Банда Торрио была одной из двенадцати, деливших между собой Чикаго. Территорию между рекой Чикаго и Кинзи-стрит, включая местную «маленькую Италию», держали шестеро братьев Дженна: Джеймс (Винченцо), Майк (Микеле, по кличке Дьявол), Тони (Антонио), Сэм (Сальваторе), Пит и Анджело. Каждую неделю возле склада на Западной Тейлор-стрит, у её пересечения с Морган-стрит, выстраивались в очередь полицейские, пришедшие за «зарплатой». Потом они сопровождали груз, доверенный им Дженна, в разные уголки города, охраняя его и от тех, кто призван блюсти закон, и от тех, кто его нарушает. Анджело Дженна женился на Люсиль Спингола; его шурин, адвокат Генри Спингола, подал блестящую идею: превратить итальянских эмигрантов в самогонщиков-надомников под общим руководством Сицилийского союза[14]. Один перегонный аппарат выдавал до тысячи галлонов спирта в день, то есть 30 тысяч за месяц бесперебойной работы, после чего к самогонщику вваливалась полиция и пресекала незаконную деятельность. Стоимость оборудования составляла примерно 25 тысяч долларов, производственные издержки и выкуп арестованного самогонщика — ещё столько же, взятка за возможность спокойно работать в течение месяца — около пятидесяти тысяч, а доход от продажи конечного продукта — 150 тысяч. Спирт добавляли в пиво, повышая его крепость, или бодяжили им вино, изготавливая суррогатный «виски»[15]. Совокупный доход братьев Дженна от производства спирта составлял 4,2 миллиона долларов в год, а чистая прибыль — 1,8 миллиона.
В нескольких кварталах к югу от штаба Дженна находился район Вэлли, зажатый между 14-й и 16-й улицами, Канал-стрит на востоке и Расин-стрит на западе. Раньше там жили преимущественно ирландцы, а потом их сильно разбавили еврейские эмигранты из Восточной Европы. До «сухого закона» банда Вэлли занималась воровством и грабежами, но после того как её главарь Пэдди Райан был убит в июне 1920 года другим бандитом, возглавившие её Терри Драгган и его приятель Фрэнки Лейк переключились на бутлегерство. Драгган был на три четверти ирландец, а Лейк — на три четверти немец. Они понимали толк в хорошем пиве, а потому сделали ставку на профессионалов, купив у семьи Стенсон мажоритарные доли в пяти пивоварнях (одна из них называлась «Гамбринус»). Их совладельцами стали олдермены и законодатели штата от обеих партий, а также один член конгресса США. Одна лишь пивоварня «Стандарт» производила пять тысяч бочек пива в день, а поскольку работала без выходных, то выдавала примерно 1,8 миллиона бочек в год. Пиво текло по трубам в гараж, находившийся через улицу; бочки наполняли прямо там и сразу же отправляли на грузовике. В общей же сложности банда получала в свое распоряжение более 3,5 миллиона бочек в год. Некоторые пивоварни находились на территории Дженна, поэтому приходилось продавать им часть пива со скидкой; банда Торрио тоже была в числе оптовых покупателей. Если салуны приобретали пиво по цене 55 долларов за бочку, то оптовики-бандиты — по 30 долларов. Поскольку производственный процесс был уже как следует налажен, себестоимость пива составляла 2 доллара за бочку; властям шли «откаты» — 7,5 доллара с бочки.
Даже с учётом других расходов (зарплаты членов банды, компенсаций за время, проведённое в тюрьме, непредвиденных трат, связанных с превратностями бандитской жизни) прибыль всё же получалась колоссальная — примерно два миллиона долларов в год.
Здесь надо сделать небольшое отступление, чтобы пояснить, почему пиво ещё какое-то время производили открыто.
В начале 1921 года инициативная группа из пивоваров и врачей убедила конгресс США провести слушания об употреблении пива в лекарственных целях. Американская медицинская ассоциация не могла прийти к единодушному мнению. Страсти накалились, потому что речь шла не столько о пиве и о медицине, сколько о более глубоких политических и культурных вопросах: поборники трезвости видели в защите «лекарственного пива» попрание закона, попытку посеять хаос и большевизм; их оппоненты уверяли, что это вопрос жизни и смерти, и апеллировали к многолетним традициям.
