— Ага, значит, имело место алкогольное опьянение… М-да, хреновые дела, — Арина покачала головой, — Эх, как бы это написать, чтоб не «из-за пьянства лейтенанта Васько в распоряжении преступников оказалась милицейская форма», а как-нибудь, чтоб ты не очень причем…

Васько испуганно вжал голову в плечи. Давыд не сдержался и хихикнул.

— Да не пугайся ты так. Максимум — Яков Захарович пожурит. В общем, пиши, я сейчас сбегаю, штаны тебе хоть принесу. А то если Даша не так поймет — тут ты выговором не отделаешься.

Когда Васько в подвернутых штанах Шорина и свитере Арины наконец-то убрался восвояси, Давыд плотно прикрыл дверь — и посмотрел на Арину пристально и серьезно.

— Я у тебя там что-то почувствовал. Похоже на проклятье.

— Ты никогда не ошибаешься. И я же говорила — детей у меня не будет никогда.

— Немцы?

— Нет, простой советский парень Толя Глазунов.

— Кажется, у меня появился личный враг.

— Нет, пожалуйста. Он не виноват. Ему было очень больно.

Арина вспомнила, как пинала в ярости банки с выдохшимся бесполезным эфиром. Как Александр Зиновьевич умолял, грозил, кричал, чуть ли не плакал в телефон. Как запинаясь, объясняла Толе и еще пятерым «везунчикам», что у каждого из них два выхода: сгнить заживо по дороге в тыл, или получить помощь, но на живую. Максимум, что может предложить отечественная военная медицина, — по два глотка спирта. Или народные средства в виде легкого сотрясения мозга.

Толя сказал — «на живую». Мальчики очень любят казаться смелыми. Но не выдержал. Руки-ноги ему, конечно, держали, а вот рот заткнуть не догадались. Съевший собаку на особых ранениях Александр Зиновьевич то ли спал, то ли отсутствовал, а остальным просто не пришло в голову. До сих пор во сне Арина слышала его то ли шепот то ли стон «Бу-удешь про-оклята». Он потом писал Арине письма, извинялся… Бедный мальчик.

Шорин обнял Арину.

— Извини, я не знал. Но я что-нибудь придумаю, обязательно. Может, как-то можно снять…

— Мне не мешает. И это… Не говори никому. Ты первый, кто в курсе.

Арина сказала это, кажется, слишком холодно. Давыд замолчал, допил чай — и ушел.

Моня сиял, как именинник. Участник «Маскарада», обещавший сотрудничать, не подвел — и рассказал, где, когда и во сколько намечается новый грабеж. Человек он был в банде небольшой, так что подробностей не знал — но и этого было довольно.

Вооружившись планом базы, Моня расставлял рябчиков, объяснял каждому его задачу.

— Что-то как-то они не по графику, — задумчиво произнесла Арина.

— Да уж, начинаю волноваться за здоровье их Особой, — вторил ей Шорин, — на полмесяца раньше, не случилось ли с ней чего…

— Ну понимаешь, Давыд, для женщины это не самые приятные дни…

— А для ведьмы — самые боевые. Как минимум единицу к рангу добавляют, — объяснила Лика, — потому и говорят, «злющая, как ведьма». Когда с одной стороны это, а с другой — изволь мутить, будешь тут злющей…

— Кстати, в военкомате сказали, что нет у них такой дамочки на примете. Ни разведчицы, ни любой другой.

— Приезжая?

— Поглядим. Может — дезертирша. Вот возьмем ее — и расспросим.

Но взять ведьму Моне не пришлось. Задержание банды пошло не по плану. Моня уютно расположился в конторе склада, остальные — на своих местах.

В тишине и тепле Моня дремал над кружкой чая и книжкой, когда к нему пришел сторож с вопросом, куда его люди повезут складское имущество.

Моня от такого вопроса быстро проснулся. Свистнул рябчиков — и едва успел поймать шайку на выезде со склада.

Сторож потом рассказал, что к нему подошел товарищ лейтенант милиции в полном обмундировании и попросил помочь грузить мешки. «Чтоб бандитов в заблуждение ввести» — так объяснил. То, что сторож этого лейтенанта раньше не видел, — ну мелочь же, может, позже подошел, может — не разглядел. Ну, он и помог.

Еще пару рябчиков позвал. Те тоже в охотку покидали мешки — ночь выдалась холодной.

