Джон Торрио, сменивший Колозимо, во многом был его антиподом, но соответствовал всем критериям «хорошего парня». Его девизом было: «Нам не нужны неприятности». В июне он созвал «бандитскую конференцию», чтобы выработать принципы мирного сосуществования в условиях «сухого закона». Джонни предложил заключить «пакт о ненападении»: определить границы подконтрольных территорий и принять обязательство не лезть «в чужой огород». При этом члены картеля могли бы покупать друг у друга пиво и продавать его в своих районах.
План был хорош, но оставлял без ответа один важный вопрос: что будет с нарушителями соглашения? Никаких единых методов их наказания выработано не было, а значит — каждый сам за себя.
Чикаго 1920-х годов был городом контрастов. Небоскрёбы в деловом центре, где миллионеры с дамами в мехах и бриллиантах разъезжали на «роллс-ройсах», отправляясь в оперу, на шикарные вечеринки в особняках или в рестораны при роскошных отелях — и двухэтажные домики на окраинах, где селились иммигранты из разных европейских стран. В 1920 году, согласно проведённой переписи, население «Города ветров» насчитывало 2 701 705 человек; 5,4 процента составляли ирландцы и 4,8 процента — итальянцы. Доля иммигрантов из Восточной Европы, преимущественно евреев, была сопоставимой с ними. Во время войны Чикаго пережил промышленный бум, привлёкший сюда афроамериканцев с Юга; чёрное население выросло на порядок, достигнув нескольких сотен тысяч. Этот процесс проходил не гладко: с 27 июля по 3 августа 1919 года во время столкновений на расовой почве погибли 38 человек, из них 23 чёрных, а ещё около пятисот пострадали. (Справедливости ради отметим, что в этом смысле Иллинойс не был исключением: прилив чернокожего населения вызвал недовольство, например, в Небраске, где беспорядки начались двумя месяцами позже; в Омахе толпа линчевала негра и даже пыталась повесить мэра). И всё же период «сухого закона» в Чикаго называли «чёрным ренессансом»: чернокожие не только работали на заводах и фабриках, но и открывали музыкальные кафе и клубы, оказав большое влияние на культуру и искусство эпохи джаза.
Город условно делился на четыре части: центральный район Луп — «Петля» (своё название он получил из-за железнодорожной эстакады, огибавшей его петлёй), ограниченный с севера и запада рекой Чикаго, с востока — озером Мичиган и с юга — Рузвельт-роуд; к северу от него — Норд-Сайд, к западу — Вест-Сайд, к югу — самый большой, Саут-Сайд. Южный Чикаго вобрал в себя несколько пригородов, в том числе Гайд-Парк, Джефферсон и часть Сисеро; там находились фабрики, сталелитейные заводы и мясокомбинаты, а потому его население состояло преимущественно из ирландских, итальянских, польских, литовских и славянских эмигрантов, которых потеснила расширившаяся афроамериканская община. Усилиями Торрио большая часть Саут-Сайда, расположенная близ озера Мичиган, от Мэдисон-стритдо 75-й улицы, включая Диринг и Брайтон-парк, через которые открывался выход на западные пригороды и Сисеро, находилась в руках бывшей банды Колозимо, контролировавшей восемь из сорока двух полицейских частей и большую часть района Луп. А Луп — это отели, бары, ночные клубы, казино и публичные дома, куда ходят богатые местные уроженцы и приезжие, желающие хорошо повеселиться, иными словами — рай для бутлегера.
Чикаго всегда был сильно пьющим городом. В 1906 году там действовали 7300 официально зарегистрированных салунов и ещё не менее тысячи подпольных; потребление пива в 3,5 раза превышало среднее.по США, крепких напитков — в три раза. Когда 18-я поправка к Конституции была ратифицирована большинством штатов, жители Чикаго проголосовали против местного распоряжения о закрытии салунов (голоса «за» и «против» распределились в соотношении один к трём). Всем было ясно, что чикагцы пить не перестанут; «сухой закон» критиковали даже представители местных властей, которым предстояло проводить его в жизнь. (Да что там местные власти! Вудро Вильсон по истечении срока своего президентства в январе 1921 года вывез из Белого дома собственные запасы спиртных напитков, а его преемник Уоррен Гардинг въехал в президентскую резиденцию вместе с обширной коллекцией горячительного). В самом начале фильма «Враг общества» (1931) показано, как накануне введения запрета на алкоголь винные магазины, распродающие свой товар со скидкой, берут штурмом, приходя целыми семьями; бутылки везут в детских колясках, набивают ими багажники автомобилей, несут под мышками... Что интересно, первое задокументированное нарушение «закона Волстеда», вступившего в силу в полночь 17 января 1920 года, произошло в тот же день в 12.59 — разумеется, в Чикаго: шесть вооружённых людей похитили ящики с «лекарственным» виски из двух железнодорожных вагонов, на общую сумму 100 тысяч долларов. Впрочем, некоторые дальновидные лидеры банд начали запасаться спиртным заранее.
