После этих объяснений мы покинули грот святого Беата и направились в Нойхаус, куда прибыли целыми и невредимыми и где я нанял небольшой экипаж, чей владелец за один франк и пятьдесят сантимов отвез меня в Интерлакен. Там я встретил пассажиров судна, еще не вполне оправившихся от пережитого страха и собиравшихся сесть за стол. Но в их рядах недоставало одного человека: бедняга настолько перепугался, что, высадившись на землю, слег в горячке и не оправился от нее даже спустя пять дней, когда я вернулся из своего похода в горы. XXI ВТОРОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ В ОБЕРЛАНД ДОЛИНА ЛАУТЕРБРУННЕН Рассказывая о своем приезде в Тун, я, насколько мне помнится, уже говорил, хотя и не вдаваясь в подробности, что именно там начинается Оберланд. Теперь скажу несколько слов о значении этого названия и о крае, который его носит. О b e r land означает "Высокая земля". Для Берна это то же, что Дьепп для Парижа: место паломничества буржуа. Здесь в семьях заранее, за год или за два, намечают отправиться к ледникам, как заранее, за год или за два до поездки, обитатели домов на улицах Сен-Дени и Сен-Мартен радуются при мысли о предстоящей поездке на море. Впрочем, слава об этом великолепном крае распространилась далеко за пределы Швейцарии. Англичане из Лондона и французы из Парижа приезжают посмотреть именно Оберланд и только его; после недельного путешествия по этому горному краю они возвращаются на родину, пребывая в убеждении, что видели в Швейцарии все, что заслуживает быть увиденным. Но и в самом деле, этот край если и не самая интересная часть страны, то, по крайней мере, самая яркая. Интерлакен, благодаря своему положению, является местом встречи путешественников, куда они приезжают, чтобы увидеть этот край, и куда они возвращаются, уже посмотрев его. Нередко здесь можно оказаться за одним столом с представителями восьми или десяти различных наций, и поэтому в том ломаном языке, на котором они ведут между собой разговор, даже самый опытный филолог лишь с великим трудом сможет понять хоть несколько слов, так что по прошествии двухнедельного пребывания здесь можно совершенно забыть свой родной язык. Здесь начинают также возникать трудности общения с проводниками: мало кто из них вразумительно говорит по-французски. Тот, кого мне дал в спутники хозяин гостиницы, за пять дней, что мы провели бок о бок, преподал мне настоящий урок местного наречия. Приготовления к переходу заняли все утро.[66] Мы смогли отправиться в Лаутербруннен только в час дня. Нам посоветовали непременно осмотреть в Маттене, небольшой деревушке в четверти часа ходьбы от Интерлакена, расписные витражи, уже в течение трех веков украшающие окна частного дома. Изображение на одном из них показалось мне весьма необычным, и я попросил хозяина дома пояснить его. На витраже был нарисован медведь с дубиной в одной руке и репой в другой; на поясном ремне у него висело еще две репы. Вот с каким преданием связан этот странный образ. В 1250 году император Германии, начавший войну, обратился с призывом к жителям Оберланда, который входил в состав его земель, и повелел им снарядить и отправить в его войско наибольшее число солдат, какое только они смогут выставить. В то время в Изельтвальде, на берегу Бриенцского озера, жили три великана-сила-ча; все свое время они проводили на охоте и одевались в шкуры медведей, которые умирали, удушенные в их объятиях. Жители Оберланда сочли, что они достойно исполнят повеление императора, отправив ему этих трех человек. При виде их император впал в ярость: он рассчитывал на более весомую помощь, а у этих троих даже не было при себе оружия. Три великана попросили императора не беспокоиться из-за их малого числа и пообещали ему, что они втроем сделают столько же, сколько целая армия; что же касается оружия, то они его выберут себе в первом же лесу. И действительно, за час до начала битвы они вошли в лес, стоявший возле поля предстоящего сражения, и срубили себе каждый по буковому дереву, а затем, очистив от ветвей срубленные стволы, изготовили из них дубины, после чего вернулись с ними к войску и встали: один в центре, а два других — на правом и левом флангах. Исход битвы доказал, что они не преувеличивали своей силы: их гигантские палицы производили такое страшное опустошение в рядах врага, что это предрешило победу императорской армии. И тогда благодарный император заявил:
— Просите все, что только пожелаете, и вы получите это. Три великана посоветовались между собой, а затем старший по возрасту повернулся к императору и произнес: — Мы почтительнейше просим ваше величество даровать нам право срывать на полях Бёнигена, находящихся во владениях Империи, три репы всякий раз, когда мы станем прогуливаться по берегам озера и нам захочется пить: одну из них мы унесем в руке, а две другие положим себе за пояс. Его величество милостиво соблаговолил удовлетворить их просьбу. Три великана, весьма довольные, вернулись в Изельтвальд и до конца своих дней пользовались там привилегией есть императорскую репу. В четверти льё от Маттена, справа от дороги, доживают свой век руины замка Уншпуннен, принадлежавший некогда сеньору, который носил такое имя и пользовался большим уважением у членов магистрата Берна. Много раз он пытался уговорить старого Вальтера фон Веденс-виля, независимого владетеля долины Оберхасли, присоединить ее к землям города. А пока сеньор фон Уншпуннен занимался этими хлопотами, молодой Вальтер фон Веденсвиль, увидев его дочь, влюбился в нее без памяти и, в свою очередь, тоже предпринял попытку уговорить отца, но она оказалась столь же безуспешной, как и предыдущие. И тогда разъяренный сеньор фон Уншпуннен запретил влюбленным встречаться, но молодые люди, которых мало волновали дела их отцов, в один прекрасный день исчезли, предоставив старикам распутывать как их личные интересы, так и интересы города Берна. Спустя год старый Вальтер умер. Как-то вечером, когда оставшийся в одиночестве хозяин замка Уншпуннен горько оплакивал потерю единственной дочери, у ворот его замка попросили о гостеприимстве два паломника, пришедшие из Рима, и он приказал впустить их. Паломники подошли к старику, опустились на колени около его ног и, откинув капюшоны на спину, попросили у него отцовского благословения — единственной формальности, которой недоставало им для заключения брака. Старик хотел было отказать им в этой просьбе, но они достали из-за пазухи две бумаги и показали ему: одна была прощением, полученным ими от папы, а вторая — документом о дарении кантону Берн земель долины Оберхасли. Против такой двойной атаки старик устоять не смог; впрочем, беглецы слишком сильно заставили его страдать, чтобы он не смог их простить. Через пол-льё мы перешли по обломкам моста, разрушенного ураганом, который бушевал накануне, через ручей Заксетен и, поднимаясь вверх по течению Лючины, вступили в долину Лаутербруннен. Небольшая долина Ла-утербруннен, вне всякого сомнения, одна из самых восхитительных долин Швейцарии; ни в одном другом месте буйство растительного мира, характерное для предгорий, не бросается в глаза путешественнику больше, чем здесь. Где бы ни появился свободный клочок земли, на него тут же предъявляет свои права какое-нибудь древесное семя, заявляя: "Это земля моя", — и оплодотворяет ее. Стоит голому безжизненному обломку скалы скатиться с вершины горы и остановиться в долине, как ветер тотчас покроет его пылью, которая благодаря прошедшему затем дождю пристанет к поверхности камня. Вскоре он порастет мхом, на эту мягкую подстилку упадет желудь, из него проклюнется маленькое деревце, затем оно раскинет множество цепких корней, которые обовьют причудливые формы камня и будут ползти по нему до тех пор, пока не коснутся земли. И с этого времени валун навсегда превращен в пленника: дуб, который питается теперь соками их общей матери-земли, стал его властелином, и его корни крепко удерживают камень, словно когти орла — булыжник. День ото дня он становится все выше, год от года — все могучее, и вот наступает такой момент, когда лишь Господь в своем гневе способен вырвать из земли подобного гиганта. вернуться Выше уже говорилось, что именно из этого селения путешественники отправляются в горы, и, стало быть, именно здесь необходимо заняться приготовлениями к предстоящему походу, важность которых, впрочем, начинаешь понимать лишь после того, как сам пройдешь весь маршрут пешком; только в пути становится ясно, как сильно малейший просчет или случайная небрежность могут испортить вам удовольствие от похода и угрожать вашей безопасности. И потому я постараюсь рассказать, насколько это будет в моих силах, о том, какие меры предосторожности следует принять начинающим путешественникам. Прямо в гостинице Интерлакена можно купить заплечный мешок, башмаки, дорожный посох и фляжку, поэтому не имеет смысла заранее запасаться предметами, которые потребуются вам лишь тогда, когда вы отправитесь в пеший поход по горам, а прежде доставят вам одни только неудобства в пути. Обычный заплечный мешок достаточно вместителен, и в нем свободно умещается самый полный набор походной одежды, то есть редингот или сюртук, брюки, две пары гетр, два жилета, четыре рубашки, четыре галстука и шесть пар носков. К тому же, в одном из его карманов найдется место для небольшого несессера, а в другом — для подзорной трубы. Брюки, которые вы возьмете с собой, должны быть из толстого сукна, ибо по мере подъема в горы там становится все холоднее, и на вершине горы вы будете чрезвычайно рады сменить ваши легкие брюки, служившие вам в долине, на более теплые. Гетры должны быть из кожи, поскольку их основное назначение — уберечь ваши икры от соприкосновения со скалами, стоящими вдоль дороги, и со стволами деревьев, лежащих поперек нее. Предпочтительнее взять с собой цветные рубашки, а не белые; шейные платки, а не накрахмаленный галстук; шерстяные носки, а не нитяные. Выбор обуви чрезвычайно важен, и я призываю путешественников не относиться к этому легкомысленно: в горах слишком тесные башмаки сбивают ноги в кровь быстрее, чем на равнине, а в слишком свободных нога недостаточно уверенно чувствует себя при ходьбе по крутым тропам, особенно на спусках. Заметим, что парижанину не стоит ужасаться прежде всего при виде толстых подошв и огромных гвоздей, которыми они подбиты. Такие подошвы не дадут ему почувствовать острые камни, по которым ему придется ступать и которые, если он останется в своих тонких сапогах, через час ходьбы безжалостно намнут ему ноги. Огромные гвозди окажутся полезны на обрывистых и скользких дорогах: благодаря им его ноги будут ступать там столь же уверенно, как если бы на нем была обувь с шипами (впрочем, даже самые прочные наши охотничьи башмаки пришли бы в негодность после недельного похода по горам). Посох также заслуживает особого внимания, ибо он одновременно будет служить вам защитой и опорой; внизу он имеет острый железный наконечник, благодаря чему на него можно безбоязненно опираться как во время подъема, так и во время спуска. Иногда другой конец посоха украшают рогом серны, но такое украшение не только неудобно, но и опасно: неудобно оно потому, что постоянно цепляется за ветки деревьев или за одежду, а опасным его считают вследствие того, что завиток рога далеко не всегда способен выдержать вес тела человека, и, если при подъеме вы обопретесь на него всей своей тяжестью, понадеявшись на его кажущуюся прочность, он может обломиться, и вы упадете навзничь. Выбирая посох, следует обратить внимание на его длину: она должна быть не менее шести футов. Тогда, если вам на пути встретится поток шириной в десять — двенадцать футов, вы сможете его преодолеть одним прыжком, который в гимнастике называют прыжком с шестом. Что же касается фляжки, то в отношении нее следует принять две меры предосторожности: сначала хорошенько подуть в нее, дабы удостовериться, что в стекле нет трещин, ибо последствия такого повреждения могут быть самыми плачевными, а затем, после этого испытания, немедленно наполнить ее превосходным киршвассером, который, кстати, можно найти даже в самых бедных хижинах Швейцарии; это одновременно самый вкусный и самый полезный горячительный напиток. Я видел, как молодые и красивые женщины, которые в Париже не смогли бы перенести даже запаха этой настойки, пили ее во время наших походов в горы целыми глотками, да еще такими, что одного подобного глотка хватило бы, чтобы прослыть сторонником самых широких демократических взглядов. Приняв все эти меры предосторожности и облачившись перед выходом из гостиницы в тиковые штаны и блузу из сурового полотна, надев соломенную шляпу, кожаные гетры, подбитые гвоздями башмаки и отдав предпочтение отложному воротнику, вы имеете шанс добраться до конечного пункта вашего маршрута без всяких происшествий. Само собой разумеется, что ваш мешок понесет проводник, а при себе вы оставите посох и фляжку. Позвольте к этому длинному перечню советов добавить еще один; я оставил его напоследок как раз потому, что он весьма важный. Речь пойдет о том, как вести себя с проводниками. Их преданность и честность вошли в поговорку, и в этом отношении они себе не изменят, как бы вы с ними ни обращались, каким бы ни был ваш тон: ваша надменность не помешает им выполнять свои обязанности по отношению к вам, но и только, они всего лишь будут исполнять свой долг. Не ждите тогда тех дружеских бесед, в которых житель наших городов так много узнает о человеке, живущем в горах; не ждите охотничьих историй, которые помогают сократить путь, народных преданий, которые придают ему поэтичность, и множества тех мелких услуг, которые облегчают его для вас! Ну а придя в гостиницу, вы вскоре заметите по счету, выставленному вам хозяином, что здесь придерживаются вполне определенного мнения: тот, кто громко говорит, в состоянии дорого платить. И напротив, если ваш проводник станет вашим другом (не волнуйтесь, он не подумает, что вы опустились до него или что вы возвысили его до себя), то помимо долга он будет испытывать к вам чувство признательности, которое вскоре выразится в безграничном доверии и беззаветной преданности; и вот тогда он расскажет вам все и о себе, и о крае, по которому вы путешествуете; он поделится с вами своими семейными секретами, какими бы личными они ни были; он поведает вам все местные предания, какими бы невероятными они ни казались; и в этих семейных секретах, в этих местных преданиях всегда отыщется, если вы захотите в них вникнуть, какая-нибудь сердечная тайна или загадка природы. И к тому же, мне кажется, вы сами испытаете чувство удовлетворения, сознавая, что, расставшись с одним из тех, чья жизнь принадлежит всем, вы оставите в его памяти более глубокий след, чем оставили или оставят остальные, и что вы можете направить к нему своих друзей, которые назовут ваше имя и будут встречены дружеской улыбкой. (Примеч. автора.) |
