Дейдре Мария Капоне сообщает, что Тереза увидела в смерти сына, которому было всего 28 лет, знак, что её семья чем-то прогневила Бога. Она попросила Аля отправить её в Италию, в Ангри, и там полгода молилась о прощении в монастыре, где жили её сестры, а в ноябре вернулась в Чикаго.
За несколько дней до гибели Фрэнк был арестован за незаконное ношение оружия, но судья, благоволивший Капоне, выпустил его на свободу, разрешив иметь при себе револьвер «для личной защиты». Теперь, как водится, началось расследование, и Аль Капоне впервые предстал перед судом как свидетель. Он назвался Алем Брауном, торговцем подержанной мебелью, братом законопослушного бизнесмена Фрэнка, который действительно носил оружие, но исключительно для самозащиты, а в Сисеро находился в тот день для заключения некой сделки с недвижимостью, а не в связи с выборами. Полицейские же заявили присяжным, что Фрэнк вытащил оружие, когда его хотели арестовать, поэтому им не оставалось другого выхода, кроме как пристрелить его. Вердикт вынесли в их пользу: убийство по необходимости.
Имея оружие, ты сам решаешь, когда пустить его в ход. Вечером 8 мая 1924 года в салуне Хайми Джейкобса на Южной Уобаш-авеню сидели телохранитель Торрио Тони Баньо, автомеханик Джордж Билтон и Клиффорд Итон, муж владелицы «салона красоты»; к ним подошел 28-летний Джозеф Говард — взломщик со стажем, бутлегер и «динамитчик» (взрыв в доме или в лавке был одновременно предупреждением и наказанием; поговаривали, что на счету Джо трое убитых). Они о чём-то поговорили, а в половине седьмого в салун вошли два человека, мелкий и крупный. Здоровяк сказал Говарду: «Пойдём выйдем», тот отказался; тогда пришедший без долгих разговоров схватил его за шиворот и разрядил в него револьвер: четыре пули попали в лицо, две — в правое плечо. Прибывшая на место полиция начала опрос свидетелей. Бармен в момент убийства отлучился в погреб; хозяин салуна нагнулся подобрать с пола мелочь, а потому видел только ноги под распашными дверями, а потом растекающуюся кровь под упавшим телом Говарда. (На обычный вопрос: «Вы продаёте спиртные напитки, Джейкобс?» — он дал обычный ответ: «Нет, сэр, только безалкогольные»). Людей в салуне было много, но всем начисто отшибло память — это называлось «чикагская амнезия». Только 75-летний бывший плотник Дэвид Рунельсбек припомнил, что Говард будто бы сказал здоровяку: «Здорово, Аль»; но опознать этого Аля он бы не смог ни за что на свете. Тем не менее журналистам этого оказалось достаточно.
На следующий день газета «Чикаго геральд энд экзаминер» вышла с аршинным заголовком «Главарь банды Капони убивает врага» (в тексте Аль упоминался с данным ему газетчиками прозвищем «Scarface» — «Лицо со шрамом»), а подзаголовок нагнетал страсти: «Стрельба в салуне возрождает пивные войны в Саут-Сайде». Чего не сделаешь, чтобы газета лучше продавалась! На самом деле, как потом всё-таки выяснили дотошные следователи, всё было проще. Джо Говард по прозвищу Регтайм подписал себе приговор тем, что однажды вечером попытался взять «на гоп-стоп» Джейка Гузика: подстерёг на 22-й улице, где у того была букмекерская контора на паях с Денни Куни, затащил в подворотню и потребовал «полтора куска», а когда Гузик попытался его урезонить, ударил его по лицу. По другой версии, Гузик вместо денег предложил Джо работу, а тот ответил, что ему не по престижу работать на такого фраера, как Аль Браун. Гузик якобы утёрся и смолчал, однако нашлась добрая душа, передавшая эти слова Капоне... Говарда, в общем-то, никто не пожалел — туда ему и дорога. А 24 мая непонятно кто и почему убил четырнадцатилетнего Бобби Фрэнкса, и все силы полиции бросили на расследование этого дела, а про Джо забыли.
Тем не менее 11 июля Аля Капоне арестовали. Его допрашивал помощник прокурора штата Уильям Максвиггин, предварительно побеседовав с Джейкобсом, который высказал предположение, что ноги, которые он видел из-под двери, могли принадлежать полицейским в штатском. Аль сказал (присутствовавший при допросе репортёр Гарри Рид был удивлён высоким голосом Капоне: увидев в кресле такую тушу, он ожидал услышать густой бас), что Говарда знал плохо, никаких проблем с ним не имел и не понимает, за что его убили, — разве что это как-то связано с апрельскими выборами. Его отпустили за неимением улик.
Копаться в обстоятельствах смерти какого-то гопника, получившего по заслугам, было не с руки — в Чикаго творились дела поважнее. Начать с того, что условия «джентльменского соглашения», заключённого преступниками в 1920 году, не соблюдались: границы попирались, одна банда хозяйничала в «огороде» другой. Так, Дин О’Бэнион пришёл в ярость, когда в его Норд-Сайде появилась продукция братьев Дженна: да, на Дивижн-стрит живут одни итальянцы, так что с того? О’Бэнион обратился за поддержкой к своему компаньону Джону Торрио, вернувшемуся с исторической родины, — пусть разберётся со своими соплеменниками. Но Лис и пальцем не шевельнул: он не самоубийца, чтобы нападать на Дженна и весь сицилийский клан.
