Принцип же смотрел на них очень иронично, а потом сказал, что нарочно придумал всю эту историю, чтобы посмотреть, какова будет реакция его друзей на новость об убийстве монарха. А затем раскритиковал их, потому что настоящие революционеры должны всегда оставаться сдержанными и не поддаваться эмоциям. Некоторые друзья очень обиделись за этот розыгрыш и обозвали его дураком.
Доброслав Евджевич вспоминал, что когда однажды они сидели на холме Калемегдан, где находится старинная крепость, и смотрели на текущие внизу Саву и Дунай, Принцип вдруг неожиданно разговорился. «Он больше не верит в движение масс, которые мертвы и несознательны, — передает Евджевич его слова. — Он не верит в способность и смелость ведущих политиков Сербии, которые не могут привести народ к освобождению… По его мнению, наше поколение не доживет до осуществления наших идеалов. Лучше всего спасти его честь, пожертвовав своей жизнью. Он уже решил убить австрийского императора. Только такой великий акт приведет к гонениям и репрессиям против нашего народа в Боснии, а только они разбудят спящую энергию масс и разожгут революцию».
Евджевич не возражал Принципу — он ему верил и сам придерживался похожих взглядов. Они даже начали обсуждать технические детали подготовки покушения, когда Принцип вдруг воскликнул: «Надо же, а ведь жизнь помазанника Божьего могли бы спасти несколько сотен крон, которых у нас нет!»
И ведь действительно, было бы у молодежи в то время больше возможностей заработать «несколько сотен крон» на достойную жизнь — вряд ли в стольких головах рождались бы планы кого-нибудь убить. «Нам гораздо легче было ковать заговоры, чем заработать деньги», — отмечал Евджевич. Тогда они втроем носили по очереди одну пару ботинок.
К намерению убить императора Принципа, безусловно, подтолкнули и покушения хорватских радикалов на бана Цувая. Ни к каким серьезным политическим реформам они не привели и революцию не разожгли. Странно, что Принцип этого не увидел. А может быть, увидел, но просто не говорил об этом вслух, чтобы не смущать товарищей? Или считал, что фигура бана Хорватии слишком мелка для того, чтобы ее «устранение» всколыхнуло спящие массы? Другое дело — сам император Франц Иосиф!
Допустим, что Принцип тогда понимал, что одним только террором вряд ли можно изменить существующие порядки. Но что же тогда делать? Если ты разочаровался в том, во что верил, значит, нужно начинать жизнь «добропорядочного гражданина», мещанина? Вряд ли для него подходил подобный выход из положения. Наоборот — нужно действовать «во что бы то ни стало». Показать пример и спасти «честь своего поколения». «Ах, как славно мы умрем!» — воскликнул почти за 90 лет до Принципа участник тайного общества Александр Одоевский, узнав о назначенном на 14 декабря 1825 года выступлении на Сенатской площади…
Принцип был не единственный, кому в голову пришла подобная мысль. Идеи ликвидировать австро-венгерских сановников различного калибра — вплоть до императора! — продолжали бередить умы молодых радикалов из самых различных уголков южнославянских окраин империи.
Иногда приходится читать, что план убийства Франца Фердинанда заговорщикам втемяшили в головы в Сербии, чуть ли не члены сербского правительства. Но совершенно точно можно сказать, что «призрак тираноубийства» бродил по Австро-Венгрии гораздо раньше и сам по себе. А после «боснийской» и «хорватской весны» 1912 года он начал приобретать более или менее конкретные очертания. Причем молодым и горячим радикалам было по большому счету всё равно, кого убивать, — главное, чтобы их цель имела отношение к государственному аппарату империи.
Спектр «мишеней» был весьма широким: от начальника полиции Сараева до самого верха имперской политической лестницы. 23 ноября 1912 года молодой парикмахер Анте Марьянович должен был стрелять в городе Задар в губернатора Далмации графа Марио Атемса. Но за день до покушения Марьяновича арестовали и обнаружили при нем заряженный револьвер. Впрочем, убедительных доказательств подготовки покушения суд не нашел, и Марьянович вместе с сообщниками был освобожден.
