Невиданные дивы не спешили оголиться и тем более заходить к нему в воду. Не говоря ни слова, они лишь смотрели и ждали пока он закончит с плаванием.

— Ну же идите ко мне искупайтесь, — он попытался подбодрить их, — водичка чудо как хороша.

Но судя по всему его слова не убедили близняшек и это неповиновение ещё больше раззадорило Солтана. Ведь на них не действовала даже сила шапки Ю-маха. Впрочем, он понял её бесполезность ещё в саду и снял её вместе с одеждой, положив на скамью в купальне.

Кажется вода их пугала, поскольку они даже не прикоснулись к ней и будто нервничали, что повелитель как-то долго не собирается вылезать.

Дальнейшее воспоминание советник Адил проскочил в беспамятстве. И следующее что он увидел то, как они сразу оказались на каменном ложе под куполом. Солтан лежит на мраморном камне, точно в таком положении, каким его нашли слуги. А на нём верхом, как наездница сидит одна из див и ритмично двигается не издавая ни звука. Процесс находился в самом разгаре и в затуманенном мозгу владыки воспоминания смешались, превратившись в один сплошной сумбур и сбитый калейдоскоп.

В какой-то момент, приближаясь к финалу, он почувствовал на своей шее, прикосновение нежных рук. Ощущение затягивающейся петли, от которой наслаждение всё больше нарастало. Солтан не сопротивлялся, ведь он приближался к лучшей кульминации за всю свою мерзкую жизнь. Лучшая кончина какую только можно пожелать, так что он уходил с улыбкой благодарности к своим молчаливым палачам.

Неизвестно сколько продлилось бы наше обоюдное молчание, если бы у входа в чайхану не послышался шум. Кажется хозяин заведения препирался с кем-то, выясняя отношения на повышенных тонах. По обрывкам фраз, доносившихся до нашего столика, как я понял, он возмущался наглостью новоприбывших посетителей. Он говорил, что его чайхана имеет лучшую репутацию в городе и здесь соблюдаются все законы восточного гостеприимства. Чужеземцы могут чувствовать себя как дома и любой посетитель здесь неприкосновенен. И все гости находятся под его защитой и опекой, кем бы они не являлись, пока пребывают под крышей его заведения.

Вот только его оппонентов эта позиция явно не устраивала, их выдавал чужеземный акцент, очень похожий говор, услышанный мною в порту, спрятавшись за ящиками от наёмников. Наконец кажется их терпение лопнуло, до нас донесся шум драки и бьющейся посуды. Похоже на то, что в ходе короткой потасовки победителями оказались именно они, когда в общую залу вошли громила и трое стражников.

Наёмник с наглым видом, надменно обвёл взглядом посетителей, будто выискивая кого-то среди них. Гости чайханы уткнулись в свои чашки, никто не желал встречаться взглядами с головорезами Солтана, нанятых им с дальних земель и прослывших своим дурным нравом. На голове у него красовался шлем, увенчанный наверху красным гребешком из перьев. Настоящий петух-забияка, вспомнились слова Джаса в моей голове, до чего же точными бывают народные прозвища. Данные им не только за их драчливость и конфликтность по любому поводу, но также за манеры броско и ярко одеваться. Напяливая на себя одежды, сшитые из разноцветных пёстрых лоскутов и заплаток, так что их всегда видно за версту по яркой расцветке.

Вот только под этим милым костюмом скрывалась лютая злоба и ненависть, по легендам воспитанная верховным богом из их пантеона. Они поклонялись ему и приносили жертвы в его честь, обходясь с пленниками точно так же, как с ними поступал их Небесный отец-покровитель. Так что в городе все их боялись и не перечили, никому не хотелось испытать на себе, то что ощущает женщина, когда в неё входит мужчина.

Несколько раз оглядев всех присутствующих, он наконец остановил взгляд на одном из них и направился к его столику. К нашему общему несчастью, заприметив именно блондина — чужестранца, сидевшего в дальнем конце чайханы рядом со мной.

— Он идёт сюда, — прошептал Остарих, стараясь выглядеть непринужденным и не смотреть в его сторону.

