— Раскололся Иванов. Ага, «Маскарад» ему спирт притащил. Более того — он сам их и навел. Говорит, покойный Калашников проболтался, мол, будет крупная поставка. Так это или нет — у покойного уже не выяснишь. Но обещал связать с товарищем, который от «Маскарада» с ним общался. Так что и этих «маскарадов» возьмем. И дамочку ту неуловимую.
— Что-то голос у тебя нерадостный.
— Да вот с «Маскарадом» продвинулся, а с теми желтыми трупами отлетел назад.
— С чего это?
— Ну смотри. Если кладбищенская братия промышляла никакими не наркотиками, а водкой — значит, тут не в наркотиках дело. Вопрос — в чем?
— Какое-то новое Особое воздействие, которого мы с тобой еще не видели, — протянул Давыд.
— Откуда ему взяться? Тебе же в школе объясняли: количество комбинаций ограничено.
— А если так?
Дальше, казалось, друзья перешли на какой-то непонятный язык. По крайней мере, Арина не могла понять ни слова. Но друг друга они понимали прекрасно, кипятились, доказывали что-то друг другу…
— Нет, ну ничего не выходит. Человеческий организм — штука неизменная, — вздохнул Моня.
— Погодите, ребята! А если, допустим, какой-нибудь гениальный хирург что-то изменит в человеке? Отрежет, пришьет… не знаю.
— Ну если так, тогда… — Моня снова о чем-то заспорил с Давыдом на своем птичьем языке.
— Ну да, тогда вполне что-то может получиться, — наконец согласился Давыд, — только кто такими вещами может заниматься?
— Был такой человек, — вздохнула Арина, — я у него училась.
Арина рассказала про Хайкова и его внезапное увлечение темой Особых.
— Мда. И никто ничего не знает, — вздохнул Моня. — Что не уничтожено — то засекречено, что не засекречено — то уничтожено.
— Будем действовать по методу Марины Комаровой, — решительно заявила Арина. — Мы знаем, что, во-первых, Хайков что-то нашел, во-вторых, нашел он это, находясь в Левантии. Значит, сможем повторить его открытие…
— Ага. Осталась сущая мелочь — перечитать все книги Левантии, собрать из информации неизвестно что… Дел-то на три минуты, — вздохнул Моня.
Шорин, который вновь уткнулся в приключения ньюфаундленда, наконец-то оторвался от книжки. Он загнул угол страницы, на которой остановился, — и с сожалением положил книгу на стол.
— Дава! Не порти книгу! Поссоримся! — почти серьезно зашипел на него Моня.
— Моня! А ведь ты шикарную мысль сейчас выдал! — Арина подскочила как ужаленная.
— Что книги портить нельзя? Ну, эту мысль культурный человек в детстве усваивает. Но некоторым она вон недоступна.
— Да отстань ты от него. Я другое сообразила. Хайков с книгами был очень неаккуратным. Ну, на самокрутки не пускал, а вот заметки на полях делал постоянно, целые монологи записывал. Спорил с автором, аргументы приводил, даже истории рассказывал. В общем, если найдем нужные книги — подсказки он нам сам оставит.
— А если мы совсем сумасшедшие везунчики, то нужные книги, скорее всего, будут в библиотеке вашего института, — добавил Моня и облизнулся, как кот.
Моня оказался везунчиком, каких мало. В институтской библиотеке нашлись не только сведения о том, какие книги брал Хайков, но и книги из его личной библиотеки. Библиотека получила их после его ареста, но даже не успела оприходовать.
В общем, книг получилось хоть и много, но вполне обозримое количество.
Моня на коленях молил Арину помочь разобраться с библиотекой, как-то рассортировать, понять, что к чему. Она была бы и рада помочь, но времени не хватало катастрофически. Да и уставать она к ноябрю стала изрядно.
Голова постоянно кружилась, ноги налились свинцовой тяжестью, иногда было трудно дышать. И официальная медицина, и Белка в один голос утверждали, что все нормально, все пройдет, как только Арина родит, но как-то от этого было не легче.
Моня, конечно, все понимал, но предупредил, что над этими горами фолиантов он сначала сойдет с ума, а потом состарится и умрет.
Арина обещала что-нибудь придумать.
И Монино везение снова сработало — однажды в магазинной очереди Арина встретила Филю.
