкой Фрино.

– Жаль, аристократы не участвуют в грязной ночи, – отпив вина, тут же заговорил Ирон. – Это довольно весело.

Фрино невольно вздрогнул. В ночь после чистого дня просто народ выходил на улицу и кидался шариками с красной краской, подгнившими засоленными помидорами – у кого были на них деньги, или еще чем-то таким. Улицы после этого праздника выглядели кровавым полем боя. В голове у Фрино застряли первые строчки народной, древней песенки: “Снег собою кровь закроет, мы прольем ее опять, будем... “

Будем? Что будем? Дальше он вспомнить никак не мог.

Мысли в голове путались.

– О, что же вы даже не скинули плаща, господин? – забеспокоился Ирон. – И не разулись. Простите, я не додумался вам помочь… сейчас.

Он отставил в сторонку свой фужер и тут же опустился перед Фрино на колени. Стянул сначала один сапог, потом второй. Посмотрел снизу вверх, обеспокоенно заглянул в глаза. Как пес. Собаки так смотрели на своего хозяина. Как пес…

– У вас… – замялся Ирон, – браслет на лодыжке?

– Антимагический, – ответил Фрино.

– Это потому вы все еще нездоровы? – спросил секретарь, не торопясь подниматься.

Для Орны сидеть в ногах у того, кто выше по статусу, было вполне нормальным делом. Но Фрино отчаянно не хотелось, чтобы он там сидел. Это будто подчеркивало, будто выделяло тот факт, что к Ирону он должен было относиться как к провинившемуся псу. Любой аристократ чувствовал бы себя в таком положении нормально. Нормально… нормально…

– Да, я… – пробормотал он, – не могу лечиться магией. И нервы отключить не могу. Немного непривычно, да? Ну, то, что я бессилен.

– Я мог бы попробовать его снять, – предложил Ирон.

– Попробуй, – неловко улыбнулся Фрино. – Но не думай, что это так просто.

Ирон приподнял его ногу, уселся на пол и попытался снять браслет через пятку. У него ожидаемо ничего не вышло – браслет был слишком узким.

– Как же на вас его надели? – озадачился парень. – Магия?

– Да, он растягивается когда надо, – скидывая с плеч свой белый плащ и подминая его под себя сказал Фрино. – И снять его может только другой маг.

– А если разрезать?

– Не получится. Ни спалить, ни срезать, ни порвать.

Заинтересованные глаза, спрятавшиеся за стеклами очков, осмотрели забинтованные руки. На этот раз прятать их Фрино не стал – некуда было.

– Но я могу его снять, – сам не зная почему сказал младший Сентро. – Могу снять и надеть обратно. Хочешь помочь мне его снять Что скажешь?

– Мне… больно на вас смотреть, – опустил глаза Ирон. – Что ваш отец сделал с вами?

– Много чего. Тебе лучше не знать. Спать будешь крепче.

Спать… но Ирон и так будет спать крепко. Зачем беспокоиться, зачем волноваться, если… если?..

– Господин… я… – потупился секретарь. – Вы не могли бы уйти?

– Не мог бы, – мягко отрезал Фрино.

– Мне… очень страшно…

– Не бойся, – слова пустые, пустые и лживые, не его, чужие, будто внутри сидит чудовище и двигает его губами, – я же обещал. Так что, поможешь мне снять браслет, м? Покажу тебе кое-что интересное. Чем не развлечение на праздник?

Ветер донес с улицы чей-то веселый смех и отголосок песни. Той самой. Фрино вслушался, но что дальше так и не услышал. Ирон испуганно спросил:

– Так… что мне нужно сделать?

– Сунь под браслет три пальца, – попросил Фрино, отпив еще вина. – А дальше я все сделаю сам.

Секретарь чувствовал что что-то не так. Чувствовал, нервничал. Он никак не мог решиться, никак не мог понять, врет Фрино или говорит правду. Колебался. Оттягивал момент. Трясся.

– Господин, вы мне нравитесь, – вместо того, чтоб выполнить приказ, вдруг пробормотал он испуганно. – Я… мне грустно, что вы уезжаете. Ваш отец не будет так добр к нам. Я бы хотел служить только вам…

Фрино нахмурился, услышав эту неприятную, в панике выдуманную ложь. Секретарь отпустил его ногу, поднялся с колен, отошел и попятился, пытаясь на него не смотреть. Его глаза нервно метались по комнате. Собака под кроватью зарычала.