Понимая что ничего хорошего не предвещает и пока глиняная стенка укрывала меня от взора этого петуха, я осторожно снял шамшир со спины и положил слева у своих ног. Тяжелые шаги медленной и вальяжной поступью приближались к нашей кабинке всё ближе и ближе. Остарих пытался вести себя спокойно, будто ничего не случилось, но кажется его спокойствие духа слегка пошатнулось.

Наконец верзила остановился рядом с нашим столиком и обвёл тяжелым взглядом маслянистых глаз.

— Ти абмануль маих подчиненых! — басом срывающимся на визг прорычал примат.

Понятно, что ничего не понятно. В чем же конкретно он обвинял Остариха? Кажется он имел в виду тот случай в порту, между нами и двумя гвардейцами.

— Послушайте, в чем вы нас обвиняете, у меня есть все разрешения и лицензии, — ответил Остарих стараясь сохранять спокойный тон и не провоцировать лишний раз, гормонально неуравновешенное существо.

— Ти и ти! — «наёмник-петух» тыкнул пальцем в каждого из нас. — Нарушат закон, нилзя аружие, нилзя свабодно ходи туда-суда!

— У меня есть все документы, подписанные лично Солтаном, вот ознакомьтесь, пожалуйста, — Остарих вытащил из своей книги аккуратно сложенную бумагу и протянул её капитану наёмников.

Бабуин взял протянутый ему документ, поводил носом и кажется даже не читая, демонстративно разорвал её на части, рассыпав клочки над столом. Лицо блондина застыло в немом изумлении с раскрытым ртом — такой наглости он не ожидал.

— Дакумен не настоящи! — брызнул слюной наёмник. — Солтан мертв, слов мертвеса — мёртвый слов!

От услышанного я даже не знал, радоваться или плакать. С одной стороны известие о смерти Солтана означало, что вероятно больше никто не будет меня преследовать, а с другой стороны указывало, на недействительность его прежней протекции.

— Но позвольте, я подданный короля Бабсбурга, — попытался возразить Остарих фон Малер. — Нельзя вот так вот просто взять и… — не успел он договорить, как громила хлёстко ударил его по лицу.

— Малчат, скатина, я тибе пась парву! — его глаза бешено вращались, готовые вылезти из орбит, а пена из рта капала на стол.

Стало очевидно, договорится по уму не получиться. Наёмник готовился нанести второй удар и просто тупо забить безоружного человека в порыве ярости. Вот он уже занес руку, еще мгновение и сокрушительный удар проломил бы висок учёного художника. Если бы он только имел, чем наносить удар, поскольку наёмник вдруг с удивлением взглянул на свою руку. Его рука лежала на столе, подпрыгивая и сжимая пальцы, попутно сбивая всё чашки с тарелками.

Он хотел быть быстрым, но я оказался быстрее и мигом вытащив шамшир, сначала отрубил ему руку. А затем пока он таращился на руку, лежащую на столе, потом на то, что осталось от неё — я не теряя ни секунды полоснул по выпуклому и волосатому животу. Зловонный запах ударил в нос — бедный Остарих пару секунд глядел на всё происходящее, а затем не выдержал:

— Буууээээ!!! — тугой струей блевотины, с не до конца переваренными лепешками и чаем, он оросил еще теплые внутренности, сползающие со стола ленивыми бледными червями.

Верзила покачался, взглянул на свой живот и рухнул на спину, подняв пыль с земляного пола. Народ доселе сидевший молча — ломанулся со своих мест, сшибая с ног гвардейцев и задавив их под собой. Нельзя больше медлить, я быстро выволок Остариха за собой в общую суматоху, так мы смогли бы затеряться в толпе.

Со стороны наёмника было непростительной ошибкой прийти сюда одному, лишь с тремя шакалами из числа людей. Но приди с ним хотя бы ещё один соратник, попытка одолеть его в открытом бою означала бы проигрыш. Враги в лице людей мне были нестрашны, но эти генно-модифицированные «приматы», всё ещё оставались выше и сильнее любого человека.

Так что смешавшись среди кучи людей, мы рванули с художником к выходу из чайханы.

На ужин Улуун Сагкх заказал у хозяина корчмы традиционные для местных блюда, густой томатный суп, сдобные лепешки и ячменную кашу. Горцы особенно любили ячменную кашу — муку перемешанную с кипяченым молоком яка и сдобренную хорошей порцией масла.