Сатин в тонкой кольчуге и чёрном костюме под ним стояла рядом, бледная, как полотно, и безмолвно шевелила губами, словно разговаривала сама с собой.

— Раны Господни… — пробормотал какой-то солдат. — Это… это, наверное, какой-то обман. Наместник хочет нас обдурить, только и всего! — сказав это, он замолчал, не веря в собственные слова.

Гроза надвигалась на город, нависая над башнями. Непроглядная чернота скрыла за собой солнце, единственным источником света оставались молнии, их вспышки освещали стены неживым, пугающим светом. К барабанному бою присоединились нестройные голоса труб.

— Стрелы на тетиву! — приказал Эзра. Голос капитана Саберин на мгновение дрогнул. — Сдаётся мне, скоро нам придётся пустить их в ход.

Сердце Рейна пропустило удар, когда молнии блеснули особенно ярко, осветив всё вокруг.

К Городу Истин бесконечной пурпурной колонной шла вся армия Рамелиса. Прямо посреди бури десятки тысяч легионеров щетинились лесом пик, в темноте то и дело мерцали зелёные огни — давали о себе знать маги из Кайсарума. Вокруг стало очень тихо. Трубы в последний раз надрывно вздохнули и стихли, раскатистый рокот барабанов оборвался так же внезапно, как начался. Слышался только свист ветра да стук капель о металлическую решетку. В полном молчании легионы наместника подходили к стенам и выстраивались в квадраты под взглядами защитников города. Кайсарумцы были мрачны и сосредоточенны, всматриваясь в лица тех, чей город им предстояло разрушить.

Творец Творения, даруй нам спасение, молилась Сатин. Укрой меня Своим светом, сохрани меня в Своём пламени…

Высокая фигура на чёрном как смола жеребце выехала перед бесконечным строем легионеров и остановилась в какой-то сотне шагов перед воротами. Жуткий свет молний плясал на пурпурном плаще с глубоким капюшоном, который полностью скрывал лицо всадника. Он был весь словно окружен стеной злобы и ненависти. Рейн почувствовал, что дрожит, как от холодного зимнего ветра. Какая-то магия? Но он же за завесой, под защитой колдовства Иерархов и всей Матери Церкви…

Всадник откинул капюшон. Это был Рамелис. Лысая голова противно блестела в свете молний, мертвенно-бледная кожа обтягивала узкое лицо наместника. Он и выглядел мертвецом: в горящих лютой злобой глазах плескалась чернота, как в двух бездонных колодцах. Вглядываясь в его застывшее, похожее на жуткую маску лицо, Рейн только сейчас понял, насколько далеко зашёл этот человек, ставший живым сосудом для древнего ужаса.

— Четыре тысячи лет прошли с тех пор, когда я в последний раз видел эти стены. — в холодном голосе прозвучала насмешка. — Теперь вы от меня никуда не денетесь. Время вашей Церкви закончилось. Вам не спастись.

Он двинул коня вперёд. Один из солдат не выдержал и выстрелил из лука, за ним последовали другие, но их стрелы обратились в пыль, даже не долетев до цели. Горожане бросали оружие и в ужасе покидали стену, гвардейцы в белом и золотом стояли, не двигаясь.

Спешившись, наместник даже не посмотрел на ряды Саберин и направился прямо к воротам, почти невидимый во мгле, как привидение. Когда до ворот оставалось всего-то один или два шага, Рамелис выпрямился во весь рост и вытянул правую руку. Через какой-то миг — меньше удара сердца — в протянутой руке проявился силуэт копья, сначала прозрачный, потом всё более чёткий и видимый. Оно было черное и длинное, в два человеческих роста, узкий наконечник сиял нестерпимым светом и отливал фиолетовым. Даже с высоты крепостных стен было видно, как оно подрагивает и вибрирует в руках наместника, как живое.

— Великое Копье… — пробормотала Сатин.

С ужасающей медлительностью Рамелис поднял Копье и направил его в сторону городских ворот. Сатин понимала, что нужно бежать, но ноги будто приросли к камню.

— РААЛ ЗАМ! — свечение Копья стало сильней. Гвардейцы бросились врассыпную. Рейн с силой дёрнул оцепеневшую Сатин за руку и кинулся к лестнице. Успеть, Раны Господни, только успеть…

— РОМАХ ЙА СЕАРА!

