Итак, теперь вследствие понятия об отдельной собственности является понятие о праве силы без уважения к старым родовым обычаям. Отсюда уже тотчас же является недоверчивость младших к старшим, ибо они знают, что старший сильнее их, знают притом, что сила богатого собственника заставляет его увеличивать эту собственность на счет слабейших, и потому младшие при первом подозрительном движении старшего вооружаются, заключают союз, чтоб отразить силу силою; так, в 1229 году летописец говорит, что Ярослав Всеволодич усомнился в своем старшем брате Юрии и поспешил соединиться против него с Константиновичами Ростовскими: насилу Юрий успел разуверить родичей насчет своих замыслов{465}. В следующих главах мы увидим только повторение этих явлений.
Глава III
ИСТОРИЯ КНЯЖЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ ОТ ВСТУПЛЕНИЯ НА ВЛАДИМИРСКИЙ СТОЛ ЯРОСЛАВА ВСЕВОЛОДИЧА ДО НАЧАЛА БОРЬБЫ МЕЖДУ СЫНОВЬЯМИ НЕВСКОГО
Во время нашествия монголов на Северо-Восточную Русь в Киеве сидел младший брат в. князя Ярослав Всеволодич. Едва узнал он о гибели Георгия при Сити, как тотчас оставил юг, чтоб принять великое княжение Владимирское: так потомки Долгорукого предпочитали уже опустошенный север еще не тронутому югу! Новый в. князь отдал брату своему Святославу Юрьевскому Суздаль, а другому, Ивану, — Стародуб Северный{466}.
Любопытнее для нас распоряжения, имевшие место между князьями ростовскими, детьми и внуками Константина Всеволодича: в это время оставался в живых Владимир Константинович с племянниками от двух умерших братьев — Василька и Всеволода, но старший стол ростовский видим во владении не дяди Владимира, но сына от первого брата, Бориса Васильковича, а Владимир владеет Угличем{467}.
Так легко принялось на севере старшинство сына от первого брата над дядьми, именно вследствие того, что на севере уделы (здесь это слово имеет свое настоящее значение) неотъемлемы, даются на всю жизнь и в потомство; из Константиновичей: Василько был посажен в Ростове, Всеволод — в Ярославле, Владимир — в Угличе: они так и остаются навсегда и те же самые столы передают детям своим; один только стольный город великокняжеский еще переходит к старшему в роде, но и это скоро прекращается.
Скоро Ярослав по зову Батыя принужден был отправиться в Орду; от Батыя в. князь возвратился с честию, пожалован старшинством{468}; но потом должен был отправиться к самому великому хану на берега Амура. Здесь начались интриги: какие-то люди, желавшие получить земли Ярослава, приобрели благосклонность старой ханши, матери в. хана, и с ее помощию томили несчастного Ярослава. Кто были эти люди? Разумеется, кто-нибудь из князей русских, вероятнее всего Константиновичи Ростовские. Летописцы, умалчивая о князьях, называют одного боярина, Федора Яруновича, который был при этом главным действователем и клеветал хану на в. князя; когда клевета не удалась вполне, то прибег-нули к легчайшему средству освободиться от Ярослава: он был отравлен из рук самой ханши{469}.
По кончине Ярослава Всеволодича, по старому еще обычаю в. князем стал брат его Святослав, который утвердил племянников своих, сыновей Ярослава, на уделах, завещанных им покойным князем, след., здесь уже не имел места ряд старшего с младшими, но приведено в исполнение завещание{470}. Но на другой же 1248 год один из младших сыновей Ярослава{471} Михаил по прозванию Хоробрит, князь московский, отнял у дяди Святослава в. княжение и сам заступил его место.
Это явление чрезвычайной важности, ибо здесь мы видим совершенный произвол, совершенное невнимание ко всякому родовому праву, исключительное преобладание права сильного. Михаил мог бы еще утверждаться на известном представлении о праве племянника от старшего брата над дядьми, если бы сам был старшим сыном Ярослава, но этого условия не было; итак, Михаил Ярославич действовал здесь вполне независимо от всяких родовых отношений, он действовал здесь против дяди, как независимый князь, владетель против другого независимого владетеля{472}.
Михаил погиб в битве с литовцами, в то время как старшие братья его Александр и Андрей были в Орде. Получив известие о делах в Руси и о смерти Михаила, они возвратились в отечество, будучи утверждены ханом — Андрей на столе владимирском, Александр на киевском. Изгнанный дядя Святослав ездил в Орду; неизвестно, требовал ли он у хана возвращения великокняжеского достоинства или нет; известно только то, что не получил его и скоро умер{473}.
Оставался князь, который мог предъявить свои права на в. княжение: именно Владимир Углицкий, сын Константина Ростовского, старшего из детей Всеволода III; но кто мог думать о праве Владимира в то время, когда Михаил Московский не обращал никакого внимания ни на свое бесправие, ни на право дяди: Ярославичи были сильнее углицкого князя, этого было довольно, чтоб заставить позабыть о последнем. Владимир умер в 1249 году{474}.
Но раздел между Ярославичами не был мирен. Татищев говорит, что Александр с Андреем имели в Орде большой спор, кому быть во Владимире, кому в Киеве, и будто хан отдал Киев Александру, а Владимир Андрею, основываясь на завещании покойного в. князя Ярослава.
Что же могло заставить Ярослава завещать старшему Александру Киев, а младшему Андрею Владимир? Быть может, особенная любовь к Андрею, который оставался всегда при нем; быть может также, что Ярослав, желая удержать и Южную Русь в своем роде, отдал Киев Александру как более способному, по своим доблестям, удержать его. Но если подобное завещание существовало в самом деле, то оно исключало необходимо брата Святослава; но летописец говорит прямо, что Святослав утвердил племянников на уделах, как распорядился покойный Ярослав. Впрочем, есть средство согласить оба свидетельства: Ярослав при жизни назначил Александра в Киеве, Андрей оставался на севере; по изгнании Святослава Михаилом и по смерти последнего Андрей, желая получить владимирский стол, настаивал на том, что уже старший брат его получил старший стол — Киев и Русскую землю по распоряжению покойного отца, и тем убедил хана{475}. Но Александр как старший{476} не мог быть доволен таким решением, ибо давно уже Владимир получил первенство над Киевом касательно старшинства, давно уже киевские князья не могли быть без владимирских; теперь особенно, когда вся Южная Русь была опустошена, когда Киев представлял одни развалины, владение им не могло быть лестно. Вот почему Невский имел полное право сердиться на младшего брата, видеть в нем хищника прав своих.
В 1252 году Александр поехал в Орду к новому хану Сартаку жаловаться на брата{477}, хан, давши старшинство Невскому, отправил на Андрея трех полководцев своих; недалеко от Переяславля Андрей встретил татар, был разбит в злой сече, побежал в Новгород, не был там принят и удалился ко врагам Александровым, шведам, которыми вследствие этого был принят с радушием. Кроме сознания прав своих Александр не мог терпеть Андрея на великокняжеском столе и по другим причинам, а именно: из слов летописца видно, что Андрей по совету бояр своих (и, вероятно, жены, дочери Даниила Галицкого) хотел свергнуть татарское иго, что доказывает выступление его навстречу к полкам ханским и злая битва с ними. Но Александр видел всю необдуманность этого намерения, которое могло подвергнуть Русь только новому нашествию и тягчайшему игу{478}. Александр приехал во Владимир. Андрей также возвратился в отечество, примирился с братом и получил в удел Суздаль{479}.