Существовали целые кланы сколотившие себе состояние на разграблении древних захоронений и продаже останков, принадлежащих неизвестной допотопной культуре. Искатели древних курганов постоянно конкурировали между собой. И в связи с уменьшением доступных захоронений, претензии друг к другу заканчивающиеся смертельным исходом, все чаще и чаще попадали в своды хроник Третьего Управления.

Соответственно ценность на «моми» росла в геометрической прогрессии. Самая высокая стоимость на него установилась на западе, куда «моми» попадал вместе с восточными караванами. Где цена на него подскакивала просто до неприличия и была по карману лишь самым богатым и обеспеченным людям. Несмотря на строгий запрет раскопок и тем более вывоза останков за пределы долины Ланг, тем не менее многие мужчины промышляли разграблением древних курганов. За это полагалась смертная казнь. Но та высокая цена, за которую продавался «моми», толкала многих смельчаков живущих за чертой бедности, идти на риск стремясь прокормить свои семьи.

Стало быть отставной ветеран живёт на широкую ногу, раз может не только снимать номер-люкс в лучшем публичном доме, но и позволить себе дорогостоящий и контрабандный товар для своего собственного удовольствия.

Васур-Ла сидел на кресле с высокой спинкой, расположившись у дальней стены напротив окна. Темно-красная штора трепетала и надувалась от ветра, дующего из открытого окна, напоминая собой стяг королевского рода Цан-По, установившей в стране власть диктатуры и насилия. Но даже они дрожали и теряли дар речи, при одном лишь упоминании об обитателях Чёрного монастыря. Разговоры о них среди местного населения строго карались, может от того, что монаршеская семья не хотела терять свой авторитет. А может они настолько их боялись, что всяческое напоминание о Чёрном монастыре вызывало у них приступы панического страха. Получалась забавная ситуация, что люди утопившие страну в крови и держащие своих подданных в ежовых рукавицах, так же были подвержены страху, как и простолюдины. Возможно даже больше, так как последним обычно нечего терять, в отличие от первых.

Честно говоря Улуун Сагкх даже не знал, живут ли здешние люди более свободно, чем обитатели его родной долины, по ту сторону горного хребта. Вся разница заключалась лишь в большей доступности цивилизации и сопутствующим ей благам. А люди что там, что здесь всё также жили под игом тиранов и самодуров.

Васур-Ла молча кивнул ему на соседнее кресло приглашая присесть. Он уже успел набить трубку и не спеша пускал порции сладковатого дыма, направив взор на снежные вершины, проглядывающие из окна сквозь развевающиеся шторы.

— Присаживайтесь Улуун-Ла, разговор предстоит долгий, — ветеран вновь затянулся из трубки и предложил, — Не хотите ли покурить прах мертвецов?

Приставка «Ла» являлась традиционным жестом уважительного обращения к собеседнику в здешних землях. И знатные свободные граждане обращались между собой, не иначе как добавляя в конце имени слово «Ла», что примерно означало «Приближенный к Небу». Может быть, таким образом стараясь польстить самолюбие собеседника, причисляя его к небожителям прошлого.

— Нет, спасибо, вынужден отказаться, — Улуун улыбнувшись отмахнулся рукой, присаживаясь в удобное кресло, — Я слышал от них люди дуреют и совершают странные поступки.

— Ну что же как хотите, мое дело предложить, — Васур-Ла не рассчитал порцию вдыхаемого дыма и закашлялся, — Кх, кх, кх…. прошу прощения, — наконец приведя дыхание в норму он продолжил, — Но не так страшны курильщики мертвой плоти, как те кто её поедает.

Ему не хотелось вести беседу о сумасшедших поедателях мумифицированных тел, поэтому он поспешил перейти к делу, по которому собственно и явился в это гнездо разврата.

— Мне сказали, что у вас имеются сведения о неком диком маге, чьи действия обеспокоили многих граждан города.

Глаза Васур-Ла загорелись, кажется ему есть что поведать и Улуун приготовился слушать.