Американцы с XVIII века использовали виски, ром и прочие спиртные напитки для лечения самых разных заболеваний, от простуды, змеиных укусов и депрессии до обморожений и переломов. «Я всегда утверждал, что в каждом доме всегда должен быть под рукой алкогольный стимулятор, нет ничего лучше в чрезвычайных обстоятельствах», — заявил один из врачей корреспонденту «Нью-Йорк тайме», признавшись, что сам в конце дня всегда опрокидывает стаканчик вина «для бодрости» и предписывает делать то же нервным больным, при пневмонии же рекомендует одну-две стопки виски. В первые полгода после введения «сухого закона» около пятнадцати тысяч врачей и 57 тысяч аптекарей получили лицензию, дающую право прописывать алкоголь в лечебных целях. Но хотя польза крепких напитков ни у кого сомнений не вызывала, насчёт пива мнения эскулапов разошлись. Одни указывали на его питательную ценность и седативный эффект; в длинной оде британскому элю даже утверждалось, что пиво, богатое витаминами, спасло «британскую расу» от вымирания во время чумных эпидемий, когда было мало еды. Другие считали это бабушкиными сказками. «Использование пива в лечебных целях, в качестве тонизирующего или стимулирующего, а также питательного средства, не имеет под собой научной основы», — говорилось в резолюции Американской медицинской ассоциации, вынесенной ещё в 1916 году.
Теперь же окончательно решить этот вопрос предстояло министру юстиции Александру Митчеллу Палмеру по прозвищу Воинственный квакер, которое он получил за массовые облавы на коммунистов и анархистов из числа иммигрантов с их последующей депортацией. Срок полномочий Палмера, как и всей администрации Вудро Вильсона, подходил к концу (в ноябре 1920 года новым президентом США был избран Уоррен Гардинг), и напоследок он сделал прощальный подарок любителям пенного напитка, заявив 3 марта 1921 года, что 18-я поправка позволяет докторам назначать своим пациентам пиво в лечебных целях при любых обстоятельствах и в любом количестве, какое они сочтут необходимым; аптекари и киоскёры имеют право продавать пиво наряду с содовой, но в барах и ресторанах при отелях его быть не должно.
Пивовары ликовали, медики вели себя более сдержанно. «Не думаю, — пояснил адвокат Нью-йоркского медицинского общества, — что врачи жизненно заинтересованы тем или иным образом в разрешении прописывать лекарственное пиво, но как группа они удовлетворены утверждением своего авторитета со стороны Палмера, видя в этом победу науки над предрассудками». Напротив, сторонники «сухого закона» были возмущены отступничеством Палмера: если так пойдёт и дальше, вообще никакие законы соблюдаться не будут! И потом, только представьте себе: дети, пьющие газировку у киоска, будут смотреть на то, как взрослые тут же покупают и потребляют пиво!
Вместо того чтобы закрыть тему, мнение, высказанное Палмером, вызвало новую волну исковых заявлений, опровержений и вопросов. «Не превратятся ли аптекари в барменов, а аптеки — в салуны? — писала «Нью-Йорк тайме» в ноябре. — Не станут ли доктора пивными диктаторами, осаждаемыми людьми, которых мучает жажда, потому что они больны, или больными от жажды?» Конгресс спешно принял «закон Кэмпбелла—Уиллиса», по которому врачи могли выписывать рецепты не более чем на полпинты[16] вина или виски в десять дней, а «лекарственное пиво» запрещалось. Несмотря на протесты пивоваров и врачей, в конце ноября закон вступил в силу. Бутлегеров это, конечно же, не остановило.
От банды Вэлли отпочковалась банда Эрни Кука (Мясника) и Джорджа Фогеля (Голландца), действовавшая на юге Вест-Сайда; её пивной склад находился прямо через дорогу от полицейского участка. В юности Фогель был карманником, грабителем и налётчиком, известным полиции с 1901 года, а в феврале 1919-го убил полицейского в салуне, принадлежавшем Пэдди Райану. Газеты называли его «неуязвимым Фогелем», поскольку он всегда выходил сухим из воды.
