– О... – Эйнар даже чуть растерялся. – А я слышал Серый Ворон любит очень, когда знать перед ним унижается, чтобы заполучить услугу, которую лишь он оказать может...
– Ну это да, – скривился Рикки. – Но только попробуй опять из себя дальше тупую визгливую сучку строить! Я не позволю, чтобы отец думал, что я проиграл такому отбросу! Так что молчи и рот открывай только по делу – я сам все объясню. Сам налажал, сам и отдуваться буду.
С точки зрения Эйнара к отбросам был куда ближе сам Рикки вместе с его отцом. По крайней мере, теперь понятно облегчение парня при осознании факта, что Эйнар вовсе не так ничтожен, как представлялось в начале вечера – гордый, гордый вороненок. Идти у него на поводу Эйнар не собирался, но и спорить не стал – демонстративно замолчал.
Так и молчал, пока Рикки вызывал через амулет недовольного мага, пока объяснял, что к чему и выслушивал длинную нотацию. Эйнар только рассматривал этого Джо – человека столь невзрачного, серо-русого, что и описать невозможно. Он не был особенно сильным магом, до уровня Академии точно не дотягивал, но зато у него был талант, дар. Практически вся магическая энергия концентрировалась на одном редчайшем умении – на перемещении в пространстве. В этой области он был мастер, но в остальном... Эйнар подозревал, что и огонька, чтобы прикурить трубку, Джо зажечь не сможет.
– Подойди, – хмуро позвал маг Эйнара, закончив разбираться с Рикки. Бедный вороненок сейчас был похож скорее на воробушка, чудом ускользнувшего из когтей хищника – взъерошенный и дерганный от раздражения больше прежнего.
Эйнару было интересно, на что похожа телепортация – самая сильная магия, с которой он мог встретиться на Готреде. Он с трудом сдерживал жадное нетерпение, сохранял на лице безразличие, подавая руку.
Но перемещение разочаровало – Эйнар даже толком ничего не почувствовал, но между тем оказался в мрачном подвале, прямо под недовольным взглядом огромного седого мужчины, что напоминал скорее медведя, а не ворона. Он был в рубахе навыпуск – такой, как у простолюдинов: серой, из грубой шерсти и со шнуровкой. Зато брюки на нем были явно иномирские, из странного синего материала. Могучую шею охватывал золотая цепочка с кулоном из темного, почти черного сапфира в форме пера, и эта единственная драгоценность уместнее смотрелась бы на красивой девице... или хотя бы на чуть более утонченном вороненке.
– Это еще что? – рявкнул Серый Ворон съежившемуся Рикки. – Что за нортельскую шлюшку ты мне сюда приволок? Пока ты там развлекаешься, дермоносец мелкий, я вообще-то занимаюсь делом, так что если решил отвлечь меня по какой-то херне...
Судя по настроению мужчины его дела шли не очень успешно. Маг, видимо, подумал о том же и спросил невозмутимо:
– Что, все молчит?
– Упрямый, червь, – процедил Серый Ворон и вновь открыл рот, чтобы высказать еще пару гадостей в лицо сына, который, вопреки обещанию взять разговор на себя, виновато молчал, опустив голову. Но Эйнар собрался духом и выступил вперед с кривой усмешкой, с неприятной самому себе грубостью.
– Твой ненаглядный сынок продул мне в трит полторы тысячи и одну услугу. Я думал подарить его на одну сладкую ночь своему дядюшке... любит он таких, смазливых, страстных да усатеньких. Но прознал, что Рикки ж самого Серого Ворона птенчик, а ты, говорят, что угодно сделать можешь – лишь бы деньги были. Мне как раз кое-что надо, одно ма-а-аленькое похищение... и раз так подфартило, что можно бесплатно договориться - ну, тут просто нельзя было отказаться от такого шанса.
Эйнар наконец заткнулся. Эйнар будто в пропасть шагнул – и страшно, и безумно будоражит одновременно. Вдруг ошибется, вдруг только разозлит, и Серый Ворон его возненавидит. Поможет, чтобы сын исполнил клятву, а потом сразу же глотку перережет, и плевать, что Эйнар благородный лор. А может и плюнет на сына, – откуда Эйнару вообще знать, что у них за отношения? – и сейчас как оскорбиться...
Но, как Эйнар и надеялся, Серый Ворон в первую очередь удивился, а потом, спохватившись набросился с ответными издевательствами.
