Крепость была построена в конце XVIII века. Ее узником был греческий национальный герой Александр Ипсиланти. Во время Первой мировой войны в ней находился лагерь для военнопленных, а во время Второй мировой — немецкий концлагерь и особая тюрьма.
Второго декабря 1914 года Принципа, Чабриновича и Грабежа повезли из Сараева в Терезиенштадт. Охраняли осужденных четверо жандармов. Среди них оказался один серб, Йово Драгич. Его брата в начале войны казнили по обвинению в сотрудничестве с сербской разведкой. Когда Драгичу сказали, что он будет конвоировать осужденных по делу об убийстве эрцгерцога и среди них будет и Гаврило Принцип, он очень разволновался и «с трудом справлялся со своими чувствами и радостью от того, что его увидит». Так, по крайней мере, рассказывал сам Драгич уже после войны. По его словам, Принцип выглядел спокойным и улыбался охранникам.
Сначала их обыскали, затем надели кандалы и в закрытой машине кружным путем повезли на вокзал. Там посадили в специальный вагон с наглухо занавешенными окнами и приковали наручниками к сиденьям.
По дороге жандармы пытались поговорить с осужденными. Командовавший конвоем немец по имени Хуберт рассказал новости с фронта — австрийцы как раз вошли в Белград. На это Принцип ответил: «Сербию можно оккупировать, но нельзя победить. Она превратится в Великую Сербию и в один день создаст Югославию, государство и мать всех южных славян».
Хуберт еще спросил Принципа, не жалеет ли он, что теперь почти всю оставшуюся жизнь ему предстоит провести в тюрьме. Принцип только усмехнулся и заметил, что уже свыкся с этой мыслью.
Позже и Драгич поинтересовался у Принципа, зачем тот застрелил жену эрцгерцога, мать троих детей, и услышал в ответ: «Кто из детей смог бы убить мать? Я тоже знаю, что такое мать, и у меня она есть. Так распорядился случай…. Я попал в нее первую. Всё наложилось одно на другое. Он (Франц Фердинанд. — Е. М.) виноват, потому что хотел взять в рабство и уничтожить весь наш народ, всех славян».
Четвертого декабря поезд прибыл в Вену, где нужно было совершить пересадку на другой поезд, который шел уже до самого Терезиенштадта. Перрон окружили войска и полиция. Однако толпа довольно агрессивно настроенных горожан ждала заговорщиков. Как только их вывели из вагона, в их адрес раздались крики и ругательства. Публика требовала тут же «прибить» «чертовых сербов». С трудом охрана увела Принципа, Чабриновича и Грабежа в здание вокзала, где они переночевали. А на следующее утро конвой двинулся дальше.
Для Гаврилы Принципа начался последний отрезок его жизни.
Из тринадцати осужденных вышли из тюрем, уже после войны, только пятеро — Васо Чубрилович, Иво Краньчевич, Цветко Попович, Цвиян Степанович и Бранко Загорац.
Первым, в конце 1914 года, умер Марко Перин. Неделько Чабринович — 20 января 1916-го, Недо Керович — 25 марта, Яков Милович — 25 апреля, Трифко Грабеж — 21 августа, Петар Керович — 1 октября. Причины смерти были одни и те же — голод, холод, туберкулез. 19 марта 1917 года в пражской психиатрической больнице скончался Лазарь Джукич — под конец жизни он лишился рассудка.
«Маленький гимназист» Гаврило Принцип продержался дольше всех.
Мало кто сегодня знает, что дети убитых в Сараеве эрцгерцога и его супруги Эрнст, Макс и София направили в тюрьму Принципу письмо. Они написали, что прощают его. То, что такое письмо действительно существовало, подтвердил в интервью автору этой книги внук Франца Фердинанда, отставной дипломат герцог Георг фон Гогенберг. Он, впрочем, оговорился, что не знает, получил ли письмо Принцип и как отреагировал на него. Действительно, сведений, что он упоминал о письме детей Франца Фердинанда, нигде не встречается.
