А если кинотеатр? Ну, подумать можно, я мог же выйти, чтобы купить билет в кинотеатр. Тогда где билет?.. Я передумал, точно. Да, я передумал, денег было мало, хоть и хотелось посмотре… я не знаю, что сейчас идет в кинотеатре. Масть.

А как насчёт «стену исписать»? «Да, вы знаете, я хотел изрисовать стену. Девочке, которую я люблю… ей бы очень понравилось, понимаете? Леночка! Почему тебя больше нет!!!»– и пустить следом такую большую слезу, размером с айсберг. Железно, следователь носа не подточит, что я мог грохнуть свою «любовь».

Чувствую себя циничной сволочью, придумывая это. Ну а что? Они не считали меня человеком, почему я должен переживать за их чувства. Вы сами сделали меня таким: создали закомплексованного урода, который ненавидит весь мир. Спорим, будете обвинять ТВ и компьютерные игры в жестокости или моих родителей за то, что не воспитали. На самом деле вы только рады, что кого-то убили. «Хорошо, что не меня» – подумаете, и у вас появится классная тема, которую можно обсудить в курилке. По ящику начнут крутить различные ток-шоу, в котором цирк уродов будет учить меня морали, а журналисты похуже вообще сделают сенсацию вроде «А еще перед убийством он отгрыз кошке лапы! Скандалы, интриги, расследования!». Разве я не прав?

Ну, вот и дома. Минуты три стоял возле входной двери, трясущимися руками пытаясь открыть дверной замок, зато теперь я у себя. Но, самое удивительное, я не знаю, почему сюда пришел. Хотя… Было бы логично поменять одежду, а эту даже не застирывать, а тупо выбросить или сжечь где-нибудь в трущобе, затем взять деньги и пойти купить баллоны с аэрозольной краской; найти стену и попытаться что-либо нарисовать, хотя рисовать я не умею. Ладно, сымпровизирую.

Я снял с себя куртку, штаны, положил заляпанные очки и пистолет на трюмо, которое стоит в прихожей, затем переоделся во что-то, отдаленно похожее на черную ветровку с комбинезоном. Потом сложил грязные вещи в рюкзак, взял немного денег из заначки. Ах да, еще очки протер и в спешке вышел на улицу. Я торопился: автомобильный магазин, где продается эта треклятая краска, закрывается в 21.00, поэтому я должен был успеть туда.

Кстати успел. Купив три баллончика черной краски, я поспешил к выходу, а затем… застегивая рюкзак, вспомнил про пистолет, который я, одеваясь, оставил дома…

Любой, даже самый захудалый мент – участковый из села Верхние Гениталии скажет вам, что любой преступник ловится на мелочах. И будет прав.

Я сам дал копам улику. Глупо возвращаться домой, за это время они уже узнали кто я, и мой адрес. Чую, чувствую, они уже там. У них есть гильзы и пистолет с моими отпечатками. Все! Дослужился до Виноградова, поздравляю! Ладно, рано говорить о сроке, когда ты еще на свободе… А вы не замечаете, нет? Утром я говорил как школьник, вечером как убийца, а сейчас как зэк. Так кто же я на самом деле? По-моему, просто мелкий ушлепок, захотевший острых ощущений, а вместо этого наживший огромную ужасную проблему. Звучит как незрелый вывод из зрелой ситуации.

Мне кажется, я сейчас повзрослел. Не смейтесь, правда. Азарт ушел, и я, наконец, понял, что совершил самое ужасное на свете, что может совершить незрелый чмошник. Я…я убийца, я…не человек… я перестал им быть, когда только подумал об этом. Что я наделал?! Чертов псих! Чертово оружие! Чертова жизнь! Я убил их, понимаете? Моя одноклассница и ее парень – их больше нет, всё! Это я убил их, без сожаления, просто потому, что так решил. Я был зол на них, зол на себя, но ведь это не повод… да ничто на свете не повод! Они… ведь тоже думали как я, радовались как я, огорчались как я. У них семья, в конце концов. Была. А теперь холмики с крестами, и в этом виноват я. И их родители захотят меня убить. И вот тут уже они будут правы. Кровь за кровь, принцип Талиона. Вот это по-настоящему справедливо, а не то, что я вообразил, будучи ковбоем с пушкой.