– Ты глянь-ка, какая забавная ляля, – он подошел к Эйнару навис над ним, как гора. Несло от мужчины страшно, кислым потом и слишком резкими духами, и огромного труда стоило не поморщиться. – Борзая такая... Долго речь готовил, белобрыска? Прослышал, как выбешивают меня нортейльские хреновы лизоблюды, и выделиться решил? Был у меня уже один такой, трепался все, что я плясать от счастья должен, раз сам благороднейший лор ко мне обратился... Как думаешь, что с ним случилось?
Эйнар знал об одном лоре, что однажды нежданно пропал, а потом вернулся – по кускам. Об этом все знали, но обсуждали лишь шепотом – грязная, неприличная история. Такая позорная смерть.
Вот забавно будет, если после всего триумфа Эйнара с обретением магии, с благосклонностью невесты, его ждет тот же финал. Пожалуй, действительно перебарщивать не стоило... и надо бы добавить самоиронии, чтобы сгладить высокомерие.
– Мне на твои пляски смотреть не хочется – мы нортельские лизоблюды к другим танцам привыкли, поизящней... Хотя я люблю, что попроще, в память о матушке из низов.
Так говорить про мать Эйнару было неприятно, но даже если бы вороны вздумали проверить – за ложь бы не приняли: несмотря на благородную фамилию ее семья так обнищала и выродилось, что была немногим богаче каких-нибудь мелких торговцев. Но вновь не то сказано – вина тому усталость, дурман шиары, что так и не выветрился, или же Эйнар просто изначально просчитался, переоценил себя, недооценил его.
Серой Ворон упоминанием матушки совсем не проникся.
– Насрать мне на твою шлюху-мамашу. Ты лор – а вы все одинаковы, и верить вам – себя не уважать... Так что не тужься тут, хочешь чего – расслабься и проси как следует, а не…
– Да пошел ты, – зло перебил Эйнар, едва удерживаясь, чтобы не отступить на шаг – так неудобно и в чем-то унизительно было смотреть снизу вверх. – Знаешь, какое облегчение говорить, что в голову взбредет? Видя ублюдка – говорить, что он ублюдок. Говорить “дерьмо”, наступив в него. И говорить сразу о деле, а не трындеть всякую хрень три часа, вылизывая друг другу задницы – только потому, что так принято.
Эйнар чувствовал – Серый Ворон очень хорошо это знал. Кем бы он не был, до того, как возглавить сначала мелкую шайку бандитов, а потом элитную преступную группировку, но вынужденная вежливая ложь и лесть, когда проклинать хочется, была для него больной темой. Зато вот Эйнару теперь хотелось вымыть рот с мылом, но он продолжил, уловив на лице мужчины задумчивость.
– Забудь, что я долбанный лор. Я человек, которому твой сынок просрал желание. И я хочу нанять вас. Можешь шею мне свернуть или просто выставить – но тогда бедный Рикки подохнет.
– Ну надо же, какой деловой подход, – Серый Ворон хмыкнул, и отступил на шаг, прищурился, рассматривая Эйнара с ног до головы.
Эйнар возликовал: а вот теперь повезло, он сказал наконец правильные слова, чтобы завоевать толику расположения этого варвара. И этого было достаточно, чтобы он хотя бы задумался над тем, чтобы воспринимать Эйнара, как равного.
– Обыграть моего идиота много ума не надо, – заметил Серый Ворон и к вящему удовольствию Эйнара Рикки ожидаемо не сдержался, подал, наконец, возмущенный голос:
– Да он у самого Андрэ выиграл! Ну и “умельцев”, что его окучивали, с носом оставил... Но мне просто не повезло.
– Андрэ? – недоверчиво переспросил Серый ворон, а маг, с любопытством все это время следивший за разговором, восхищенно присвистнул.
– Ну... мне-то повезло, – ухмыльнулся Эйнар. Даже не солгал. Надеялся уже перейти к сути дела, но в комнату вошли двое – жилистый, лысый мужчина неопределенного возраста и девочка... но нет, присмотревшись, Эйнар понял, что она все же уже взрослая девушка – просто очень маленькая и пухлощекая. Само воплощенние невинности, если бы не была девица увешена клинками разного вида, и своими золотистыми кудрями не вызывала ассоциации с Фрино Сентро.
