Одной из целей выставки было изменить представление о Чикаго, чтобы его считали не городом гангстеров, а колыбелью прогресса. Однако для «капонитов» выставка превратилась в эльдорадо. Повсюду пили пиво, поставляемое гангстерами; Пол Рикка, вложившийся в «Итальянскую деревню», где выступали Салли Рэнд и нью-йоркский комик Джимми Дуранте, получал дивиденды с этого предприятия. Но главной «золотой жилой» стала проституция.
До начала выставки в Чикаго работали 49 традиционных борделей; все они, за исключением десяти—пятнадцати «элитных» заведений, управлялись преступным синдикатом. Дважды в неделю женщин обследовал врач, и клиентов предупреждали: если они сумеют доказать, что подхватили заразу в «фирменном» публичном доме, им оплатят лечение. Бандерша-ветеранка Вик Шоу держала бордель на Прери-авеню; там работали шесть красавиц, бравших пять долларов за сеанс. В отеле «Лексингтон» расценки были ниже: клиент мог снять комнату за полтора доллара и получить женщину, доплатив ещё три. Во время выставки возродились танцзалы с «жиголеттами»: мужчина платил десять центов, чтобы потанцевать с молодой нарядной красоткой, и по взаимному согласию они могли продолжить общение в более интимной обстановке. Один такой дансинг, на Южной Уобаш-авеню, частично принадлежал Ральфу Капоне. Получить секс-услуги можно было и в массажных салонах — за три доллара. В девушках недостатка не было: проститутки из Буффало и даже Нью-Йорка массово мигрировали в Чикаго.
В общем, прав был Джонни Торрио — доходов хватало на всех, и в гангстерских войнах наступило «олимпийское перемирие». Деньги сами плыли в руки, важно было их не спугнуть какой-нибудь глупой выходкой типа убийства или взрыва, которая вынудила бы полицию принять меры. Грабителям и прочим уголовникам теперь отказывали в помощи («мы не с ними»), и даже Макгёрна, первейшего киллера «капонитов», практически подвергли остракизму.
Но талантливый человек талантлив во всём. У Макгёрна были верный глаз и твёрдая рука, поэтому он начал карьеру... профессионального гольфиста. Он играл, давал уроки, но по старой памяти клал в сумку с клюшками автомат. 25 августа 1933 года в южном пригороде Чикаго Олимпия-Филдс открылся чемпионат по гольфу «Вестерн оупен», и Макгёрн принял в нём участие под именем Винсент Джебарди, слегка изменив фамилию, полученную при рождении, — Джебирди. В первом туре он выступил неплохо, хотя и сильно отстал от лидеров. Фамилия Джебарди, напечатанная в газете, в спортивной колонке, привлекла внимание начальника сыскной полиции Чикаго. Муниципальный судья Томас Грин выдал ордер на арест Макгёрна и двух дюжин других гангстеров по «закону о криминальной репутации». Два сержанта, посланные арестовать Макгёрна, знали о его, по выражению «Чикаго трибюн», «вспыльчивом характере», а потому захватили с собой лейтенанта и пятерых полицейских из дорожной полиции.
Второй тур игры складывался для Джебарди очень удачно; он уже приблизился к седьмой лунке, когда ему предъявили ордер на арест. Элегантный загорелый гольфист в белых фланелевых брюках молча выслушал лейтенанта и попросил разрешения закончить игру, но сконцентрироваться уже не смог и всё запорол. «В чью голову пришла эта блестящая идея?» — накинулась на полицейских его жена Луиза Рольф — то самое «белокурое алиби», на котором Макгёрн был вынужден жениться, чтобы избежать наказания за перевозку женщин через границу штата в «безнравственных целях». На ней были полупрозрачное белое платье в обтяжку и белая шляпа, на пальце — кольцо с бриллиантом в три карата. А тут ещё фотограф защёлкал затвором своего аппарата. Макгёрн схватил его за шиворот и заорал: «Ты мне всю игру загубил!» — не полицейских же хватать. Те, кстати, проявили завидное терпение: только после восемнадцатой лунки лейтенант похлопал Макгёрна по плечу и сказал: пора. «Я нарушил закон? — спросил Джебарди (рядом стояли два игрока, с которыми он только что обменялся рукопожатиями). — Я играл в гольф, и поэтому меня арестовывают. Вы так с преступностью боретесь? Там всякие мерзавцы грабят банки и отстреливают полицейских. Я-то при чём? Я за целый год ничего не натворил». Ему позволили отправиться в участок в собственном автомобиле (сам за рулём, жена рядом, двое полицейских на заднем сиденье); там ему оформили привод за бродяжничество и посадили в камеру в ожидании допроса агентами ФБР. У входа в камеру он повернулся к собравшимся журналистам: «Так и запишите: задержан за хранение тайных мыслей». Разумеется, вскоре его выпустили.