Зато Иво Краньчевич вспоминал, что уже после оглашения приговора, когда он некоторое время сидел в одной камере с Неделько Чабриновичем, того однажды куда-то вызвали и он вернулся обратно явно взволнованным. Чабринович рассказал, что с ним встречался иезуит Антон Пунтигам, который принес с собой полученное им письмо детей Франца Фердинанда, в котором они просили передать Недо Керовичу, что прощают его, поскольку он раскаялся и выразил сожаление в связи с гибелью их родителей.
Если даже поверить Чабриновичу, то этот рассказ вызывает вопросы. Почему дети эрцгерцога простили только Керовича? Передавали ли они свое прощение другим участникам покушения, большинство которых, кстати, практически не сделали их родителям ничего плохого? Простили ли они Чабриновича или Илича, который не раз говорил, что выступал против теракта? И наконец, почему они простили Принципа, никогда не выражавшего сомнений в необходимости убийства эрцгерцога, более того, всячески подчеркивавшего, что не жалеет, что застрелил его? Вероятно, эта загадка так и останется неразгаданной.
Во время интервью я спросил герцога Георга, прощает ли Принципа он сам, внук убитого Франца Фердинанда. «Как христианин и католик я, конечно, прощаю его, — ответил он. — Как внуку мне это куда сложнее. Надо подумать… Наверное, я бы тоже все-таки простил его. Но не сразу».
…Казалось бы, австро-венгерские власти сделали всё возможное, чтобы участники сараевского покушения, помещенные в Терезиенштадт, сгинули там без следа, всеми забытые, и никто даже не узнал о последних месяцах их жизни. Но кое-какие подробности об угасании Принципа все-таки со временем просочились через толстые крепостные стены. Во всяком случае, теперь можно представить себе условия, в которых он содержался.
О том, каково быть узником Терезиенштадта, после войны написали два человека, которые сами прошли через крепостные казематы. Первый — осужденный за соучастие в покушении на эрцгерцога Иво Краньчевич, переведенный в Терезиенштадт в марте 1915 года. Он, единственный из всех заговорщиков, отбывавших заключение в этой крепости, пережил войну и увидел распад Австро-Венгерской империи. Второй — австрийский офицер сербского происхождения Чедо Яндрич, осужденный на два года заключения в крепости по обвинению в государственной измене. В марте 1926-го Яндрич опубликовал в сербской газете «Политика» небольшие воспоминания о пребывании в Терезиенштадте.
Условия заключения они описывали так: над узниками физически не издевались, но этого и не требовалось. Сама обстановка, в которую они попадали, была рассчитана на то, чтобы быстро сломить заключенных. Все они заковывались в кандалы весом около десяти килограммов. Правда, Военное министерство распорядилось на время войны снять кандалы с узников — питание заключенных ухудшилось, и носить на себе столько железа они часто не могли уже физически. Однако Принцип и другие осужденные по делу о покушении по-прежнему оставались в кандалах.
В казематах-одиночках, в которых они находились, было темно, сыро и холодно. Ночью в посуде иногда даже замерзала вода. Раз в сутки полагалась прогулка по двору. Осужденные по другим делам имели право на часовую общую прогулку, но Принципа и других заговорщиков выводили на улицу всего на полчаса и поодиночке.
Иво Краньчевич вспоминал, что буквально с каждым днем еды становилось всё меньше. Белье заключенным меняли в лучшем случае раз в месяц, а выдавать мыло вообще перестали. «Из-за цепей я заработал ревматизм, — писал он, — поскольку был неопытным и не знал, что нужно делать. В первую зиму я вешал цепи за кроватью. Они вытягивали тепло из тела, и утром я просыпался, настолько замерзнув, что у меня едва получалось подняться на ноги. Тогда я попробовал класть цепи под одеяло и перед сном согревать их руками. Ночью железо согревалось… и я больше не вставал утром замерзшим. Но это я, к сожалению, понял поздно».
О первых месяцах пребывания Принципа в крепости известно довольно мало. 27 февраля 1916 года газета «Хрватски дневник» со слов некоего австрийского чиновника сообщила, что он болен туберкулезом костей. Известия о военном поражении Сербии его глубоко потрясли, а смерть Чабриновича раздавила окончательно.
Откуда он знал об этих событиях? Не исключено, что о них сообщала ему тюремная администрация. Понятно, что это не облегчало и без того тяжелое существование.