Наконец убедившись, что больше никого не осталось, я осторожно спрыгнул со стены. Солнце уже близилось к закату и надо успеть пока светло. Так как ещё до полудня, я успел заметить, как в одном из углов площади, торговцы скинули перезрелые и подгнившие фрукты. Есть хотелось очень сильно и я ещё днём собирался пойти туда. Если бы мне не пришлось наблюдать за торговлей живыми игрушками.
Осторожно пробравшись к куче я принялся выбирать, что-то пригодное и съедобное, как услышал чей-то старческий голос. Испуганно оглянувшись я увидел неподалёку от себя старика сидящего на земле. Он был до того незаметен за обломками камней, что мне не сразу удалось определить откуда исходит голос.
— Напрасно ищешь молодой человек. Там уже ничего не осталось, ты же не думаешь, будто о них знал только ты, — усмехнулся старик, — Тут до тебя уже побывали другие страждущие и голодные.
Старик смотрел прямо перед собой и даже не взглянул на меня. Из-за куска обвалившейся стены я видел лишь его верхнюю половину.
— Но если ты подойдешь, то я смогу поделиться с тобой, тем что я успел выбрать из кучи.
— Кто ты? — спросил я настороженно и несколько раз огляделся по сторонам.
— Кх-кхе-кхее! — засмеялся старик обнажив беззубые дёсны, — Я правитель этого города, юноша, — прошамкал он по-прежнему не глядя на меня.
Ну вот ещё сумасшедшего бездомного мне тут не хватало, пронеслось у меня в голове. Что это за город такой, ничего позитивного за последнее время, просто какой-то затянувшийся кошмарный сон. Но в куче действительно не осталось ничего, кроме полностью сгнивших остатков. Так что я решил подойти к старику, раз уж он так настойчиво приглашает.
Как только я обогнул завалы камней, мне удалось увидеть его полностью. Вернее половину старика, так как у него не было ног до самых колен. И он сидел на самодельной тележке с приделанными к ней деревянными колесиками. Выглядел он очень худым и сморщенным, словно все страдания и тяготы его жизни отпечатались на его лице.
— Должно быть ты не веришь мне? — спросил он и наконец посмотрел в мою сторону.
Посмотрел это сильно сказано, так как смотреть ему было нечем. На месте его глазниц зияли заросшие шрамы, старик оказался полностью слепым.
— Возьми, не бойся, — улыбнулся он протягивая фрукты в своих засохших и скрюченных руках.
— Я бы взял, но мне стыдно брать у вас, мне нечем вам заплатить, — попытался отказаться я.
— Кхе-кхее! Ты молод, а я стар, мне много не нужно. Да и зачем старику твои деньги, — он всё также держал протянутую руку с фруктами, — Просто поговори со мной, это и будет твоей платой. Ведь уже давно никто не разговаривал со стариной Аэйли.
Я подумал, что он так и будет держать свою протянутую руку. И я не стал утомлять старика, взяв у него еду с ладоней.
— Ты сказал, что ты правитель этого города, наверное ты пошутил? — спросил я, пытаясь поддержать разговор со стариком.
— Нет, я не шутил, — он вновь улыбнулся, — Я действительно являлся правителем этого города, — затем выждав паузу добавил, — Если хочешь, я могу рассказать тебе свою историю.
Глава 17 Благородство «Благородных»
История старика Айэли из касты Высокорожденных, рассказанной Асифу на площади города работорговцев.
«Когда-то я полноправно жил и царствовал в данном городе. И в тот период он не являлся гнездом работорговцев, пиратов и разбойников. То были славные времена, когда люди не знали вражды между собой, все жили в мире и согласии. Я же справедливо вершил свой суд в спорах и распрях, даже по самым неразрешимым вопросам.
Как-то ко мне пришли два брата и попросили рассудить их, по вопросу земли полученной ими в наследство. Каждый из них опасался, что один у другого при делёжке, заберёт себе лучшую и более плодородную часть земли. И тогда я сказал им, пусть один из братьев разделить землю ровно пополам. А второй из братьев получит право, первым выбрать себе свою половину из этих поделённых земель. Надо ли говорить, что первый брат справедливо поделил её, ведь тогда второй брат в любом случае выбрал бы более хорошую часть земли.