— Нет, ну этот-то идиот — ладно, но чтоб наши ребята так сглупили… — злился Цыбин. Но как бы то ни было, «Маскарад» взяли. Правда, без Особой. Тот самый «лейтенант», немедленно выразивший желание сотрудничать со следствием, прямо по дороге в УГРО рассказал, что девицу из банды выгнали. «Мы честные воры, на мокруху не подписывались, да и с этими… Осо-о-обыми дел иметь желания нет. Пока помогала — терпели, а как стала своевольничать — вопрос ребром поставили, либо мы, либо она. Ну, выгнали, в общем.

В разгар допроса банды каретный сарай огласили громкие вопли. Арина выскочила посмотреть. В приемной стояла Даша, уперев руки в боки, и орала. Яков Захарович, вышедший из кабинета на шум, опасливо протягивал ей стакан воды.

— Вот вы с жуликами боретесь, а сами хуже них! — орала Даша, — вот вы, Яков, как вас там…

— Захарович.

— …совсем стыд потеряли. Вот сами посмотрите. Мало того, что человека раздели среди бела дня, так еще и издеваетесь!

— Пойдемте ко мне в кабинет, все расскажете…

— Нет уж! Прямо здесь все расскажу, чтоб вам стыдно было!

В тот же момент в дверь УГРО ввалилась дама не менее горластая и корпулентная, чем Даша.

— Я за вас, бездельников, преступника поймала! — так же громко заорала она, отодвинув Дашу бедром. — Два месяца уже не чешетесь, простым людям вместо вас работать приходится!

— Благодарю вас за бдительность и помощь уголовному розыску, гражданка… как вас? — растерянно пробормотал Яков Захарович.

— Немучинские мы. А благодарить нечего. Вы скажите, делать-то мне что?

— Так что у вас случилось?

— Что случилось? И вы еще спрашиваете, что случилось! Так белье покрали! Прямо с веревки! Новенькое, с одной штопочкой! А вы не чешетесь. А потому что сами с вором в доле!

— Погодите, гражданочка! Я первая пришла! — Даша пришла в себя и толкнула Немучинскую в бок. — Вот вы посмотрите: выдали отрез, говорят, на всю форму. А тут — ну максимум на жилетку!

Она достала из сумки ткань и стала прикладывать ее к Якову Захаровичу.

— Да у меня срочное! Вот вы сами послушайте. Я вора нашла! Иду, значит, по Петропавловской, которая теперь Каляева, вижу — он!

— Кто? — ошалело спросила Даша

— Вор! И прямо в белье идет, не стесняется. У меня там пятнышко приметное, сразу узнала!

— Что? Прямо вот в одном белье?

— Что украл — то надел. Вор, что с него взять… Я — за ним. Он — бежать. И знаете, куда он прибежал?

— Куда?

— Сюда! Ну я думала — совесть проснулась, сдаваться пошел. Стою под дверью, жду, когда показания давать позовут и бельишко вернут. А тут этот выходит.

— Кто?

— Да вор же! Один выходит, без конвоя. Уже одетый, в штанах, в свитере каком-то.

— Небось, тут и упер. У меня так жениха обокрали.

— Может, и упер, а может — в сговоре они тут. С ворами. В общем, вышел он — я за ним. До самого дома проследила — и адресочек записала.

— Так, давайте адрес! Сейчас пошлем туда наряд — заберут вашего вора и белье ваше… — не выдержал Яков Захарович.

— Большая Успенская, то есть теперь Перовской, дом пять, квартира восемь — со двора, комната с синими шторами.

— Ах ты ж тварь! — заорала Даша и кинулась с кулаками на Немучинскую. — Это ты меня сейчас воровкой назвала? Это я там живу!

— Да не, — пропыхтела Немучинская, отбиваясь, — там мужик был. Лядащий. А не баба здоровая.

— Ты кого лядащим обозвала, стерва? — Даша пошла в атаку.

Дамы дрались. Рябчики, которые, по идее, должны были разнять драку, корчились от хохота.

Арина не знала, что делать. Яков Захарович, вроде, серьезный человек, к таким вещам привычный, просто хлопнул дверью своего кабинета. Из-за двери раздалось громкое похрюкивание — суровое начальство наконец дало себе волю.

— Гражданка Немучинская! — Ангел притащил стопку каких-то тряпок. — Не могли бы вы помочь нам в опознании покраденного белья? Раз вы у своего все штопочки-пятнышки помните.

— Взяли все-таки лядащего? Вон, и бабу его берите, хулиганка она! — довольным голосом сказала Немучинская, остывая.