— Теперь ты счастлива? — спросила ее Настя.

— Счастлива-то счастлива, — буркнула Галя. — Только хлопот прибавилось невпроворот. Кстати, знаешь, кто у меня в магазине в управляющих ходит? Зинка!..

— Зинка? — переспросила Настя.

— Магдалина, — напомнила Галя, — которая тебя избить хотела.

Настя помрачнела.

— Да? Вы снова подружились?

— Она изменилась, — убежденно отвечала Галя. — Пришла ко мне в слезах, стала извиняться, жаловаться… Они там намыкались после нашего отъезда, их там приловили… В общем, взяла я ее.

— Тебе виднее, — сказала Настя.

— Ну, а ты? — спросила Галя. — Тебе-то как теперь?

Настя улыбнулась.

— Хлопот невпроворот, — сказала она. — Но я счастлива. Очень счастлива.

Галя пожала плечами, улыбнулась и кивнула головой.

— Я подумаю, и тоже кого-нибудь найду… Без мужиков все же кисло, да?

— Кисло, — согласилась Настя, смеясь.

— Кстати, — вспомнила Галя. — Ты не подкатывала к своему насчет сценария? Деньги я найду.

— Еще подкачу, — пообещала Настя.

Прожив у них три дня, Галя с дочкой уехали, а Настя вернулась к работе. Паша теперь стал большим творческим начальником, вокруг него клубились проекты и инициативы, и Настя хотела стать ему верной помощницей. Это не всегда получалось, но она старалась, и Паша млел, когда она твердо становилась на его сторону в худсоветовских дискуссиях. Он знал, чего ей это стоит.

И вот как-то в выходной день, когда Паша развалился на тахте с каким-то детективом, Настя подсела к нему с давним предложением.

— А ты не хочешь сделать фильм о моем большем приключении? — спросила она осторожно.

— Телевизионный? — отреагировал он машинально.

— Нет, художественный, — уточнила Настя.

Паша подумал.

— А деньги? — спросил он.

— Деньги Галя обещала достать.

Паша фыркнул.

— Ты ей веришь?

— Почему бы и нет? Она ведь довела дело до хэппи-энда.

Паша глянул на жену с интересом.

— Слушай, а ведь это мысль, а? Возьму творческий отпуск, запущусь в настоящее творчество…

— Конечно, — сказала Настя. — А я буду тебе помогать.

— Я ведь еще не настолько старый, да?

— В чем надо, ты еще достаточно бодр, — хмыкнула Настя.

Паша рассмеялся, обнял ее и посадил на колени.

— Я подумаю, — сказал он. — Все равно, натура летняя, раньше будущей весны запускаться нет смысла. Но это меня волнует.

— Я очень рада, — сказала Настя. — В конце концов, я хочу, чтобы ты снимал фильмы про меня.

— Какое бы название придумать, — пробормотал Паша, уже пускаясь в творческий процесс. — Чтобы в нем было все… И монастырь, и путаны, и все…

— Могу подсказать, — сказала Настя, улыбнувшись.

— Ну? — посмотрел на нее Паша.

Настя вздохнула и прижалась к нему.

— Иди и не греши, — прошептала она.

Паша ткнулся носом в ее щеку и пробормотал:

— Не буду…

Накануне шоу

День рождения у меня приходился на апрель месяц, и я никогда не праздновал его особенно пышно, даже когда в прошлом году мне стукнуло сорок лет. Конечно, кто-то прознал, зашли, позвали в ресторан, посидели, но и не более. Прошли те времена, когда я радовался каждому приличному поводу для застолья, пришла наконец мудрая зрелость, и я начал ощущать свое одиночество. И потом так вышло, что мои самые близкие друзья оказались в отъезде, и делить радость своего юбилея было не с кем.

И вот, спустя без малого год после того, как я уже отметил исполнение своего сорокалетия, пришлось неожиданно к этому событию вернуться. Генеральный директор Максим Иванович Глушко вызвал меня из дому, где я, привольно разлегшись на тахте, редактировал поступившие новые сценарии, и даже прислал за мной свою машину. Конечно, я мог бы вызвать и свою, поскольку сам уже числился одним из директоров областной системы телевизионного вещания, но у меня была серая «Волга», а Максим Иванович с некоторых пор разъезжал на «Мерседесе». Я не упустил случая прокатиться в директорском лимузине, и от того наполнился чувством собственного достоинства.

