«Да кое-кто тут приезжал, весь режим мне сбил, не могу вот так сразу к нему вернуться, ложусь поздно, думаю… о всяком».

«О чем это?»

«Не скажу! — Юра прислал смайл, показывающий язык. — Как там мама?»

«Встретил, привез домой, остался тут на ночь. Лежу в своей старой постели на очень неудобном матраце, чувствую спиной все пружины. И как только спал на нем столько лет?»

«Это потому что меня рядом нет. Со мной тебе было бы удобнее».

Володя вздохнул.

«Да, Юр, с тобой мне было бы удобно спать даже на тибетских колючках».

Юра некоторое время молчал, а потом написал:

«Хотя не исключено, что со мной тебе в спину упиралось бы нечто другое».

«Юра!»

Тот прислал в ответ хохочущий смайлик.

«Ладно, я пойду спать. Надеюсь, теперь ты будешь засыпать с мыслями обо мне. Спокойной ночи».

«Спокойной». — Володя занес было палец над смайликом с поцелуем, но в последний момент передумал. Решил, что это уже чересчур по-детски.

Засыпать с мыслями о Юре действительно было приятно. Очень легко представлялось, как он лежит рядом, тесно прижимается и дышит Володе в шею. Избавиться от этих мыслей оказалось непросто, а стоило немного провалиться в сон, как образ Юры стал даже более четким, почти осязаемым. Понимание того, что это лишь фантазия, навевало тоску — когда еще они смогут заснуть в одной кровати в реальности?

С утра мать оживилась. Вечером, утомленная после дороги, она больше молчала, а теперь проснулась раньше Володи, разбудила его и за завтраком во всех подробностях пересказала поездку. Он слушал вполуха, одновременно желая Юре доброго утра в ICQ. Тот был офлайн, но Володя все равно решил ему написать:

«Вчера еле уснул, все думал о тебе. Караул какой-то, если так продолжится — совсем спать не смогу», — и добавил смеющийся смайлик.

— Детки у нее, конечно, такие карапузы, — тараторила мать, наливая себе чай. — И вот вроде, знаешь, новорожденные всегда такие… страшненькие, а эти — ну прелесть! Вова в близняшках просто души не чает, ходит их качает постоянно, что-то рассказывает — хотя что они понимают, им месяц от роду! Алина даже раздражается: как Таня привозит их в гости к деду, так он обо всем забывает. И никому не дает с ними возиться, даже подгузники сам меняет! Такие забавные. Вова же облысел уже, а у малышек волосы только-только появились, да и светлые совсем, незаметные. Он внучек на руках таскает, ну натурально лысый Змей Горыныч с тремя головами!

Володя вопросительно посмотрел на мать, пытаясь представить, что за монстра она выдумала. Он запутался в именах еще сильнее, чем в хронологии событий, и за последние пять минут потерял нить повествования. Попытался разобраться: Вова — двоюродный брат, Алина — его жена. Таня — какая-то их родственница, но о каких еще близнецах идет речь?

— Мам, я запутался, откуда взялись близнецы?

Она удивленно на него уставилась.

— В смысле, разве я тебе не говорила? Таня же родила!

Он кивнул, но все равно мало что понял.

— А Таня?..

— Сынок, ну что у тебя с памятью? Таня — дочка Вовы. Близнецы — его внуки. — Она задумалась на несколько секунд, а потом добавила: — Ты, наверное, им двоюродным дедом приходишься.

Володя растерялся. Он помнил, что Вова рано женился, еще лет в двадцать, и что дочка у него родилась вскоре после свадьбы. И понятно, что она взрослая, неудивительно, что родила. Вот только у Володи с братом разница всего четыре года, а тот уже дедушка? У него уже есть внуки? Будь Володя обычным мужиком с гетеросексуальной ориентацией…

— О чем задумался, сынок? — Мать обеспокоенно смотрела на него.

— Да так, — отмахнулся он. — Удивился, если честно.

— Да уж, сынок, тебе тоже не мешало бы задуматься о семье и детях, все-таки уже такой возраст, а ты…

Она не укоряла и не нравоучала — просто констатировала давно известный факт, но внутри тут же поднялась волна раздражения.

— Мам, не заводи опять эту шарманку, прошу.

Она поставила на стол перед Володей корзинку с печеньем и села напротив.

— Сынок, я ведь не пытаюсь обидеть, ты же знаешь, я просто переживаю за тебя. Я очень не хочу, чтобы ты остался один, понимаешь? — Она потянулась к нему через стол и взяла за руку.