Эта история звучит как анекдот, зарисовка в стиле О. Генри. Вообще-то Макгёрн был прав. «Мерзавцами, которые грабят банки и отстреливают полицейских», была банда Джона Диллинджера — нового «врага государства номер один», за которым теперь и гонялись ФБР и полиция нескольких городов Среднего Запада.
Раннее сиротство, нелюбимая мачеха, суровый отец, брошенная школа, работа на фабрике, городские соблазны, побег из дома, угон авто, поступление на флот, дезертирство, женитьба в 21 год на шестнадцатилетней девушке, безработица, погоня за лёгкими деньгами, ограбление бакалейной лавки в составе преступной группы... Подельник Диллинджера свою вину не признал, его судили и приговорили к двум годам. Джон же по совету отца во всём повинился — и получил десять лет тюрьмы. Вот тюрьма-то и превратила юношу-бунтаря в преступника.
Отсидев восемь с половиной лет, он был освобождён условно-досрочно, вышел из тюрьмы 10 мая 1933 года — и тотчас ограбил банк в Блафтоне. Из озорства он повторил кубинскую проделку Аля Капоне, сфотографировавшись вместе с полицейским на Всемирной выставке в Чикаго. 22 сентября его арестовали и посадили до суда в следственный изолятор Лимы, штат Огайо. При обыске у него нашли документ, похожий на план побега из тюрьмы; Диллинджер твердил, что ничего не знает. Четыре дня спустя в точности по этому плану восемь его дружков сбежали из тюрьмы штата Индиана, пристрелив двух охранников из ружей, которые им удалось пронести в камеру. 12 октября трое беглецов и бывший заключённый, ранее освобождённый из той же тюрьмы, явились в Лиму под видом полицейских и заявили шерифу, что они должны доставить Диллинджера обратно в Индиану, поскольку он нарушил условия освобождения. Шериф попросил показать документы; его ранили выстрелом из ружья и забили до смерти, после чего освободили Диллинджера, а в его камере заперли жену шерифа и его помощника.
Банда принялась грабить банки и совершила налёты на полицейские участки в Обёрне и Перу, штат Индиана, забрав несколько автоматов, винтовок, револьверов, боеприпасы и бронежилеты. Застрелив попутно двух полицейских, бандиты уехали во Флориду, а оттуда в Тусон, штат Аризона. 23 января 1934 года в отеле,' где они жили под вымышленными именами, начался пожар; пожарные узнали грабителей по фотографиям, печатавшимся в газетах, и все четверо были арестованы. Двух из них приговорили к смертной казни, третьего — к пожизненному заключению в Огайо, а Диллинджера посадили в тюрьму Краун-Пойнта, штат Индиана, из которой ещё никто не сбегал. Но 3 марта 1934 года Диллинджер заставил охранников открыть дверь его камеры, угрожая им «оружием», которое оказалось самодельным деревянным макетом, отнял у них два автомата и сбежал. Угнав машину шерифа, он пересёк границу штата и отправился в Чикаго. Теперь к погоне за ним подключилось ФБР.
Забрав в Чикаго свою девушку Эвелин Фрешетт, Диллинджер отправился вместе с ней в Сент-Пол, где сколотил новую банду и продолжил грабить банки. 31 марта агенты ФБР постучали в двери квартиры, которую занимали «мистер и миссис Хеллман». Парочке удалось скрыться, но Диллинджер, прикрывавший отступление автоматным огнём, во время перестрелки был ранен в ногу. Залечивал рану у отца, на ферме в Индиане. Эвелин же поехала к подруге в Чикаго, где была арестована ФБР; её приговорили к штрафу в тысячу долларов и двум годам тюрьмы за укрывательство беглого преступника.
Дерзкие налёты и игра в «кошки-мышки» с полицией продолжались. Диллинджер решил изменить внешность и заплатил пять тысяч долларов хирургам за подпольную пластическую операцию. Под эфирной анестезией они сделали Джону рудиментарную подтяжку лица, убрали несколько родинок и шрамов, выровняли раздвоенный подбородок и сожгли химикалиями кожу на кончиках пальцев, чтобы уничтожить папиллярные линии. Перенеся адскую боль, Диллинджер посмотрел на себя в зеркало и воскликнул: «Чёрт, я ничуть не изменился!»