Поболтали. Филя женился, жена его любила, на работе — уважали. Но все было как-то скучно, пресно.
— Как будто жизнь мимо меня проходит. У людей что-то интересное, а у меня — сплошная рутина, — жаловался он Арине. — Могу рассказать, что буду делать завтра, через год, через десять… С точностью до минуты.
Кажется, у Арины появился шанс убить двух зайцев: устроить Филе приключение и выдать Моне помощника, обладающего необходимыми знаниями, и при этом не пытающегося упасть в обморок при первой возможности.
Выяснили эти двое, впрочем, не так уж много. Судя по всему, Хайков интересовался Смертными. И вопросом, почему Смертные не могут сосать Особых. Как высосать из Особых жизнь — так и не понял. Зато нашел нечто более интересное.
Историю он подробно описал на полях учебника нейрохирургии. Как-то в начале сорок первого года ему попалась великолепная, почти безнадежная гнойная рана. Некий деревенский Смертный пошел на таран поезда. Ну, или просто задумался на путях.
К потере половины бедра отнесся философски — и пошел домой отлеживаться. Перед Хайковым очутился уже с температурой за сорок, в бреду, с прекрасным образцом гнойной раны и с полной готовностью перейти из Смертных в просто мертвые.
Конечно, Хайков своего Смертного с того света вытащил, даже ногу ему сохранил. Но в процессе наблюдения за выздоровлением Смертного Хайков обнаружил нечто потрясающее. Кроме ноги, тот поезд хорошенечко треснул своего оппонента по башке. Что-то там то ли помял, то ли окончательно оторвал — на момент описания истории Хайков не знал. Зато благодаря поезду получил тот Смертный прекрасное умение: сосать из Особых их особые способности.
Присосется, скажем, к тройке — она становится двойкой. Тот Смертный это в порядке анекдота рассказал. Мол, приходила к нему бабка-шептунья боль в ноге заговаривать — так он ее соснул. И ведь вышло. А так — больше ни-ни. Куда те единички высосанные девать, он не знал, сам пытался мутить — ничего не вышло. В общем, прекрасная загадка, требующая приложения гениального хайковского ума.
И ведь решил он эту загадку. Как — неизвестно. Но в другой книге на полях похвастался, мол, догадка есть, осталось проверить. А что материал для экспериментов у него вскоре появился — это уже было понятно.
— Получается, по Левантии гуляет Смертный, способный высасывать Особых. До донышка… — задумался Моня. — Только вот всех Смертных призвали еще в сорок первом и так до сих пор и не демобилизовали. Нестыковочка.
Арина попыталась вспомнить. Где-то она слышала про Смертного в Левантии, но где и когда?
На ум ничего не приходило.
— А тот Смертный, с которого все началось?
— Я проверил, он в сорок втором помер. Шел по рельсам, не заметил поезд… Судьба! Моня многозначительно поджал губы.
Арина вышла на крыльцо. Мысль о Смертном не давала ей покоя. Она точно слышала о таком… Но где?
— Вы бы поменьше курили, милочка! — вернувшаяся с обеда Цецилия Цезаревна демонстративно сморщила нос. — Вам сейчас неполезно. Потом ребеночек будет синенький, из роддома сразу на кладбище.
Кладбище… Ну конечно, кладбище!
Арина с таким восторгом и благодарностью посмотрела на Цецилию, что та аж отпрянула.
— Спасибо вам огромное! Это гениальная мысль! — Арина кинула едва начатую папиросу в ведро и умчалась к Моне.
Моня, услышав про восстание мертвецов на кладбище, тоже заметно повеселел. Но после разговора с Вазиком как-то сник.
— Как тот, который с поездом? Не жив? — осторожно спросила Арина.
— Живее всех живых. Пережил оккупацию, но сошел с ума. Сидит на Кувшинке, шьет рукавицы для нужд населения, — досадливо отрапортовал Моня.
— Так может, днем шьет, а по ночам Особых сосет? — уточнил Давыд.
— Это вряд ли, но проверить надо…
Бывшая станица Кувшиновка давно уже стала окраиной Левантии. Сумасшедший дом там стоял еще до Революции — знаменитый психиатр Корнелий Сергеевич Хивай доказал положительное влияние размеренной сельской жизни на течение психиатрических заболеваний на практике, построив лечебницу на собственные деньги.