Священник собирался создать музей, посвященный убийству и его последствиям, и первыми его экспонатами должны были стать пистолет, гильзы и окровавленный мундир наследника. Одежда и гильзы затем перешли в собственность австрийского правительства, а пистолет остался у Пунтигама. После его смерти в 1926 году оружие стало принадлежать ордену иезуитов, и только в начале 2000-х годов его обнаружили в одном из монастырей и передали в Музей военной истории в Вене.
Пунтигам посещал судебные заседания и общался с подсудимыми. В своей книге он утверждал, что французские масоны из ложи «Великий Восток» передали деньги и оружие Танкосичу для убийства эрцгерцога.
Эта или похожая версия потом неоднократно встречалась в работах исследователей масонства. Немалый след в этой области оставил, к примеру, известный немецкий генерал, бывший начальник германского Генерального штаба, герой Первой мировой войны и соратник Гитлера в первые годы его деятельности Эрих Людендорф. В 1920— 1930-х годах он выпустил две книги, в которых утверждал, что Принципа на самом деле звали Габриэль и он был еврей и что французские, немецкие и австрийские масоны находились в сговоре с полковником Аписом. Интересно, что настоящие масоны подали на Людендорфа в суд за клевету и отсудили у него 500 марок.
В тридцатых годах прошлого века обвинение в связях с масонами членов «Молодой Боснии», которые в Югославии уже были канонизированы, вызвало возмущение прессы. В газетах появлялись опровержения, в том числе несколько раз выступил тот самый «таинственный» Радован Казимирович (1882–1950), о котором говорили Чабринович и Принцип и которого представляли в качестве связующего звена между масонами и непосредственными участниками заговора.
Казимирович — известный сербский и югославский теолог, публицист и преподаватель. Он действительно учился в Киевской духовной академии, писал статьи для газеты «Пьемонт», преподавал в 1-й мужской гимназии в Белграде, где сдавал экзамены Принцип. Казимирович признал, что знал убийцу эрцгерцога, но не более того. Он также отрицал, что совершал поездки в Париж, Москву или Пешт за деньгами для организации покушения. Казимирович писал, что ездил в Прагу по частным делам.
Почему же тогда его фамилию назвали заговорщики на суде? Сам Казимирович объяснял это происками австрийцев, которые отслеживали его антиавстрийские статьи в «Пьемонте» и других газетах и следили за ним самим, когда он бывал в Вене или Праге. «Коварной Австрии было сверхнеобходимо вовлечь меня (вследствие моих статей в «Пьемонте») в покушение», — отмечал он.
Говорил ли Казимирович всю правду или что-то скрывал, но факт остается фактом: «масонская версия» покушения была построена на рассказах Принципа и Чабриновича на следствии и суде. Ее сторонники всегда подчеркивали, что они говорили путано и нерешительно, будто боялись чего-то, опасались выдать «главную тайну» даже под угрозой сурового приговора.
Но, может быть, путаными и нелепыми рассказы о масонах были потому, что их только что придумали, да и то крайне неудачно? Недаром председатель суда спросил Чабриновича, не рассказывает ли он сказки. Интересен и тот факт, что вопрос о масонах поднял адвокат Премужич, а вовсе не обвинитель или кто-то из свидетелей, как логично было бы предположить.
Васо Чубрилович уже после войны и выхода из тюрьмы объяснял появление «масонской темы» на суде следующим образом:
«Через несколько дней после ареста обвиняемые начали устанавливать между собой связь с помощью перестукивания в стены, чему они научились из «Подпольной России» Степняка. Так они информировали друг друга о том, как идет следствие. Однажды Чабринович сообщил:
«Адвокат Премужич… сказал мне, что масоны могут быть вовлечены в заговор и было бы полезнее для Сербии и для меня, чтобы я признался в том, что и я сам масон и что меня масонство готовило к покушению. Что делать?»
Совет ему дали быстро: «Пусть в это верит, нам это не нанесет вреда, но уменьшит внимание по отношению к Сербии».
