— Ах, ты чертово отродье! — взревел командующий и уже готовился нанести колющий удар, как поскользнулся на луже крови и упал на раненого солдата, от чего тот хрустнул и взвыл ещё сильнее.

Сабля командира со звоном высекла искры в каких то сантиметрах от головы Асифа. Главнокомандующий всё ещё лежал чертыхаясь, когда Асиф встал и последний раз оглянулся назад.

Перед его глазами предстала ужасная картина, его отец побежден, четверо псов остервенело кромсали и тыкали саблями фигуру, вздрагивающую при каждом ударе. На его глазах навернулись слёзы и он побежал прочь, не в силах вынести этого зрелища. Он бежал изо всех сил и ревел, бежал настолько быстро насколько позволяли ему его ноги. Его слёзы разлетались по щекам от ветра, а сзади слышался топот погони. Он бежал не разбирая дороги просто вперёд, слезы застилали ему глаза. Пока он не обнаружил, что бежать некуда, перед ним простирался глубокий и крутой обрыв.

Шум догоняющего уже близок, и юноша едва успел обернуться. Главнокомандующий Солтанских псов уже заносил саблю для удара. Асиф едва успел выставить свой шамшир и отразить атаку. Завязалась борьба и последнее, что он помнил то, как его нога скользнула в пустоту. Падая назад, он успел схватить своего врага за одежду, и они вместе полетели вниз. А затем его без сознания нашли и подобрали караванщики."

Пока я в размышлениях сидел на стене, то и не заметил, как на опустевшую площадь начали прибывать новые люди. Те места, где раньше стояли телеги торговцев фруктами, рыбой и мясом, занимали воины при оружии. Не то что бы они выглядели как солдаты или войско, скорее наемники, всем своим видом напоминающие пиратов и разбойников. Вскоре со стороны порта потянулись многочисленные шеренги людей, закованных в единые цепи, соединенные на шеях. На их руках и ногах я также заметил кандалы с цепями.

Невольники и пленники, захваченные пиратами на северных берегах моря Мальх. Обычные крестьяне и рыбаки, не сумевшие или не пожелавшие убежать, во время одного из налётов на прибрежные деревни и городки. Среди них к тому же виднелись и кочевники из пустынных племён, а также народы южных пределов. В начале и конце каждой колонны рабов, шли вооруженные наёмники и концы цепей прикреплялись к их поясам, не давая пленным возможности сбежать.

Выглядели они жалко, одетые в разорванные и грязные одежды, многие из них хромали, ступая босыми ногами по раскалённой от полуденного зноя мостовой. По сравнению со своими надзирателями — огромного роста и силы, пленные выглядели невзрачными и маленькими.

«Я никогда прежде не видел таких больших и сильных воинов, как если бы они принадлежали к другому подвиду человека. Кажется в школе, в учебниках по истории, их причисляли к некой ветви приматообразных обезьян, не доживших до нашей современности. По крайне мере по картинкам они были очень похожи на них.»

На их грубых лицах с выпирающими челюстями и покатыми лбами, не проявлялось ни капли сострадания, когда они со свистом обрушивали свои хлысты, на спины не слишком расторопных пленных. Они выглядели слишком сильными, для того чтобы оказать им хоть какое-то сопротивление, несмотря на их численное меньшинство. К тому же большинство пленных представляли собой женщин и детей, с очень малым количеством мужчин. Да и те выглядели раненными и не способными к ведению боя. Ужасная и неприятно бесчеловечная картина разыгралась на площади города Сукильнес.

Солнце нависло в зените, желтым диском над башней с купольной крышей, от чего она бросала длинную тень по центру торговой площади. Я почувствовал себя неуютно и поспешил укрыться за ветвями старого оливкового дерева, чьи раскидистые ветви нависли над частью стены. За густой листвой я был незаметен, но всё происходящее на площади, видел как на ладони. Когда всё свободное пространство заполнилось рядами невольников и их надсмотрщиков, в нижней части башни отворились ворота. Сначала оттуда вышли воины вооруженные щитами с длинными копьями и выстроились в коридор из двух шеренг.