Когда законопослушные виноторговцы прикрыли свои лавочки, спешно распродав все имевшиеся запасы, образовавшийся вакуум заполнили гангстеры, которые сначала занимались поставками горячительного, а со временем перешли и к его изготовлению — разумеется, не собственноручно: они были «организующей и направляющей силой». Например, закон разрешал производить на дому 200 галлонов[13] (примерно тысячу бутылок по 750 миллилитров) сидра и фруктового сока в год. Крепость напитков не должна была превышать 0,5 градуса. Поступавший в продажу концентрат («плиточный сок») сопровождали предупреждением: «Разведя плитку концентрата в галлоне воды, не ставьте полученную жидкость, налитую в кувшин, в шкаф на 20 дней, иначе она превратится в вино». Благодаря этой поблажке уцелели виноградники в Калифорнии, поставлявшие на Восточное побережье чёрный виноград для производства домашнего красного вина; в первые годы после введения «сухого закона» местные виноградари даже увеличили площадь обрабатываемой земли на 700 процентов. Сорт зинфандель считался более изысканным, но этот виноград быстро портился и плохо переносил транспортировку, поэтому предпочтение отдавали более толстокожему аликанте буше. (Знатоки позже утверждали, что качество винограда снизилось, да и многие технологии были утрачены, поскольку виноделы эмигрировали или выходили из бизнеса). Под прикрытием этого разрешённого занятия можно было развивать и незаконное производство. Кроме того, продолжали работать некоторые пивоварни.
Правда, себестоимость спиртного теперь резко возросла: нужно было отстёгивать политикам и полиции, чтобы те преследовали только индивидуальных производителей и поставщиков, а бандам не мешали, и это не могло не сказаться на розничных ценах: если до «сухого закона» пиво среднего качества стоило для салунов от трёх с половиной до семи долларов за бочку, то теперь приходилось выкладывать аж 55 долларов за бочку ячменного пойла. Но покупали и это. Попробуй не купи, когда эту бочку тебе привозят крутые ребята с дробовиками да ещё и в сопровождении полиции!
«Человек в полицейской форме получает массу возможностей работать бутлегером под прикрытием своего мундира, — писала 27 сентября 1921 года газета «Чикаго трибюн». — Эти возможности не так велики, как у агента налоговой инспекции или Прогибиционного бюро, но всё же значительны». Для надзора за исполнением «сухого закона» в трёх штатах — Иллинойсе, Айове и Висконсине — были выделены всего 134 агента. Даже если бы все они честно исполняли свои обязанности, они всё равно бы не справлялись: закрыть все подпольные распивочные (для которых, как выразился один из владельцев, «нужна только бутылка и два стула») или изъять все самогонные аппараты было просто невозможно, а бороться приходилось не только с нарушителями, но и с соблазнами, которые часто брали верх. «60 процентов полицейских занимались бутлегерским бизнесом», — признавался глава чикагских копов Чарлз Фицморрис.
Среди правоохранителей были и особо выдающиеся «оборотни». Так, сержант Эдвард Смейл по прозвищу Крутой Эдди, в 1917 году возглавлявший отдел по борьбе с азартными играми в Саут-Сайде и при этом державший несколько букмекерских контор и игорных домов, в 1920-м переключился на борьбу с бутлегерством. Его бригада арестовала грузовик, перевозивший сотню ящиков виски. (К сведению: ящик виски можно было купить в Квебеке за 15 долларов, а продать в Чикаго или Нью-Йорке за 120. Розничные цены доходили до четырёх-пяти долларов за бутылку; ушлые владельцы подпольных баров норовили впарить клиентам дешёвое пойло втридорога, выдавая его за алкоголь известных марок). Этот грузовик уже один раз конфисковали, когда он только-только прибыл в Чикаго, и несколько полицейских уже получили в общей сложности тысячу долларов за то, что отпустили его. Невзирая на это, Смейл забрал себе все ящики, да ещё и деньги и драгоценности сопровождающих. В 1921 году Смейл с отрядом полицейских, выдав себя за агента Федерального бюро расследований, изъял 215 ящиков виски. Владелец груза отказался выкупить его за 12 тысяч долларов, и «вещдоки» достались Смейлу. Забегая вперёд скажем, что он всё-таки доиграется до тюрьмы. Конечно, в полиции служили и честные блюстители закона: напомним, что взятки брала только часть полицейских, пусть и большая. Но у гангстеров были связи в среде политиков: те давили на руководство полиции, и несговорчивых копов переводили в дальние закоулки.