И теперь у меня всего одна возможность, найти того самого воришку в толпе и вытрясти из него все свои деньги. Но скорее всего не сегодня, ведь в кошеле Хэиба монет очень много. И будь я на месте воришки и сорви такой куш, точно не стал бы светится на площади. А скорее убежал бы подальше, праздновать удачу в более безопасном месте.

Вероятность встретить его гуляя по узким улицам города, так же минимальна, как встретить девственницу в квартале красных фонарей. Теоретически возможно, но сложно выполнимо проще говоря. Самая большая концентрация людей именно здесь, на рыночной площади, где кипит жизнь. А значит рано или поздно он должен объявиться. Таким образом я решил набраться терпения и выждать время. Как говорил дедушка, тот кто терпелив и ждёт момента, подобно леопарду затаившись в ветвях, всегда достигнет своей задачи.

Я внимательно осмотрелся вокруг, на восточной стороне площади возвышались полуразрушенные стены, выложенные из неровных камней. С одного конца она была более развалившейся и давала возможность взобраться по ней, как по импровизированной лестнице. Рассудив, что оттуда будет легче наблюдать, я медленно пошёл к ней, ведь сегодня мне уже некуда спешить. К тому же стоило поберечь силы, ведь я по-прежнему был голоден и ничего не ел со вчерашнего вечера. Алиф по дружески разделил со мной пищу, оставшуюся после нашего побега.

Мысль о том что бы незаметно украсть с прилавков что-либо из еды не давала мне покоя. Раз уж я теперь обворован, то почему бы и мне не сделать то же самое, но только по отношению к другим. Из размышлений меня вывел чей-то гневный окрик.

Торговец возле чьей телеги я рискнул остановиться в раздумьях гневно смотрел на меня.

— Что стоишь? Не собираешься покупать, так вали отсюда, — толстяк с крючковатым носом, эмоционально взмахивал руками, — Только людям мешаешь. Или ты щенок, замыслил что-то украсть у меня?! Я сейчас стражу позову!

Я ему ничего не ответил, должно быть своими мыслями я слишком выдавал свои намерения. И поспешил удалиться, пока действительно не пришла стража. Ведь я итак в розыске и привлекать к себе лишнее внимание мне ни к чему. Если бы меня поймали на воровстве, то кто знает, может быть люди Солтана уже осведомлены о моём побеге, когда я навещал своего отца в тот день.

«Медленно, но верно я выудил воспоминания своей второй личности. Надо же как были похожи наши с ним судьбы. Мальчишки школьника родившегося в 21 веке и подростка-пастуха, выросшего в пустыне в древние времена. Я так и не смог определить в какой век я попал.

В тот день, когда ему исполнилось пятнадцать лет, его мать рассказала ему о его отце. Он был из племени „синелицых“, чьи представители слыли самыми известными воинами во всей округе. Если быть точнее, то никто не знал откуда они появились в здешних краях. По рассказам старожилов племени Асифа, впервые их заметили после того, как дошли слухи о восстаниях в Империи.

И вот в тот самый день, когда Асиф узнал правду о своём отце, он отправился на его поиски. Вот с того самого момента, как он нашёл его и начинается вся история Асифа. Полная приключений и путешествий, приведя его и меня в этот город Сукильнес. Где он теперь сидя, на вершине полуразвалившейся стены, выискивает в толпе воришку, умыкнувшего у него кошель с золотыми.»

Сколько бы я не вглядывался в массу людей копошащихся внизу, мне так и не удалось заметить вихрастую голову в пёстрой шапочке, посмевшей украсть у меня все деньги. Тем временем солнце уже взошло, осветило своими лучами всю площадь и народ начал расходиться. Сперва рассеялись покупатели, а затем стали сворачиваться и торговцы. Они собирали свои товары, не успев продать их до полудня и гремя колесами по мостовой, исчезали в многочисленных проулках, отходящих от площади во всех направлениях.

Это огорчило меня, обозначая то, что попытки найти воришку на сегодня закончены. Наверняка он уже пирует и где-то отмечает свой сегодняшний богатый улов. С этими мыслями я вновь погрузился в воспоминания Асифа.