Дров не нашлось ни за тем домом, ни за другим. Попетляв недолго, Керс остановился у одного из заселённых срубов и, поколебавшись, осторожно постучал в дверь. Спустя пару секунд на пороге показалась женщина, окинула его озадаченным взглядом и, испуганно взвизгнув, захлопнула дверь прямо у него перед носом.
— Офигеть какое радушие, — пробурчал он и снова постучал, собираясь объяснить хозяйке, за чем пожаловал.
Дверь распахнулась и на крыльцо, яро размахивая топором, вывалился тщедушный мужичонка.
— Не подходи, тварь! — заверещал он. — Не подходи, а то зашибу к хренам собачьим! Эй, все! Здесь скорпионы! На помощь!
Едва успев отпрыгнуть, Керс торопливо скинул капюшон и сорвал с лица маску. Совсем из головы вылетело! Да и форму Легиона, которую всё ещё носил, здесь, видимо, не особо жаловали.
— Я только спросить… — он вытянул перед собой руки, показывая, что не вооружён.
Вопли местного всё же привлекли внимание соседей, и вскоре двери домов стали выпускать вооружённых кто чем жителей: у кого мечи, у кого топоры, один вообще с кочергой выполз. За ними из юрт повылезали уруттанцы, угрюмо озираясь по сторонам. Похоже, мужик всё поселение на уши поднял.
— Сходил за дровами, мать вашу, — проворчал Керс, готовясь дать дёру в любую секунду.
Мужичок продолжал размахивать топором, рассыпаясь угрозами, но приближаться не решался: мало ли чего ждать от скорпиона.
— Оставь его, — раздался за спиной смутно знакомый голос. — Это свой. Поджигатель.
К ним подошёл молодой вождь, споривший с Севиром в лагере. С сомнением на морде хозяин дома опустил топор и пробурчал что-то нечленовразумительное.
— Расходитесь уже! Чего тут глазеть! — крикнул зевакам дикарь и повернулся к Керсу. — Я тебя здесь не видел. Когда ты приехал?
— Только что, — буркнул он. С чего это вдруг уруттанец вступился за него?
— А уже чуть не влип в неприятности. Я так и не представился. Альмод.
— Я Керс. Может, ты хоть подскажешь, где тут дровами разжиться?
Альмод указал в сторону большого сруба с тёмными окнами:
— Там поищи.
Благодарно кивнув, он направился к пустующему дому, насторожённо косясь на местных, сверлящих его подозрительными взглядами с порогов своих домов.
— Эй, танаиш! — окликнул его уруттанец. — Заходи вечером, арака выпьем.
Керс вскинул руку, выставив указательный и средний пальцы вверх в знак согласия, но тут же спохватился:
— Зайду, — откуда дикарю-то знать жесты осквернённых!
Альмод повторил за ним жест и скрылся в юрте. Чем бы ни был этот арак, предложение звучало заманчиво, но дым всё же не мешало бы прихватить на всякий случай, всё равно пока не понадобится, так чего добру пропадать!
Конура бродяги оказалась очень даже уютной, особенно после растопки камина. Пара кроватей, стол со стульями, шкаф у стены — настоящее жилище, как у свободных! Ему тут же вспомнилась хибара Седого, и вдруг нестерпимо захотелось вернуться назад, в те годы, когда вчетвером сидели в казарме и беззаботно болтали о всякой ерунде.
— Ну как тебе твой новый дом? — Бродяга, кряхтя, растянулся на кровати.
— Спрашиваешь! Повязку, кстати, не мешало бы сменить.
— Позже Анника осмотрит. Скоро нам поесть принесут. А ещё сосед заходил, за тебя спрашивал. Сказал, шуму ты наделал.
— Ничего такого, обычное недоразумение, — отмахнулся Керс. — Слушай, а сколько народу здесь живёт? Я видел много пустующих домов.
— Ну так сразу и не скажу, может, сотня наберётся… — Бродяга поскрёб заросший чёрной щетиной подбородок. — Без дикарей, конечно. А может, и меньше. Строили-то с запасом, чтоб новоприбывшим было где поселиться, но, как видишь, не особо-то свободные торопятся спасать своих детёнышей. В этом году всего пять семей привезли.
— Где ж вы были лет пятнадцать назад? Может, всё сложилось бы иначе…
— Где-где, — тот хмыкнул, — там же, где и ты. Я вот вообще свою семью в глаза не видел. Сразу меня сдали, наверное… Шесть пальцев — и всё, ты уже не человек. Вот так-то, братец.