Еще более подробно изложил в мемуарах свою версию рождения «масонской темы» Иво Краньчевич. Он сослался на рассказ самого Чабриновича о том, как работает его адвокат Премужич. Вроде бы он часто вел беседы не только со своим подзащитным, но и с Недо Керовичем, которого официально защищал Рудольф Цистлер. Премужич убеждал, что Сербия находится на краю пропасти, она почти разгромлена, и когда почти заставил Керовича в это поверить, предложил «помочь спасти Сербию». «Недо должен был сказать, что покушение совершил как масон, по решению масонской ложи, а Премужич на основе этого заявления выстроит защиту, и — Сербия спасена. Недо согласился с этим предложением, а Премужич, чтобы уж все было наверняка, взял с него честное слово, что он сдержит обещание».
Недо Керович был простой крестьянин, так что провести его было не так уж и сложно. О масонах он, разумеется, ничего до этого не слышал.
То же самое Премужич потребовал и от Чабриновича. Краньчевич попытался отговорить своих друзей от этой затеи, но не смог. Неожиданно на «масонскую тему» заговорил и Принцип. Краньчевич так описывает заседание суда, на котором Принцип вдруг тоже упомянул о масонах и Казимировиче: суд начал расспрашивать Недо Керовича, а он знал о «вольных каменщиках» только то, что успел рассказать ему адвокат Премужич. «Ответ повлек бы за собой новые вопросы, на которые он вынужден был бы тоже отвечать, и тогда стало бы ясно, что о масонстве он ничего не знает… Тогда встает Принцип и говорит, что Недо встречался с каким-то Казимировичем, то ли богословом, то ли попом и масоном. Недо это подтвердил, и так закончился разговор о «вольных каменщиках».
«При первой возможности, — продолжал Краньчевич, — я спросил Тавро и Недо, правда ли, что Недо встречался с Казимировичем, а они ответили, что его никогда в жизни не видели (Принцип, наверное, всё-таки видел, когда сдавал экзамены в гимназии, да и фамилию он откуда-то помнил. — Е. М.). Когда я спросил Тавро, почему он на суде упомянул невинного человека, он ответил, что в Белграде всё равно все знают, что это неправда, а Австрия ему ничего сделать не может. Я спросил, почему он назвал именно эту фамилию, а Тавро сказал, что она просто пришла ему в голову и он назвал ее, чтобы прекратить допрос».
Краньчевич был уверен, что за странным предложением адвоката Премужича упомянуть на суде о масонах стоял кто-то еще и этим человеком был, по его мнению, иезуит Антон Пунтигам, который всегда присутствовал в зале суда и время от времени навещал подсудимых. Приходил он к ним и после вынесения приговора. О том, что Премужич «находился под влиянием брата Пунтигама, духовника Франца Фердинанда», писал и Васо Чубрилович.
Вот так объясняли происхождение «масонского следа» сами участники покушения на Франца Фердинанда. Но их объяснения мало кто заметил.
В последующие годы «масонский след» в сараевском убийстве был очень популярен у нацистов, которые утверждали, что Танкосич и Чабринович, сами масоны, получили задание от французских масонов убить престолонаследника Австро-Венгрии. Говорилось также, что «масон и еврей» Принцип убил эрцгерцога по указанию английских масонов. Гитлер в выступлении по случаю вторжения в Югославию 6 апреля 1941 года заявил, что теракт в Сараеве спланировала британская разведка Интеллидженс сервис.
А Константин Родзаевский, лидер Всероссийской фашистской партии, созданной в Маньчжурии в тридцатых годах, так изображал картину «масонского заговора» в Сараеве:
«Юный сербский патриот Принцип был использован масонской организацией для убийства австрийского наследного принца. Стенограмма допроса Принципа свидетельствует, что оружие и задание убить Франца Фердинанда он получил от масонской ложи Белграда. Другая ложа в Вене приказала своим членам в руководстве австрийской полиции так охранять принца, чтобы покушение удалось. Покушение удалось».
Разновидностей «масонских версий» сегодня насчитывается немало. Известный русский теолог и публицист Лев Лебедев, служивший сначала священником Русской православной церкви, но потом перешедший в Русскую православную церковь заграницей, считал, например, что конечной целью «масонов-заговорщиков» было «низвержение России». В вышедшей в 1999 году книге «Великороссия. Жизненный путь» он объяснял их цели и механизм действия:
