Сын Софьи умел воспользоваться всеми преимуществами, уступленными ему по завещанию отца. Уничтожив народовластие во Пскове, сперва пригороде Новгородском, но после успевшем устроить свой быт по образцу старшего города, Василий уничтожил особный быт в. княжества Рязанского, последней независимой отчины Святославова потомства. Мы видели, что рязанские князья: великий — Иван и удельный — Федор договаривались, чтобы в случае беспотомственной смерти одного из них другой был наследником области покойного; но в. князь московский имел возможность изменять в свою пользу договоры рязанских князей, и Федор, умирая бездетным, отказал свой удел Ивану III^{948}; таким образом, часть самого города Рязани и место — Старая Рязань принадлежали к Москве уже при Иване III, и сын его Василий еще прежде окончательного присоединения в. княжества Рязанского уже назывался рязанским^{949}. Мы видели, как Иван III распоряжался Рязанью во время малолетства в. князя ее Ивана Ивановича; Василий продолжал поведение отца. Когда в. князь рязанский вырос, то увидал себя не больше, как наместником московского князя, причем всякое покушение с его стороны возвратить себе права независимого владетеля неминуемо вело его ко враждебному столкновению с последним, который не любил отказываться от раз приобретенного. Рязанскому князю оставалось на выбор: или добровольно снизойти на степень служебного князя, или отчаянными средствами попытаться возвратить прежнее значение: первое было так унизительно, так тяжко для правнука Олегова, второе так лестно, что он решился на него.

Василию было донесено, что в. князь рязанский вошел в тесные сношения с крымским ханом, для скрепления которых хочет даже жениться на дочери последнего. Василий послал звать рязанского князя в Москву; тот сначала не хотел ехать, предвидя участь, его ожидавшую; но что случилось с князьями нижегородским и тверским, то же самое случилось и с рязанским: приближенный боярин его Семен Крубин предался на сторону Василия и уговорил несчастного Ивана отправиться в Москву, где тот был схвачен и отдан под стражу; мать его заключена в монастырь, Рязанское княжество, за исключением области Пронской, теперь уже все присоединено к Московскому. С рязанцами, которые отличались смелым, непреклонным характером и более, чем жители других княжеств, питали нелюбья к Москве, было поступлено также, как с новгородцами при Иване III и псковичами при Василии: многочисленными толпами переселяли их в другие области. После рязанский князь, пользуясь падением татар, ушел из Москвы в Литву, где и умер безвестно^{950}.

Вслед за Рязанью пала другая знаменитая отчина Святославова рода, княжество Северское. Но в это время здесь уже не было Ольговичей: их уделы держали потомки Ивана Калиты Московского, два Василия: один — внук Ивана Можайского, князь стародубский, другой — внук Шемяки, князь Новгорода Северского.

Потомки московских усобников не могли жить мирно в отечестве котор, в старой русской области. Прежде князья губили друг друга в битвах междоусобных, потом губили друг друга посредством татарского хана; теперь, когда не стало хана, могущественный московский князь, господарь всея Руси, заменил его место для князей с тем различием, что московский в. князь воспользовался сознательно их междоусобиями для достижения великой государственной цели. Князья стародубский и новгород-северский питали друг к другу непримиримую ненависть; не смея затевать усобиц, они посылали доносы к в. князю в Москву; Шемячич, по некоторым известиям^{951}, уже сгубил несколько князей своими наветами; но скоро и сам пал жертвою доноса: заклятый враг его Василий Стародубский, к которому присоединился еще князь пронский, не дремал.

Еще при жизни Ивана III отец стародубского князя Семен обговаривал Шемячича; Василий Стародубский продолжал отцовские обговоры; ненависть его к Шемячичу была так велика, что он говорил: «Одному чему нибудь быть: или уморю князя Василья Ивановича, или сам подпаду гневу государеву»^{952}. Стародубский и пронский князья прислали с доносом в Москву на Шемячича; последний, узнав об этом, отправил в Москву своего посланца умолять в. князя, чтоб позволил ему приехать к себе и оправдаться. Тон записи, по которой должен был говорить в. князю посланец Шемячича, очень для нас любопытен; он показывает, на какую низкую степень сошли владетельные князья перед московскими господарями всея Руси. «И тыб господарь, — пишет Шемячич в. князю, — смиловался ныне пожаловал велел мне своему холопу у себя самому ныне быти, о том бита челом себе, чтоб перед тобою перед господарем стал с теми с очи на очи, что которых ныне брат мой, князь Вас[илий] Семенович, к тебе ко господарю на меня прислал с теми безлепицами. И обыщешь, господарь, в том мою вину, ино в том волен Бог да ты господарь мой, голова моя готова перед Богом да перед тобою; а не обыщешь, господарь, моей вины в том, и тыб, господарь, смиловался пожаловал мене в том, уж ныне от моего брата от кн. Вас. Семен, в тех безлепицах пооборонил, как тебе господарю Бог положит по сердцю, занеже господарь, брат мой наперед сего колко меня обговаривает тебе господарю^{953} теми безлепицами и остужает, а хотячи меня тем у тебя у господаря уморити, чтоб тебе не был слугою». Что были частые искушения со стороны Литвы и что, след., постоянная подозрительность московских князей имела основание и совершенно оправдывается, доказательством служат слова Шемячича: «Да и то тебе господарю ведомож, каковы наперед того ко мне из Литвы присылки о том (т. е. об отъезде) ни бывали, и яз, господарь, отца твоего в. князя да и тебя господаря ни в чом не утаивал».

В. князь согласился на просьбу Шемячича, дал ему правду, или опасную грамоту, для приезда в Москву, где тот и оправдался. В. князь велел сказать ему: «Мы услуги у своего у кн. Василия на тебя речей никоторых не слухали. И мы как наперед того безлепичным речем не потакали, так и ныне тому не потакуем, а тебя есмя слугу своего как наперед того жаловали, так и ныне жалуем и вперед тебя, слугу своего, жаловати хотим своим жалованьем; а опытали есмя, что то речи на тебя безлепичные, и мы им и ныне не верим». Один из доносчиков был выдан обвиненному головою; когда же Шемячич просил выдачи и другого доносчика, человека князя стародубского, то в. князь велел отвечать ему: «Тот человек был в Литве полонен, а слышал те речи в Литве, ино было ему того как нам не сказать? И нам тебе того человека выдати нелзе».

Несмотря на уверения, сделанные Шемяке, что доносов на него от князя стародубского не слухали, в. князь, когда еще отправлял чиновников своих звать Шемячича в Москву, наказал им: «Да ехали бы есте ко князю к Вас. Семеновичу, да говорили бы есте ему от нас речь о береженье, да похвальную бы есте ему речь говорили».

Шемячич был отпущен из Москвы с честию в свое княжество: это было в 1517 году. Но в 1523 году Шемячич был опять позван в Москву и заключен в темницу. Шел слух, что причиною заключения было письмо северского князя к наместнику киевскому, в котором он предлагал подданство польскому королю^{954}. Что заключение не было без причины, доказательством служит прежнее оправдание. Говорят, будто во время заключения северского князя какой-то юродивый ходил по городу с метлою в руках и на вопрос проходящих, зачем он взял метлу, отвечал: «Владения государя не совершенно еще очищены: пришло удобное время вымести последний сор». Удел князя стародубского присоединен был еще прежде к Москве при посредстве Шемячича, который выгнал своего врага из отчины, вероятно обговорив его в измене пред государем московским^{955}. При Василии же присоединен и удел Волоцкий, ибо Федор Борисович умер в 1513 году бездетным^{956}.