Задумался, как рассказать Юре максимально коротко о парнях, с которыми знакомился, когда в очередной раз расставался с Игорем. Вспоминать было толком нечего, да и рассказывать — тоже: с одним просто переспали, а со вторым — даже до постели не дошло.

Юра тихонько прокашлялся, вырывая его из размышлений. Володя поднял на него взгляд и уверенно произнес:

— В общем, скажу так — другие были, но даже ошибками я бы их не назвал. От встречи с ними в моей жизни не изменилось ничего: не стало ни лучше, ни хуже. Те встречи не были ошибками, и те парни ошибками не были — они были никем.

Юра цокнул языком.

— Вот не зря ты на дипломата учился — красиво увильнул!

— А ты? Кто был у тебя? — прямо спросил Володя.

— Ну… кроме таких же, как у тебя, из «не ошибок» был только Йонас.

— А почему вы расстались?

— Потому что он мудак, — хмыкнул Юра. — В моем представлении жить с творческим человеком — это значит принимать творчество как часть личности, как черту характера. Особенно если творчество — это призвание. Йонас так не умел. Он разделял меня и мою музыку, мол, потом напишешь, а сейчас пошли в клуб. В общем, относился к ней несерьезно. А я считаю — если несерьезен к музыке, значит, несерьезен в отношении меня. Значит, на меня наплевать.

— А после него кто-то был?

— «Не ошибки». Просто секс, отношений не было.

— Вообще? А не одиноко?

— Для одиночества нужно свободное время, а я организовал жизнь так, чтобы свободного времени не было.

«Ну-ну», — подумал Володя. Он тоже каждый день с утра до ночи крутился как белка в колесе.

Они помолчали. Володя еще раз оглядел комнату Юры. Коричневые обои оказались стеллажами вдоль стен, возле двери висели рамки то ли с фотографиями, то ли с дипломами, а черная тень в левом углу — не что иное, как пианино.

Володя попросил:

— Сыграй мне что-нибудь. Если сможешь, конечно.

— В смысле, если смогу? — не понял Юра.

— Ну после пары стаканов рома, — пожал плечами Володя.

— Пф-ф-ф… — Юра закатил глаза. — Что сыграть?

— Не знаю… Что ты написал сегодня?

— Аранжировку. Скучную и нудную, от которой уже тошнит.

— Тогда что-нибудь другое на твой вкус, нежное или грустное. Может быть, «Лунную сонату»?

Юра рассмеялся:

— Ты бы еще «Собачий вальс» попросил. Но если хочешь ноктюрн, то давай попробуем… — Он пересел в угол за пианино и повернул к себе камеру. — «Грезы любви» Листа. Устроят?

— Устроят, — улыбнувшись, кивнул Володя. Он не знал никаких «Грез» Листа, главное, чтобы Юра играл.

Когда тот начал, Володя, не отводя взгляда, следил за каждым его движением, пытался поймать и запомнить каждую эмоцию на его лице. Любуясь, он старался не думать ни о чем, но одна мысль все же мелькала в голове: когда в мире существует такой человек, как Юра, никто не может иметь большего значения для Володи.

В переписках в ICQ прошел и октябрь. Они с Юрой больше не созванивались в скайпе, потому что звонки действительно оказались дорогими. Но Володя и без них не чувствовал себя одиноким — он ощущал присутствие Юры в своей жизни. Твердо знал, что каждое утро ровно в девять раздастся веселое «о-оу». Они напишут друг другу и в обед. И, главное, вечером, только он ступит на порог своего дома, его будет ждать весточка от Юры.

Он торопился закончить все дела ко времени очередного разговора, игнорировал чужие звонки, когда они общались, заранее выгуливал собаку, чтобы не отвлекала. И это касалось не только «их» времени. Володя поймал себя на мысли, что думает о нем постоянно: что бы сказал Юра о том или ином фильме или передаче, может ли ему понравиться этот галстук или пальто, купил бы он себе такие? Что он ест в своей Германии, скучает ли по оливье или борщу? Володе хотелось узнать о нем все. И он задавал эти вопросы без стеснения, потому что Юра убедил его в том, что ему так же важны эти разговоры.