– Я ничего не крал, клянусь… – чуть не плача простонал Ирон. – Я честно не хотел, это Амэрс меня надразумил... Я тут же все вернул, на следующий же день. Простите, что скрыл это от вас и не пришел каяться. В следующий раз все будет по другому! Я клянусь! Я никогда больше не возьму ни гора!...

Не слушая его, Фрино сам засунул пальцы под браслет.

Оружия он не взял – не нравились ему ни звуки выстрелов, ни свист меча – он привык полагаться на магию.

– Воровал, значит? – хмыкнул он, глянув на Ирона. – Похоже, отец был в чем-то прав насчет тебя и меня. Но… спасибо.

Он улыбнулся. Страшно улыбнулся, безумно. Ему было жарко, мысли путались будто он выпил, хотя к вину он так и не притронулся. Самое неприятное чувство на свете. Чувство потери контроля над собой.

Как эта паршивая шавка могла так плюнуть ему в душу?

Фрино трясся. Фрино думал, как бы убить эту букашку так, чтобы ей не было больно. Фрино три дня выдумывал как бы спрятать его, отпустить, дать сбежать. А что сделал этот Ирон, этот умный парень, который так ему нравился, с которым он так хотел сблизиться? Что он сделал? Сначала лицемерно принялся лизать Фрино пятки чтобы спасти свою жалкую жизнь, а потом еще и решил сознаться в воровстве?

– С… спасибо? – испуганно запнулся Ирон.

– Да, спасибо. Теперь мне гораздо легче будет тебя убить…

Лицо Ирона изменилось, исказилось гримасой ненависти и страха. Он схватил от стены лопату, которой, видно, чистил снег, намереваясь обрушить ее на Фрино.

Избаловал. И как можно было настолько избаловать пса, что он решил укусить собственного хозяина?

Три забинтованных пальца скользнули под браслет, и Фрино зашипел от боли – слишком узко, обручь давил на обожженные пальцы. Магия на полсекунды отключилась, не понимая, на какой из четырех проходящих через нее магических каналов ставить блок – она плохо соображала, когда в нее попадало больше трех. Этого мгновения хватило Фрино чтобы внушить себе и глупой безделушке, что пальцы под нее сунул другой маг. Браслет растянулся и был снят. Магия – его послушные, верные нити – потянулась к Ирону, скрутили его, опутали, заставляя дергаться и задыхаться.

Секунда. Две. Три...

Мертвое тело вместе с лопатой глухо упало на пол. Собака заскулила, забилась под постель – теперь был виден один только облезлый хвост. Фрино взял фужер со столика, опрокинул его себе в горло. Потом точно так же опустошил и второй. Вино было мерзким. День был мерзким. Жизнь была мерзкой.

Откинувшись на спинку кресла, Фрино закрыл лицо руками и судорожно вздохнул.

Для аристократа на Орне убить простолюдина было все равно что пристукнуть муху или комара – вроде живое, но раскаяния не ощущаешь. Убийство же раба приравнивалось к тому, что высший сломал свою личную вещь – неприятная оплошность, с кем не бывает. Но Фрино был неправильным аристократом. Извращенцем. Потому он пытался не смотреть на мертвое тело.

И пусть отец был прав, пусть его слова звучали логично, пусть они подтвердились, пусть… пусть… пусть…

...главное здесь на полу лежал мертвый человек, который раньше был ему приятен. И это сводило с ума.

Эйнар думал, что торжественная встреча Владычицы с женихом – ритуал глупый и нудный, что нужно всего лишь перетерпеть, удерживая маску благопристойности.... но оказалось, он недооценил свою тщеславность.

Оказалось, что всеобщее внимание, вся эта торжественность, прекрасное представление – приводят его в восторг.

Он был бос, в одной серой рубахе до колен, подпоясанной узким синим поясом. Распущенные волосы и никаких украшений – традиционный вид для любых ритуалов, связанных с Владычицей. От этой мнимой простоты Эйнар сначала чувствовал себя голым, даже смущенным. К тому же весь двор смотрел на него, и все, от лоров до слуг, были в своих богатейших нарядах.