Первым аккордом зазвучал одинокий голос главного героя. Он был неуверенным, будто испуганным, захлебывался и тонул в тишине. Вдруг грянули другие голоса, музыка стала рваной и нервозной — иногда раздражающе громкая, она подавляла главного героя. Слушать было тяжело, но в середине произведения Юра смягчился — он заглушил гомон, и в тишине зазвучал еще один голос, высокий и нежный, но тут же замолк снова. Этот голос то появлялся, то пропадал, а когда возвращался, главный герой замирал, будто прислушиваясь. В конце произведения второй голос появился опять. С каждой секундой он становился громче и увереннее, а когда раскрылся в полную силу, слился с главным героем, дополняя его, будто произнося то, что первый не мог сказать сам. Вместе они звучали прекрасно и гармонично. Минорный мотив сменился мажорным. А завершилось произведение на высокой ноте, где они оба пели победно и вдохновляюще.

В который раз переслушивая произведение, Володя улыбался с закрытыми глазами. Только одно нарушало идиллию: Герда поскуливала в такт музыке, сидя возле шкафа, в котором Володя спрятал от нее адвент-календарь. Выпрашивала лакомство. Пришлось встать.

Достав из календаря горстку корма, Володя показал Герде пустую коробку и заявил:

— Видишь, это последняя? Больше не проси. — Но смягчился и добавил ласково: — Наш Юра — настоящее чудо, такой классный подарок тебе подарил. И мне.

Если подарок для собаки был хорошим, то для Володи — удивительным. Ему никто и никогда не посвящал музыку — он и помыслить не мог о подобном. А Юра взял и сделал, никого ни о чем не спрашивая.

Они созвонились следующим вечером. В груди защемило, когда Володя увидел Юру в кабинете: не только потому, что знал это место и помнил каждый его сантиметр, но еще и потому, что возвращался в этот самый кабинет буквально вчера. Пусть только в своих мыслях.

— Знаешь, я послушал первый трек на твоем диске. Юр, у меня нет слов, чтобы описать, как это приятно.

— Та-а-ак, — прищурившись, протянул тот. — Отлично, теперь рассказывай, о чем я написал.

— Экзамен мне устраиваешь? — усмехнулся Володя.

Юра закинул в рот кусочек грейпфрута и, что-то неразборчиво промычав, пожал плечами. Володя покачал головой.

— Экзамена все равно не получится, ты же все сам рассказал перед треком. Я слушал только первый. Там про меня. Сначала о том, каково мне было без тебя, а затем появился ты и все изменил.

— Ну можно сказать и так, — кивнул Юра. — Молодец! Ты уже знаешь, о чем следующий?

— Нет. И не рассказывай, я хочу сам выяснить.

Юра ласково улыбнулся, хотел что-то сказать, но отвлекся на телефонный звонок. Извинившись перед Володей, он отошел от компьютера и ответил. Несколько минут он то сердился, то смеялся, говоря, конечно же, не на русском. Володя ничего не понял. Зато ему в голову пришла мысль: а не выучить ли немецкий? В Германии, особенно в клубе и комьюнити-центре, языковой барьер подпортил Володе настроение, да и вообще хотелось знать, о чем говорит Юра с другими.

— Это была Анна, — доложил Юра, вернувшись. — Она передает тебе привет.

— О, ей тоже передай как-нибудь.

— Знаешь, а ты ей понравился. Сказала, ты в ее вкусе. — Он расплылся в хитрой улыбке.

Володя шутливо закатил глаза.

— Тогда передай ей, что я занят. Кстати! Я тут подумал: надо бы выучить немецкий…

— А у тебя есть на него время? — Юра нахмурился. — Ты смотри, это ведь не только уроки у преподавателя, но и как минимум час занятий дома каждый день.

— Говоришь так, будто я английский не учил. Я знаю, каково это, — отмахнулся Володя. — Но ради такого время найду.

— Ради какого «такого»? Ради меня? Тогда это очень хорошая мысль!

Воодушевленный идеей быть с Юрой на одной волне, Володя принялся искать курсы на следующий же день. Юра живо интересовался его успехами сначала в поиске, а затем в обучении. Грозился, что будет его проверять гораздо строже преподавателей.

И Юра приступил к обещанному уже через неделю, когда снова созвонились в скайпе.