Дверь со скрипом распахнулась, и в дом завалился давешний мужик, угрожавший Керсу топором. В руках он нёс посудину с кусками парящего мяса и буханку хлеба.
— Ты уж извини, — помявшись, вошедший поставил гостинец на пыльный стол. — Недавно мы здесь, ещё не привыкли к вам. Я подумал, ты за Беккой пришёл.
— Забей, дружище, — отмахнулся Керс, отламывая здоровенный кусок от буханки. — Мне не привыкать. Хотя на ищейку я, вроде, не похож.
— Знаю, у них маски другие, но мало ли. Живём ведь, как на пороховой бочке. Я Джордж, кстати.
— Здорова, Джордж, — подвинув стул к лежанке Бродяги, он опустил на сиденье миску с мясом.
— Ну, с прибытием, друг. Рад знакомству. Ты это, заходи, если что.
Не успела за новым знакомым прикрыться дверь, как на пороге показалась светловолосая женщина. Приветливо улыбнувшись, она представилась Анникой и водрузила на столешницу котелок с кукурузной похлёбкой.
— А Севир разве не с вами? — спросила она у Бродяги.
— Не-а. Срочные дела в городе.
— Плохо… Ладно, вернусь чуть позже. Ешьте пока, мальчики.
Набив живот до отказа, Керс с трудом дополз до кровати и тут же провалился в сон. Снился горящий терсентум. Толпа собратьев заворожённо наблюдала за оранжевыми языками пламени, пожирающего ненавистные стены дома мастера. Рядом стояли братья. И Твин, которая почему-то крепко сжимала именно его руку.
Когда он проснулся, за окном уже стемнело. Снег продолжал падать, но ветер стих. Снаружи окно сплошь облепил белый пух, стекло серебрилось морозным узором. Поленья в камине громко потрескивали, масляная лампа тускло освещала комнату. Бродяги в доме не оказалось. Видимо, свалил куда-то, даже не разбудив. Но точно недавно — бесконечно-прожорливый огонь лишь принялся поглощать поленья.
Понюхав свою рубаху, Керс брезгливо поморщился. Несло от него, как от туннельной псины. Под душ бы сейчас, хотя вряд ли такие удобства здесь предусмотрены. Но что-то ведь должно быть? Не снегом же натираются, в конце концов. Спросить было не у кого, и тут вспомнилось приглашение уруттанца. Отыскав в мешке флягу с дымом, он отправился к юрте вождя. Может, хоть тот введёт в курс дела.
Альмод встретил его приветливо, не спрашивая, налил ему какой-то белой жижи с пряным запахом и, выглянув из юрты, громко кого-то окликнул.
— Ты голоден? — бросил уруттанец через плечо.
— Я всегда голоден, — после терсентума, где размеры порций зависели от представления мастера о растрате энергии на хист, вечно пустой желудок был привычным явлением. Теперь же Керс не упускал шанса набить живот поплотнее, хотя всё равно оставался дрищом по меркам Бродяги. Ха! Видел бы он Шустрого! Жрал тот, что стадо гиен, хотя форму носил самых малых размеров.
— Сейчас принесут. Ну как тебе арак?
Керс, помявшись недолго, сделал небольшой глоток:
— Неплохо! Но дым ядрёней будет.
— Дым? — моргнул Альмод. — Как можно пить дым?
— Этот можно, — Керс протянул ему флягу. — Хлебни, понравится.
Отвинтив пробку, уруттанец боязливо понюхал содержимое:
— Смердит-то как!
— Зато штырит будь здоров!
— Что значит «штырит»?
— Попробуй, тогда и узнаешь.
Подозрительно глянув на Керса, Альмод немного отпил.
— На вкус как дерьмо, — скривился он. — И на запах тоже как дерьмо.
— Это от поганок. Привыкнешь.
Отпив ещё немного, уруттанец вернул флягу:
— Лучше арака нет ничего! Все эти ваши вина да дым в подмётки ему не годятся.
Керс безразлично пожал плечами. Какая разница, что глушить, лишь бы вставляло.
— Ты, танаиш, не похож на остальных. Будто и не раб вовсе.
— А что значит «танаиш»? — не удержался от вопроса Керс. Слово это он слышал уже не раз, а что значит, так и не понял. Может, уруттанец костерит его, а он ни сном ни духом.
— «Танаиш» значит «новое дитя», — пояснил Альмод. — Любой раб из Легиона может называться танаиш, но не каждый танаиш зовётся рабом.