Он был зол, но в глазах отражались все демоны бездны. Невозможно. Ему нравится это?

— Сдался ты мне. — Я отодвинулась, вжавшись спиной в клетку. Далеко ушла, где-то на два пальца, может, на три.

— Второй раз уже, между прочим. — Он отпустил меня, и я задвигала ягодицами активнее, подальше, так далеко, как только могу. Забившись в угол, ненадолго остановилась. Стратегическое отступление — хорошо. Но лучше добиться мира.

— Марсен, ты так говоришь… А-а-а! Ты о… так, постой. Ты же внушал.

Я чувствовала себя гончей, что взяла след на охоте. Еще немного и…

— Хм, профессор, а что у Вас было по менталистике? Низший балл?

— Студиус, в мое время менталистику не преподавали. Только факультатив и по собственному желанию. Желания у меня не было. А знать все я не обязана, это если Вы не в курсе.

Пока я говорила, Марсен кривлялся, пытаясь спародировать мои движения и мимику. Детский сад, в самом деле.

— А стоило бы. — Промолчать он, конечно, не в силах. — Для визуализации реальных физических действий и процессов требуется физический контакт с внушаемым.

Это мы что, целовались с ним? Его же от меня тошнит. Сам говорил!

— Что, профессор, нечего сказать на это?

— Да иди ты. Надо было соглашаться с Трулсом и сразу выбрать себе камеру получше. Что-нибудь, где нет тебя.

— А отчего это заговорщик с тобой так любезен? — Теперь уже Марсен напоминал собаку, унюхавшую дичь.

— Мы знакомы с ним. Тебе стоит знать. — Настроение препираться и спорить исчезло, будто его и не было. Скрестив руки на груди, подтянув поближе ноги, я принялась за исповедь. — Летом, на каникулах, я познакомилась с Габистером Трулсом, в первый же день путешествия. Потом мы еще несколько раз встретились. Все шло к тому, что у нас будут отношения. Может брак. Не знаю, что он планировал. Мы подозревали брак. Только я, оказалось, была под любовными чарами. Всплыло это случайно, меня вылечили. А Трулс исчез. И до этого дня я его не видела.

— А мы, это ты и святой Артимий? — уточнил Марсен. Таким тоном, будто я ему изменила после двадцати лет совместной жизни.

— Мы — это я, Артимий, Глорий, его отец, его мать Натасья и сестра Ирга. Все семейство Петра-Нова. — И я, кажется, оправдываюсь. Клетка плохо действует на меня. Или дело во тьме? Стоило только вспомнить о последней, и внутренности скрутило так, будто кишки кто-то на шпагу наматывал. — Ох!

Я согнулась, свернулась калачиком, обиженным котенком, но легче не стало. От боли я потеряла чувство реальности, ничего не слыша и не видя. Все, о чем я могла думать, все, что я могла ощущать, это лишь боль. Которая спиралью раскрутилась во мне, как игрушечная юла, и начала меня пожирать изнутри.

Марсен пытался, дергал меня, но все, что я могла, это лишь отмахиваться. Наверное, это напоминало попытку спасти утопающего. Я тонула в боли, а вытянуть меня у Марсена не было ни уровня квалификации, ни знаний. Последняя здравая на тот момент мысль состояла в том, что я умираю.

— Рика, бездна тебя задери, не смей умирать! Не смей, слышишь? И вообще!

— Что? — Еле разлепила я сухие, почти вафельные, губы.

— Умереть можешь только от моей руки.

Я промолчала. У него нет ни знаний, ни сил. Так как же?

— Как?

Теперь хранил тишину Марсен. Пришлось открыть еще и глаза. Его лицо было прямо перед моим носом. И лежать было удобно. Слишком удобно для клетки. Конечно, лежала я на нем. Где же мне еще быть?

— Я провел единение.

Давно я не думала о нем как об идиоте. Но думала же? Или не думала? В голове было пусто, как в воскресный день на рабочем рынке[49].

— Ты спятил? Не отвечай. Вопрос риторический.

— А ты живая, вижу. Можешь обзывать меня как хочешь.

Я даже попыталась сползти с него и сесть, насколько хватило сил, но получилось лишь скатиться и зависнуть обезьянкой на прутьях. С ворчанием и нелестными мне характеристиками, меня втащили обратно.

— Не дергайся, Анрика, ты тяжелая, а я не отошел еще. Кстати, жду благодарностей. Можешь даже поцеловать.