Затем появились троё человек. Впереди выступал широкий и невысокого роста жирдяй в богато украшенной одежде. Не совсем понятно, как его толщина могла превышать его длину и со стены он мне больше казался шаром на ножках. С трудом переваливаясь из стороны в сторону, на своих коротких ногах, жирдяй прошёл десяток шагов и остановился, что бы вытереть пот со лба.

За ним выкатился такой же шар, только меньших масштабов, судя по всему — его сын. Так как выглядел он почти также. Разве что, только более резвый и подвижный.

Замыкал всю эту процессию сухонький и сгорбленный мужчина с залысиной. Подмышкой он зажимал большую книгу, в кожаном переплёте и с металлическими уголками. А под другой подмышкой такие же большие деревянные счёты. Скорее всего казначей или бухгалтер, ведущий записи расхода и прихода.

Воины с копьями двигались в такт с этой тройкой, постоянно обеспечивая безопасный коридор между ними и пленниками. Отсюда я слышал только обрывки фраз, но прекрасно видел, как тройка методично прохаживалась от одного ряда пленных к другим. Толстяк то и дело размахивал руками и шлёпал своими толстыми губами, судя по всему давая какие-то указания.

А его маленькая копия, сновала туда-сюда вокруг да около, и повторяла то же самое. Сгорбленный мужчина лишь кивал головой, вёл подсчёты и что-то записывал в большую книгу. Всех тех невольников, на кого они указывали своими толстыми пальцами, тут же уводили куда-то в неизвестном направлении, через узкие улочки отходящие от площади. Но в любом случае их участи можно было только посочувствовать. Вряд ли их повели отмывать в бывших имперских банях и кормить деликатесами с господского стола.

Постепенно они приближались всё ближе и ближе к рядам пленных, ожидающих своей участи у старой стены, на которой я спрятался. Я смог разглядеть важного господина получше: большой мясистый нос обрамлял его рыхлое лицо, с взглядом тупых по рыбьи выпученных глаза из-под нависших век.

И когда они в очередной раз остановились перед заинтересовавшими их невольниками, ветер донёс до меня их разговор.

— Ну, папа! Ну купи мне новую игрушку! — канючил мелкий пацан, дёргая отца за непомерно длинный рукав свисающий до земли.

— Кудафс тсебе ноффую игрусффку, — отмахнулся руками толстяк с трудом дотягиваясь до своего лба платком, а затем выжав его от пота на мостовую, — Ифсщё фстарая фсойдет.

— Ну я хочу новую и белую, а то старая уже плохо играет со мной, — не унимался мальчик.

На вид он выглядел младше меня, с головой напоминающую большую круглую тыкву вставленную на узкие плечи. Я старался не издавать ни звука из своего укрытия и мои ноги уже затекли находиться в одном положении. Еще немного и я упаду прямо на эту раздутую жабу в дорогих одеждах. Наверняка ведь даже по нужде не может сходить из-за такого живота и таких коротких рук.

— Нфу латно, фсыбирай, — утомлённо прошлёпал варениками пузан, сдавшись под натиском своего отпрыска.

Мальчишка тут же обрадовался и кинулся щупать своими толстыми пальцами полуголых девушек, порой трогая их за самые неожиданные места. Пока наконец-то не остановил свой выбор на одной из них и довольно посмотрел на отца. Тот молча кивнул, а писарь тут же записал расходы, озвученные работорговцем за невольницу.

— Ну ффсё, я уфстал, — прошепелявил толстяк махнув рукой и пошёл по направлению к башне. Вслед за ним подпрыгивая от радости шёл его сын, ведя на цепи свою новую игрушку.

Воины двинулись вслед за ними и вскоре, после исчезновения последнего из них внутри башни, ворота захлопнулись. Неприступная крепость, лучшее жилище для тирана, опасающегося за свою шкуру. Наверняка они выходят только, когда прибывают новые партии пленников с кораблей и галер работорговцев.

Недолго погодя на площади появились новые покупатели. Они пришли из глубин города. Смотрелись они не столь колоритно и богато, как покупатели из башни. Богачи и господа более мелкого пошиба, но все как один, лишь немного не дотягивали по толщине до городского правителя. За недолгое время всех невольников разобрали, за исключением некоторых, показавшихся им слишком больными или непригодными. Всех, кого не купили, работорговцы свели в одну кучу и погнали в направлении одной из крепостей над заливом.