А сейчас, те кто находиться у власти, они любят говорить о себе другим, будто они томились у нас в качестве рабов и служили нам. Но на самом деле они занимали социальную нишу вполне заслуженную их поступками. Они представители низших слоев из числа «неприкасаемых».
Высокородным запрещалось к ним даже прикасаться, а не то, чтобы разговаривать с ними. Своими греховными помыслами и действиями они могли осквернить тех, кто соблюдал высокие моральные принципы и поэтому заслуженно занимали высокие посты во главе народа. Как тебе уже известно, я как раз один из Высокорожденных, именовавшихся в то время «Благородными».
Нам запрещалось проливать любую кровь, даже если это кровь животных. Также под запретом была и мясная пища, ибо она считалась оскверненной. Отведав её мы рисковали стать такими же как «неприкасаемые», подверженные своим животным страстям, пагубным привычкам и велениям похоти. Крайний аскетизм и умеренность во всём, всегда представлялись нашими основополагающими принципами. Будь то в еде, развлечениях или любовных утехах, везде требовалось соблюдать чувство меры.
Мы жили в крайне справедливом общество, поскольку пути наверх нет, если ты не смог побороть свою животную сущность. Ведь чем больше богатств и власти, тем сильнее соблазны утолить свои инстинкты, невзирая на нужды других. Так что любой находящийся на низших ступенях, должен был тяжело и много трудиться. Для того чтобы через страдания своего животного тела, преодолеть себя и взрастить в себе человеческие качества.
Но как мы оказались наивны, слепо полагая, будто всё будет так же, как нам завещали наши отцы, а им в свою очередь завещали их отцы. Пока не осознали, как «неприкасаемые» недовольные тем, что им не дают возможности всласть утолять их животные потребности, решились поднять бунт. И у них ничего не получилось бы, если бы им не оказали помощь со стороны. Так называемые рабы, захватившие трон в столице, перерезали всю высшую знать и устроили погромы по всему граду. Началась междоусобная война, и никто не знал с кем воюет, казалось словно все против всех.
Вскоре пожар гражданской войны охватил и все остальные города Империи, включая и наш город, называвшийся в ту пору иначе. Ещё вчерашние «животные» врывались в дома «Благородных», разбивали камнями головы своим благодетелям, хватали и насиловали женщин всех возрастов. Грабили, воровали и убивали, будто звери обезумевшие от рек пролитой крови. Дорвавшиеся до власти проходимцы объявляли себя новыми правителями и хозяевами здешних земель, создавая условия ещё более невыносимые, для тех кто вдруг оказался в самом низу социума.
Став новыми хозяевами, они издавали новые законы и проводили чудовищную политику геноцида. Получалась забавная ситуация, что бывшие «изгои», принадлежавшие к низшим слоям отверженных в силу своего происхождения, оказались ещё более жестокими и бесчеловечными по отношению к тем, кто прежде значился выше их «по линии крови». Больше всего они ненавидели высшие касты, поскольку в отличие от них, они представляли собой ум и образованность, продвигая науку и просвещение в массы.
Низшие касты никогда не стремились развиваться и лютой звериной злобой ненавидели тех, кто по их мнению незаслуженно потребляет все блага жизни, а самих заставляют горбатиться на тяжелых работах. Не понимая, что всё это для их же блага, для возвеличивания их духа через физический труд. Как писалось в наших священных книгах, так называемое «умерщвление плоти во благо духа.»
Охваченные ужасом жители городов бежали прочь, спасая свои жизни и жизни своих родных. Теперь все они известны как племена Пустынников, ведущие кочевую жизнь в бескрайних песках. Я стар и слеп, но я чувствую, ты как раз один из них. От тебя веет свободой и ветром пустынь, иначе зачем тебе побираться тут, выискивая гнилые фрукты из кучи. Ведь известно, что псы служащие свиньям, всегда живут в достатке и сытости.