Если бы у меня были силы на второй раз, то я бы опять сползла. Но в этот раз не смогла даже поднять голову. Так и дернулась, изображая несогласие с принятым Марсеном решением.

— Иди ты.

— Неблагодарная!

— А я просила? Марсен, ты отстрочил неизбежное. И хоронишь теперь нас двоих.

— Ты о чем?

— Сначала надо было спрашивать. А потом делать. — Теперь ворчу я? Мне можно. Возраст, все такое. — Слушай, герой на мою голову. Единение жизни это хорошо. Если бы я была ранена, например. А меня поедает тьма. Прогрызает себе выход на волю. И это не остановить, понимаешь?

— Но тебе легче.

— Да, ты продлил мою агонию на пару часов. Кстати, как у тебя с завещанием?

— Вот сучка!

— Возможно.

— Ты не права.

Приехали. И перед кем я только что выступила с речью «Мы все умрем»?

— Я выиграл нам время. Что-нибудь придумаем.

Вздохнула. Упрямый, упрямый, демоны задери, какой же он упрямый! Понимает, видит и все игнорирует. Какое время? Подышать перед смертью? Так хотя бы только меня сожрало. А теперь смерть нам обоим.

— Поделись со мной тьмой.

— Тьма не перейдет. Клетка, Марсен. Ты что, забыл?

— Забыл. Ладно. Дай подумать.

Пожала плечами. Куда мне спешить? Разве что в мир иной.

— А, если… Нет. Хотя… Рика, милая Рика, напомни мне, пожалуйста, кое-что.

— М? — Я даже говорить не хотела. Зачем сотрясать воздух? Все равно он все себе придумает по-своему и сделает так же.

— Что такое эта клетка?

— Поглотитель магии. Любой магии. — Говорить в чью-то голую грудь не очень удобно. Приподнявшись, а теперь у меня сил хватило: после слияния восстановление и регенерация сказать мгновенны — сильно преуменьшить. — Давай переберемся в угол. Я тяжелая, а ты костлявый. Лежать неудобно.

Квиты. Вот теперь квиты. Почти за все.

— Никто не жаловался.

— На меня тоже. — Пожав плечом, на четвереньках последовала к одному из стыков «стен». Марсен полз следом.

— Так в этом дело? Обиделась? — Обогнув меня, почти отпихнув в сторону, растянулся по длине двух балок. — Давай уже.

Будто я должна гору покорять, а не лечь рядом.

— Двигай задом, Марсен.

— Леди заговорила грубо? Обиделась, значит. Хм.

При чем тут обиды? Плен и прутья, впивающиеся в задницу, отбивают желание следовать этикету. А условия у нас такие, что можно слегка опустить привычную планку.

— Помню, как ругался капитан, когда тьма начала поглощать светлых из запаса. Знаешь, что он мне тогда сказал? «На войне нет приличий, есть только смерть и жизнь». — Я скривилась. Это было улыбкой с данью прошлым потерям. — Тогда я и пересмотрела свои жизненные принципы. На войне можно и ругнуться, Марсен.

Марсен повернулся и смотрел на меня так, как смотрят на врага, или нового знакомого.

— Рика, если мы перестанем быть людьми, кем же мы будем?

Задумалась. И это тот парень, который опустился до ментального влияния и шантажа?

— Мы будем мертвыми, Марсен. Если не придумаем, как выбраться из этой ямы, под названием одна жизнь на двоих. К чему ты спрашивал меня о клетках?

— К чему? Хм. А как сама думаешь? — Только игры в загадки мне и не хватало. Справа — Марсен, полуголый и синий, слева — дыра над пропастью, чем еще заняться, кроме как вспомнить детство?

— Марсен, я не менталист. А время идет.

— Зануда ты, Рика. Время идет, но и спешить некуда. Хорошо, хочешь кратко и по сути, как на экзамене? Смотри. Клетка это что? Блокиратор магии. Так, да?

— Да.

— А тьма у нас что? — Я поднялась, села, в лицо смотреть Марсену не решилась. Но как же так, если все так очевидно? — Вижу, ты поняла. Магия это то, что мы делаем с силой. А тьма — это сила, но не сама магия. Отпусти тьму, не прибегая к ритуалу, заклинаниям, не делая ничего, кроме того, чтобы перестать ее держать в себе.

— Но как? — Ответа я не ждала, продолжая размышлять вслух. — Притяжение тьмы, ее поглощение как результат призыва. А после я ее держу… точно. Ты прав. Боги, ты прав! Марсен, ты, демоны тебя подери, гений! Ха! Спасены!