…Меня взяли прям там, в автомагазине. Кассир показалось странным, что я слишком долго стоял на месте, и вызвал полицию. Наряд кстати приехал быстро, там был объявлен план «Перехват», как я и говорил, они уже были у меня дома и нашли пистолет прямо на трюмо возле входа. Да, кстати, и мама была уже в курсе, что ее сын – малолетний убийца. А я знаю ее. Для своей мамы я уже умер.

Как в боевиках… Подъехало два полицейских «Уазика», из которых с автоматами наперевес выбежали люди в форме. Они медленно начали подкрадываться ко мне, приказывая лечь на землю… и еще что-то вслед кричали, я не помню, правда. Затем один из них отбросил мой рюкзак куда-то далеко, боясь, наверное, что там еще есть оружие. А после мне завели руки за спину, заставили встать и повели к одной из машин. Я навсегда запомнил, как синяя полицейская сирена бликовала у меня на лице, после чего меня затолкали в заднюю часть автомобиля (да, ту самую, где окон нет или решетки на окнах) и захлопнули дверь. И я остался один на один со своим будущим. В кармане по-прежнему играет Mp3-плеер, который я не выключил даже дома, но почему-то взял с собой. Оказывается, все это время у меня играл мой плейлист. Вот так кончилось мое детство, под «Деда Мороза» Slim'а.

«Я не стану предсказывать, чем все кончится, я скажу лишь, с чего начнется».

Сзади машины, где я сижу, совершенно нет окон, а водитель даже не думает включать мне свет. Да и не получится, ведь на потолке выбита единственная зарешеченная лампочка. Да и пахнет тут весьма ужасно, словно до этого тут ночевали голые бомжи друг на друге. Или просто хранили кучу старых использованных и ни разу не стираных носков.

Конечно, звучит кощунственно, но в голове возникла фраза, мол «что я сделаю, если выберусь отсюда»… Если. Хотя, было бы неплохо подумать над этим, ведь моя жизнь не будет такой, как раньше – это факт. Я уверен, что уже сегодня вечером новость про заброшенный стадион станет сенсацией № 1 в моей стране. Я даже вижу программу «Время». Дикторша только-только надела микрофон на блузку, а затем взволнованным голосом начнет зачитывать про два трупа, про то, что убийцей стал невзрачный школьник-аутист, с которым никто никогда не разговаривал. Затем видеоряд с полицейскими машинами заменится на пару-тройку интервью с учителями, одним из тех однокашников, «кто меня хорошо знал и я не думаю, что он мог такое совершить». После будут комментарии различных теток в погонах, а все ради того, чтобы сердитые мамашки—наседки запретили своим шестилетним дочкам и сыновьям выходить на улицу. Ах да, меня наконец-то покажут по ТВ. Интересно, а мне дадут посмотреть?

Машина едет очень долго, а меня шатает так сильно, что я не могу определить, направо ли мы повернули или налево. Я не страдаю географическим кретинизмом и очень хорошо разбираюсь в городе, но… Я правда не могу уследить за дорогой и не знаю, куда меня везут. Подозреваю, что в отдел полиции, а возможно, и в Управление МВД по области.

А еще я опять вспомнил о НИХ, и это доводит меня сильнее всего. Я не могу переключиться на что-нибудь чуть меньше, чем на пять минут, чтобы еще раз не вспомнить, что я убийца. Если бы Коба не оставил мне те патроны, я никогда бы не захотел бы проверить пистолет в действии. Если бы я не купил пистолет, не было бы этой ситуации, и Лена с ее парнем сидели бы в «Шоколаднице» или «KillFish» вместо того, чтобы лежать в черных полиэтиленовых мешках… Зато я не лежу в больнице. Зато они умерли вместе. Нет, я знаю, что они не любили друг друга вообще, но мне всегда казалось, что для тех, кто искренне любит, это было бы великим счастьем – умереть в один день со своей второй половиной. От старости, конечно же, а не от рук худощавого длинобудылого очкарика.

…А еще поймал себя на мысли, что сегодня я прожил настоящий, полноценный, с большой буквы День. Как бы странно не звучало, но такие моменты являются истинными, которые стоит, именно стоит запомнить на всю жизнь. Я уже начинаю черстветь, и уже перестаю реагировать на это так, как должен это сделать любой в моём положении. Я очень устал от того, что сделал и от того, что ожидает меня впереди.