Другой далматинец, Лука Алимович, родившийся вблизи крупного города-порта Сплит, вынашивал планы покушения на эрцгерцога Франца Фердинанда. Причем происходило это примерно в то время, когда Принцип на Калемегдане делился с Евджевичем мыслями об убийстве императора.
Во время Второй Балканской войны Алимович поступил добровольцем в сербскую армию; но военные действия быстро закончились; и он вернулся в Хорватию. Позже австрийские власти многозначительно указывали на то обстоятельство, что деньгами на обратную дорогу ему помогли представители «Народной обороны».
Вернувшись в Загреб, он купил револьвер и начал направо и налево рассказывать, что собирается ехать в Вену, чтобы убить престолонаследника. Естественно, вскоре он очутился за решеткой. На следствии Алимович признал, что хотел устроить покушение на эрцгерцога, поскольку тот «плохо относится к славянам». Он утверждал, что никто не помогал ему в этой затее.
Вскоре Алимовича благодаря хлопотам его семьи выпустили из тюрьмы, и он уехал в Аргентину, где прожил до глубокой старости. Незадолго до смерти, в мае 1965 года, он написал одному из югославских профессоров письмо, в котором привел ряд очень интересных и ранее неизвестных деталей своего замысла. Это письмо полностью приведено в книге Владимира Дедиера «Сараево. 1914».
Алимович утверждал, что делился своей идеей покушения на Франца Фердинанда в Белграде. Сначала — с историком, профессором Белградского университета, академиком и видным сербским политиком Любо Йовановичем (в 1909–1911 годах он был министром внутренних дел Сербии, а позже, в 1914–1918 годах, — министром просвещения). Однако Йованович эту затею не одобрил: «Нет, молодой человек, не можем мы сейчас воевать. Мы истощены и измучены. Нам нужен мир — залечивать военные раны». В том, что покушение приведет к войне с Австро-Венгрией, ни он, ни сам Алимович не сомневались.
Йованович посоветовал Алимовичу возвращаться в Хорватию, учиться и работать «в интересах сближения сербского и хорватского народов». Но Алимовичу этот совет не понравился, и тогда, отмечал он, «я пошел к «Народной обороне». Далее он писал: «Здесь меня приняли очень хорошо, поблагодарили за мои патриотические чувства, но на предложение устроить в Австрии несколько покушений, начиная с Франца Фердинанда, которое я сам был готов совершить, я — должен это честно признать — не встретил одобрения… Мне сказали, что Сербии необходимы несколько лет мира… Хотя я не просил ни о какой помощи, «Народная оборона» предоставила мне 100 динаров, чтобы помочь возвращению домой».
Алимович возмущался мемуарами Леопольда фон Берхтольда, министра иностранных дел Австро-Венгрии с 1911 года. Тот утверждал, что Алимович получил эти 100 динаров как раз в награду за готовность организовать покушение. Алимович недипломатично назвал министра кретином, добавив, что сожалеет, что обстоятельства не свели их где-нибудь в Вене.
Кстати, Берхтольд тоже фигурировал в качестве потенциальной «мишени». Идею покушения на него во второй половине 1912 года вынашивал боснийский хорват Сречко Джамоня. Его план был прост: засесть в отеле напротив министерства и расстрелять министра из карабина. Почему Джамоня отказался от своей затеи, не очень понятно. По одной версии, он поехал в Сербию, чтобы раздобыть оружие (в этом смысле австрийцы были правы — оружие хорваты и боснийцы чаще всего доставали именно на другом берегу пограничной Дрины), а там какой-то мудрый человек отговорил его стрелять в Берхтольда, потому что после этого покушения у Сербии будут большие проблемы.
Предлагалась также кандидатура министра финансов Леона фон Билинского (как мы помним, Босния и Герцеговина формально находилась под управлением Министерства финансов Австро-Венгрии), но до покушения на него дело тоже не дошло.
Долго рассматривался в качестве «мишени» и сам Франц Иосиф, причем за право стрелять в него между потенциальными террористами разгорались ожесточенные споры. Спорили также, какой национальности должен быть террорист. Большинство считали, что дело нужно поручить либо мусульманину, либо хорвату. В этом случае после подавления выступлений сараевских и загребских студентов покушение на императора приобретало бы актуально-злободневный характер.