Эмоциональное состояние Володи улучшилось, нервы, казалось, окрепли, но засыпать без снотворного он все еще не мог. Он старался экономить, но прописанные Игорем таблетки кончались. А это значило, что встреча с ним неминуема. Володя тянул до последнего, а Игорь, наоборот, стремился к общению — писал или звонил по несколько раз в неделю, предлагал увидеться. Володя отвечал, что занят.

Он не хотел ни писать ему, ни слышать его по телефону, ни видеть его в реальности. Теперь он даже в фантазиях не мог снова представить себя с Игорем. В Володиной голове уже давно поселился один человек: если он и хотел кому-то писать, с кем-то говорить и кого-то видеть, то все его мысли обращались только к нему — к Юре.

Но отношения с ним оставались хрупкими. Володя надеялся, что разговор после того сообщения — это самое худшее, что могло между ними произойти, но ошибся. Оставалось еще много недосказанности и лжи, а правда рано или поздно должна была выйти наружу. И она вышла, грозя разрушить их едва окрепшую связь. А ведь все началось с невинного вопроса.

Они договорились еще раз созвониться в скайпе. Володя снова приехал в офис в выходной, но, в отличие от прошлого раза, взял с собой очки.

Увидев его в них, Юра воскликнул:

— Вот теперь я тебя узнаю, вожатый пятого отряда! Забавно, — он усмехнулся, — эти очки как две капли похожи на те, которые ты носил в «Ласточке». Кстати, я их сохранил — забрал вместе с остальным из капсулы времени.

— Правда? — почему-то удивился Володя.

— Да, а что тут такого? — Юра нахмурился.

Володя задумался, наблюдая за тем, как он тянется куда-то вбок, берет бутылку рома и наполняет бокал.

— Ну… — протянул Володя. — Одно дело — хранить фотографии или письма, но разбитые очки?

— Мне важно все. — Юра серьезно кивнул.

— А письма… Ты прочел мои письма?

— Да. Сразу, как вернулся. — Он сделал глоток и вальяжно растянулся в кресле.

— Почему ничего не сказал?

— Не представляю, что бы я тебе написал. Все-таки столько лет прошло, а мы совершенно чужие люди.

— Чужие? — нахмурился Володя.

— Теперь нет, но два месяца назад мы не были друг другу даже приятелями. А эмоций эти письма вызвали так много, что я не придумал, что тебе написать. Но хотел. Знаешь, я читал много биографий музыкантов, драматичных и даже трагичных, но все они, вместе взятые, не производили на меня такого впечатления, как твои письма. Никогда от чьей-то истории мне не было так тяжело.

— Хм… — только и смог выдавить Володя.

Юра заметно сконфузился:

— Ой, не слушай меня, я уже пьяный, не думаю, что говорю. Сравнивать людей, которых даже не знал никогда, с тобой…

— Все нормально. Продолжай.

— Твои письма вдохновили меня на ноктюрн. — Юра забавно скривился. — Банально, да? Так что, можно сказать, ты моя муза.

— Правда? Ты и это от меня скрыл! Сыграй!

— Нет, он не окончен.

— Все равно сыграй сколько есть!

— Нет, я же сказал, он не готов. Он корявый, его править надо, ты ничего не поймешь и расстроишься — скажешь, что за гомункула я тебе посвятил.

— Тогда сыграй что-нибудь другое, — попросил Володя. Ему ужасно захотелось снова посмотреть на Юру, как тот меняется, когда играет.

— Все-таки это так непривычно, — засмущался Юра. — Я имею в виду интерес к моему творчеству.

— Ничего себе непривычно. На твои концерты люди за деньги ходят, а ты говоришь, что тебе интерес непривычен.

Юра закатил глаза и махнул рукой.

— Ой, эти концерты… Поездка в СНГ была первой и, скорее всего, последней.

— Почему?

— Я же говорил, она не окупилась. Я еще должен ее отрабатывать.

— Как же так вышло? Вы что, не считали?

— Считали, да не рассчитали. Это моя вина на самом деле. Мы с коллегой, певцом, для которого я писал эти произведения, в Европе выступали не раз. Но черт меня дернул уговорить его включить в тур Украину. Мол, все-таки моя родина. А ему интересно — согласился. Поехали. И все у нас получилось шиворот-навыворот. Если с оркестром повезло, то хор был просто никаким…