Сверкнула невыносимо яркая фиолетовая вспышка, похожий на раскат грома грохот заглушил все остальные звуки, и Рейн увидел, что земля под стеной задрожала и вздыбилась, как море во время бури. Волна горячего воздуха ударила в спины бегущих. Окованные стальными листами ворота зашатались и слетели с петель, а затем участок стены сложился, как карточный домик, и рухнул, осыпав защитников градом камней и обломков.

Воины Рамелиса хлынули в пролом.

— Раны Господи, Великое Копье… — прошептала Сатин, когда Рейн тащил её прочь от стены мимо погибших и умирающих. На глазах юноши один солдат захлёбывался собственной кровью, придавленный куском стены. — Это оно…

Темная туча просочилась в город вместе с легионерами и затопила улицы. Всего за минуту Город Истин превратился в ад на земле. Рейн видел, как Рамелис во второй раз поднял Копье, произнося Древнее Слово, и сразу же фиолетовое пламя пожара заметалось вокруг, с огромной скоростью перескакивая от крыши к крыше. От чудовищного жара дерево обугливалось и горело, камень домов плавился и стекал на улицы.

Обезумевшая толпа захлестнула защитников. Никто из горожан толком не понимал, куда бежать, кто-то падал, кто-то пронзительно закричал, легионеры, потеряв всякое подобие строя, растекались по городу и убивали без разбора, и на секунду Рейну показалось, что сейчас под ногами разверзнется бездна. Столица Авестината пала.

Людское море смело последние заслоны Саберин, подхватило Сатин и Рейна и понесло их по улицам. В какой-то момент толпа горожан едва не развела их в разные стороны, но Рейн что было сил вцепился в руку девушки и сумел её удержать. Толпа распалась на два рукава, стало не так тесно, и вскоре им удалось вырваться из потока горожан.

— Что нам делать дальше? — пробормотал Рейн, когда они с Сатин спрятались за углом, наблюдая, как войско наместника с быстротой лесного пожара распространяется по городу. Во время их бегства обломок решетки поранил юноше ногу, тот попытался встать и облокотился о стену. Рейн понимал, что битву они проиграли, но старался об этом не думать, как не думал он и об оружии, которое использовал Рамелис.

Прежде чем Сатин успела ответить, из-за угла появились два легионера с горящими от злобы глазами. Один из них заметил их, что-то отрывисто сказал другому, оба как по команде обнажили мечи и бросились вперёд.

Сатин что-то ошарашенно пробормотала и потянулась к поясу, но Рейн опередил её.

— Турай! — легионеры вздрогнули и повалились на землю, как подкошенные. На горле каждого появились тонкие надрезы, красная кровь заливала белый мрамор на мостовой.

Ну конечно! У них ещё осталась Иеромагия! Завесы теперь нет, они могут защитить себя с помощью колдовства Рейна.

— Мы сразимся с ним. — сказала Сатин, возобновляя прерванный разговор. Она почувствовала, как к горлу подступает комок, но сдержалась. — Сразимся с Рамелисом, и будь что будет. Даже если нам уготована смерть — Творец это увидит.

Творец Творения, подумала она про себя, он вообще есть?

Рейн долго смотрел ей в глаза. Потом кивнул. Он потерял много сил, использовав малознакомое ему заклинание. Воды вокруг не было, пришлось крикнуть первое, что пришло на ум. Лицо юноши посерело, руки мелко тряслись, но в глазах горела решимость. Он стиснул руку Сатин и сказал, стуча зубами:

— У меня есть план. Заманим Рамелиса к реке. Там моя магия будет сильней, мы сможем что-то придумать. Только… что делать с Копьем?

— Мы что-нибудь придумаем. — быстро сказала Сатин. — Сейчас главное — заставить его следовать за нами.

Они пробирались по улицам, свирепые лица захватчиков плыли перед их глазами и исчезали во тьме. Даже с потерей ворот и стены битва продолжалась сама по себе. Остатки гвардейцев с яростью обречённых раз за разом бросались на кайсарумцев, убивая и умирая. Свистели случайные стрелы, во мраке тонкими нитями света сверкали изогнутые клинки. Никакие тренировки, никакие слова не могли подготовить к тому, чем стала столица Авестината. Гром гремел непрестанно, фиолетовые молнии били в дома и людей, каждый вздох отдавался болью — таким сухим и горячим стал воздух вокруг.