— Садись, Павел Николаевич, — протянул мне руку генеральный, как только я вошел.

— Что за срочность? — чуть капризно поинтересовался я.

Директор многозначительно усмехнулся.

— Скажи-ка мне, хлопец, тебе сколько лет?

Я его веселости не понял и потому лишь пожал плечами.

— Сорок, — сказал я. — А в чем дело?

— Уже сорок? — уточнил директор, — или только будет сорок?

— Уже сорок, — сказал я. — В прошлом году, в апреле стукнуло. Если хотите поздравить, то я не против.

Директор сразу заметно потускнел.

— Надо же, — протянул он разочарованно, — а по нашим документам, понимаешь, тебе только должно стукнуть сорок…

— Я не сержусь, — сказал я с улыбкой. — А к чему это вам понадобилось?

— Это понадобилось не только мне, — со вздохом произнес директор, не скрывая своего огорчения. — Это уже, понимаешь, инициатива сверху идет. Отметить сорокалетний юбилей популярного ведущего особенной телевизионной передачей.

— У них что, тоже ошибка в документах? — не понял я.

— Да нет, — сказал директор уныло. — Это я им доложил. Теперь мы с тобой оба в заднице.

— Спасибо большое, — сказал я. — А вы что, собственно, затевали? Юбилейный детектив, что ли? В качестве убийцы — Паша Жемчужников?

— Нет, — сказал директор. — Но согласись, идея не такая уж плохая, а? Твой рейтинг популярности в последнее время вырос, теперь ты в области самая известная фигура после губернатора и певицы Марины Рокши. Можно было на этом поиграть, сделать передачу, концерт, если угодно…

— А певице Марине Рокше сколько лет исполнилось? — спросил я с интересом.

— Певица свой возраст скрывает, — буркнул Глушко.

— Ну, а губернатор? — спросил я.

— Ты издеваешься, что ли? — взорвался он. — Я думаю о том, как нам выбираться из глупого положения, а ты балагуришь. Они там, понимаешь, подарки тебе приготовили, чуть ли не квартиру хотели предоставить новую…

Я пожал плечами.

— В конце концов, — сказал я беззаботно, — мы можем отметить мой сорокалетний юбилей, так сказать, постаприорно.

— Как, как? — не понял директор.

— Во второй раз, — объяснил я доступно. — О моем сорокалетии в городе практически никто не знает, почему бы нам не повторить это славное событие.

В глазах директора загорелся слабый интерес.

— Так, так, — сказал он. — И все остается, как задумывалось, да?

— Особенно по части новой квартиры? — подхватил я.

Директор ухмыльнулся.

— А и хитер же ты, Паша, — сказал он, помахивая пальчиком.

— Максим Иванович, — ответил я, разведя руками, — я же все-таки уже три года детективы сочиняю, тут особая хитрость требуется.

Он рассмеялся и протянул руку, по которой мне следовало дружески хлопнуть. Это был знак особого доверия генерального директора, и я не посмел пренебречь его расположением.

Идея была изначально абсурдна, как и многое остальное в нашей развивающейся демократии. Они решили набрать очков на поощрении всенародных любимцев, а одним из таких любимцев в силу целого ряда удачных совпадений оказался я, вот на меня и свалились все эти блага. Разумеется, я мог бы стать в позу и пренебречь чиновничьими инициативами, но ничего, кроме проблем в будущей творческой жизни, это создать не могло.

К этому времени из моей регулярной программы «Детектив-шоу» выросло целое творческое объединение, занятое исключительно развлекательными программами, и во главе его стоял я, мамонт развлекательного жанра на нашем телевидении. Творческая молодежь меня ценила высоко, потому что молодые таланты всегда могли прийти ко мне со своими идеями и как минимум иметь о них серьезный разговор. Другое дело, что наша чиновничья братия посматривала на меня снисходительно, потому что я не мог похвастаться ни сверхприбылями, хотя рекламодатели буквально осаждали нас, ни положением в высшем свете, ни условиями проживания. Проживал я по-прежнему в скромной однокомнатной квартирке старого панельного дома, которому давно пора было на пенсию, и, когда за мной приезжала служебная машина, соседи выглядывали из окон, чтобы полюбоваться ею. Я был во всяком случае первой звездой собственного дома.