Напомним, что во всём Чикаго тогда действовали всего семь пивоварен из шестидесяти пяти, существовавших до введения «сухого закона», и три из них принадлежали банде Драггана—Лейка, состоявших в бизнес-отношениях с Дженна. Отстаивая своё добро, эти ребята, которые уже получили по году тюрьмы за бутлегерство, не останавливались ни перед чем. 16 марта 1924 года, в три часа ночи, в доме агента Прогибиционного бюро Бриса Армстронга взорвалась бомба, снеся все задние стены. По счастью, Армстронг с женой находились в другой половине дома, а его племянница была в отъезде. 28 апреля другая бомба разрушила переднюю часть дома преподобного Элмера Уильямса, ещё одного борца с бутлегерством. Но пивоварни всё равно продолжали закрывать, и за качественным пойлом теперь надо было отправляться в Висконсин или другие места, поскольку подпольное кустарное производство в гаражах — не тот масштаб. Если, вместо того чтобы нести транспортные и сопутствующие расходы, можно покупать пиво у «коллег», да ещё со скидкой, зачем с ними ссориться?
Ах так? Ладно. Банда «нордсайдеров» начала попросту угонять у Дженна грузовики с пивом. Торрио по-прежнему не вмешивался. А в мае 1924 года О’Бэнион предложил продать ему за 500 «кусков» свою долю в пивоварне Зибена: его-де запугали Дженна, он хочет отойти от дел и уехать в Колорадо. Что ж, вполне разумное решение. Но Торрио не знал, что на пивоварню Зибена готовится полицейский налёт под руководством лично Моргана Коллинза. Верный человек донёс об этом О’Бэниону, и тот исхитрился провернуть сделку утром того самого дня, на который был намечен этот рейд. А вечером: «Всем стоять! Полиция!» О’Бэниона, Торрио и множество «саутсайдеров» арестовали, только Дин легко отделался, потому что ему, в отличие от Лиса, ранее не предъявляли обвинений в бутлегерстве. Торрио пришлось вносить залог за себя и шестерых подельников, а О’Бэнион отказался возвращать полученные утром деньги.
Торрио и О’Бэнион выступали в одинаковой весовой категории. Банда Норд-Сайда контролировала семь полицейских частей и один район в центре города, между Мэдисон-стрит и рекой Чикаго, а также имела выходы на северные пригороды. Уроженец Иллинойса О’Бэнион принадлежал к ирландской общине. В детстве он сломал левую ногу в двух местах, которая с тех пор осталась чуть короче правой, и потому всю жизнь прихрамывал. Тем не менее уже в 17 лет его на девять месяцев поместили в исправительный дом за налёт на почтовое отделение. Потом он работал барменом и подвизался в банде Быка Рейзера, в которой состояли лучшие «медвежатники» на всём Среднем Западе. (Многие из них позже войдут в его собственную банду). Наконец, с принятием «сухого закона» он развернулся во всю мощь.
Не в пример Торрио, неуравновешенный О’Бэнион часто действовал спонтанно и нелогично. Его ближайший помощник и друг Хайми Вейсс (Генри Эрл Войцеховский), с которым они вместе состояли в банде Рейзера, был такой же вспыльчивый и опасный, хотя и куда более проницательный. Однажды он выстрелил в грудь своему брату Фреду, в другой раз пригрозил смертью кузену, во время ссоры сбившему его с ног ударом кулака. Вейсс был всего на год старше Аля Капоне. «Мозгом» же банды О’Бэниона был Винсент Друччи (Лодовико Д’Амброзио), ветеран Первой мировой, по прозвищу Махинатор, умевший создавать и поддерживать могущественные союзы. В начале своей криминальной карьеры его много раз арестовывали за повреждение общественных телефонных аппаратов для извлечения из них мелочи. Потом он был судим за кражи, угон автомобиля, ограбление банка... Однако грозный Джордж Багз Моран тоже начинал с мелочовки. (При рождении Джордж получил от родителей-французов имя Аделар Кюнен, но об этом вряд ли помнил даже он сам). В первый раз он попал в тюрьму за кражу телеги с лошадью, а в день выхода из неё попался при попытке ограбить салун в Блумингтоне: полиция застукала его держащим по бутылке виски в каждой руке. Потом — банда Рейзера, переход к О’Бэниону... Прозвище Багз (Жуки) Моран получил за свою непредсказуемость: у человека явно «тараканы в голове». Но самым чокнутым в банде О’Бэниона считался Бриллиантовый Джек — Луис Олтери (Лиланд Варейн). В преступную организацию эта банда отморозков превратилась благодаря Сэмюэлу Мортону, носившему кличку Нейлз (Гвозди), полученную в молодости, когда он выступал на ринге как Кид Нейлз — гвоздил противников кулаками, прославившись в еврейской общине Вест-Сайда. На войну он отправился добровольцем, во Франции трижды поднимался в атаку, в третий раз был ранен пулей в руку, осколком в ногу, чудом остался в живых, получил французский Военный крест за храбрость и был произведён в лейтенанты. Примкнув к банде О’Бэниона, он научил сумасшедших ирландцев управлять бутлегерской империей. Но его сгубило хобби — верховая езда: в мае 1923 года он погиб, упав под копыта своего коня.