Володя мысленно упрекнул себя за раздражительность. Мать действительно просто переживала, вот только он теперь не один. Но разве для нее это что-то меняло? Он никогда не посмеет рассказать ей о подобном — сделает только хуже и больнее: и ей, и себе. Узнай мать об их отношениях с Юрой, наверняка предпочла бы, чтобы ее сын остался одиноким.

Мысль о том, что его двоюродный брат стал дедом, не отпускала Володю до самого вечера. Возвращаясь домой, он прокручивал ее в голове, разглядывал с разных сторон, под разными углами. Эта мысль несла непонятное разочарование. Но в чем или в ком? В себе — ведь в его возрасте другие, нормальные, мужчины имеют семьи и взрослых детей? Или в Вове — разве он, первый, к кому Володя испытал настоящее влечение, не имеет права стареть?

Володя ломал голову, решая, что сделать, чтобы избавиться от этого бесполезного и мучительного ощущения. Игорь посоветовал бы разобраться в причине этих странных чувств. Но Володя не хотел заниматься самокопанием. Впрочем, не стал и пытаться подавить эти чувства.

Он решил поделиться своими переживаниями с Юрой:

«Мать привезла новость: мой брат, Вова, стал дедом. Тот самый Вова. Помнишь?»

«Его-то забудешь, — ответил Юра без смайлов и спустя несколько секунд добавил: — Он нашу фотку порвал, когда захлопнул дверь перед моим носом».

«Он старше меня всего на четыре года, а уже дед. Поверить не могу».

«Ха! Получается, что ты тоже дедушка, Володь!» — пошутил Юра.

Но Володю эта шутка рассердила.

«Ага, поздравь еще», — громко стуча по клавишам, написал он. Юра, конечно, не услышал этого, но смену настроения похоже уловил.

«Ладно-ладно, юмор в сторону. Вижу, что ты не в духе».

Володя не стал отвечать — видел, что Юра продолжает печатать.

«Володя, а что, собственно, тебя беспокоит? Двоюродным дедушкой можно стать и в пятнадцать, возраст тут ни при чем. Или ты…»

Юра будто бы не успел удалить лишнее и отправил сообщение как есть.

«Что я?» — подтолкнул его Володя.

«Ревнуешь?»

«Ты шутишь? Кого мне ревновать? К кому?» — Володя хотел добавить смайл, но не стал — получилось бы фальшиво.

«Слушай, ты не обижайся, если я неправ, но ты вообще-то написал одну строчку. Что тебя расстроило? Ты завидуешь ему, тоже хочешь семью?»

«У меня есть семья».

Да, какая-никакая, она у Володи была. Юру тоже хотелось бы считать ее частью, но делать столь громкие заявления Володя пока не решался — наивно, да и незачем бежать впереди паровоза. Однако Юра оказался прав: он был немногословен, злился и завидовал Вове. Но было еще кое-что сокровенное, чем Володя не делился еще ни с кем.

«Вообще-то да, я тоже хочу детей, но какая разница, их все равно у меня никогда не будет», — написал он и долго смотрел на сообщение, раздумывая, отправлять ли его Юре. Вздохнул, закрыл глаза и все же отправил.

Ответ прилетел быстро:

«Ребенка можно усыновить».

«И кто даст это сделать такому, как я?»

«Какому „такому“? Умному? Богатому?»

«Юр, ну не надо, ты же понял, о чем я».

«Вообще-то не понял. Если ты об ориентации, то, во-первых, попробуй это докажи, а во-вторых, даже если узнают и не разрешат в Украине, то скоро разрешат в Германии. Ты же знаешь, что активисты борются за то, чтобы нам дали право на это».

«Думаешь, у них получится?» — написал Володя, хмурясь.

«Я в этом уверен. Пусть не скоро, пусть через десять лет, но в Германии геям позволят вступать в полноценный брак, и вполне вероятно, что в этой жизни разрешат усыновление и суррогатное материнство».

Какая разница, что там будет в Германии? Это Юрина страна, а не его, Володя как был там гостем, так им и останется. На улицах Берлина, в Дахау и даже в Юрином доме он ни на минуту не задумывался остаться там насовсем. Стать мигрантом? Снова? Ну уж нет. Ему еще в юности хватило такого стресса, хотя изменения, казалось бы, минимальные — Россия и Украина в середине девяностых были очень похожи.