— Давай-ка выясним, как дела с твоим немецким? — строго спросил он, оттягивая воротник кофты. — Что это?

— Сейчас, минутку, — сказал Володя и потянулся к сумке, принялся там копаться. — Так. Что перевести?

Юра указал на свою шею:

— Как это называется?

Володя уставился на него. Принялся судорожно листать небольшую книжку, нашел, что искал, и неуверенно выдал:

— Hals.

Юра захохотал.

— Ты серьезно? Словарь!

— А что? Я только начал. И части тела мы еще не проходили.

— Ну ладно, пусть со словарем, — ответил Юра, вдруг сощурился и, закусив губу, прошептал: — Поцелуй-ка меня здесь, мой умница.

Володя замер.

— Прямо сейчас?

Он ужасно тосковал по Юре. По его присутствию рядом и больше всего — по ласке. Володя стал скучать уже на следующий день после приезда, а спустя еще месяц порой изнемогал так, что часами думал только о Юре. А тот еще и подливал масла в огонь, не единожды намекая: чтобы сделать друг другу приятно, вовсе не обязательно находиться рядом. Но не так же — не на работе, где этажом ниже сидит охранник.

— Целуй! — приказал Юра.

— Юр, ну это несерьезно.

Тот расхохотался.

— А должно быть?

Володя нахмурился.

— Ты меня понял.

— А ты понял меня. Давай!

Володя вздохнул. Встал из-за стола и убедился, что кабинет заперт на ключ. Подключив наушники к ноутбуку, наклонился и поцеловал монитор.

Юра довольно хмыкнул.

— А если не будешь меня слушаться, вообще ничего не покажу. — Он оттянул воротник еще сильнее, обнажил ключицу: — А теперь здесь…

— Ну хватит! Это глупо.

— Мне прекратить? — Юра прищурился. — Ты уверен?

— Я целую не тебя, а монитор, — простонал Володя.

— Ну и что? В этом мониторе ты можешь увидеть, например, вот это. — Юра приподнял кофту, обнажая живот.

Володя судорожно вздохнул — от нечеткого вида Юриного пупка перехватило дух и напряглось все тело. Юра встал, медленно расстегнул ремень, вытащил его из шлевок. Отойдя от монитора, он полностью снял кофту.

— А дальше будет то, о чем я подумал? — просипел Володя. Вместо ответа Юра улыбнулся еще шире.

Решив, что в принципе неважно, где он сейчас находится, ведь главное — у него в мониторе, Володя аккуратно снял пиджак…

Каждый вечер занятый то немецким, то плаванием, то работой, Володя никак не успевал послушать Юрин диск. Он ни за что не стал бы включать его музыку просто фоном — для нее требовалась сосредоточенность. Володя решился послушать второй трек, как только выдалась возможность — когда Юра в очередной раз засиделся за заказом.

«Как думаешь, когда в этой истории снова появился и обрел голос второй герой? Что он хотел бы рассказать тебе? И что хотел бы услышать ты? Помнишь лето восемьдесят шестого года? Я знаю: твой ответ „да“. Я тоже помню. Все до последней детали, до последнего утра, когда мы расстались. Ты хотел бы его вернуть?

Я — нет, из-за того, что случилось после. Но мне хотелось бы возвращаться в то лето почаще. Поэтому я записал его так, как оно видится мне сквозь года. Послушай и ты. И вспомни свое лето восемьдесят шестого».

Эта композиция не была исключительно фортепианной — в ней звучали еще и электрогитара, бас и барабаны. Насквозь пронизанная нежной грустью, мелодия пробуждала воспоминания об их юности. В ней слышались вкрапления какого-то очень знакомого, но давно забытого мотива — должно быть, Юра играл ему нечто подобное в «Ласточке». Володя не разбирался в психологии восприятия музыки, но в ней разбирался Юра. В его истории чувствовался плеск реки, шелест ивовых веток, шипение радиоволн. Юрина мелодия рисовала в воображении самые сладкие моменты их юности: нега в тени ивы, заводь с кувшинками, старый театр.

Володя повернулся к окну и устремил взгляд на заснеженный двор — через пролесок и пересохшую реку, посмотрел на флагшток. Когда-то там было так красиво, но теперь не осталось ничего.