— Простите, — пробормотала она растерянно. — Я, наверное, не вовремя, но ваш сегодняшний звонок так заинтриговал меня…

— Проходите, Марина, — пригласил ее я. — Конечно, я действительно не в том облачении, но это можно быстро исправить. Как странно, что вы пришли. Откуда вы узнали мой адрес?

— Позвонила Леше, — сказала она. — Вы не очень рады моему появлению, не так ли?

— Просто растерян. Но вы не смущайтесь, сейчас я быстро переоденусь и причешусь, и мы очень мило проведем этот вечер.

Я отправил ее на кухню, а сам стал лихорадочно переодеваться. Конечно, я был против ее появления, потому что не знал, что мне с ней делать. Я знал ее как особу, весьма склонную к авантюрам, но на лирические чувства к Марине Антоновне я был категорически не расположен. Но в то же время я своим неуклюжим телефонным разговором действительно дал понять, что готов выразить ей благодарность за мое новое гражданство в любых формах. Теперь мне предстояло выкручиваться.

Водка в холодильнике закончилась накануне, и потому я извлек из загашника бутылку шампанского. Марина сидела на кухне с сигаретой, и, когда я появился с шампанским, это ее немного приободрило.

— Я хотела бы объяснить свой приход, — сказала она, — чтобы вы не подумали…

— Не надо, Марина, — остановил я ее. — Дайте мне возможность подумать все, что мне хочется. Мы с вами в свое время так много конфликтовали, но я всегда был расположен к вам душой.

— Дело в том, что теперь для вас открываются известные творческие перспективы, — все же попыталась сказать она.

— Ни слова о деле, — опять пресек я ее попытки.

Я достал бокалы, открыл коробку шоколадных конфет, то есть подал на стол дежурный джентльменский набор. Моя угодливость была противна мне самому.

— Давайте объясняться в любви, — предложил я, разлив шампанское. — Вы, конечно, знаете, что я человек твердых нравственных принципов и не позволю себе перейти рамки, но даже в их пределах есть возможность проявить свое искреннее чувство.

— Бог мой, вы уже о любви заговорили, — засмеялась она, хотя тема ее явно привлекала.

— Марина, дорогая, вы женщина, — сказал я. — А мужчинам должно любить женщин, не так ли?

Мы чокнулись и отпили по глотку.

— С такими рассуждениями недолго и рамки переступить, — произнесла она со смешком.

— Я верю, что вы мне этого не позволите, — сказал я. — Но все же, знаете, что меня в вас волнует больше всего?

— Это любопытно, — заинтересовалась она.

— Загадка, — выдал я.

Этот комплимент без опасения можно было подносить любой женщине, и я был рад, что он пришел мне на память так вовремя. Марина улыбнулась, и в ее улыбке уже возник момент самолюбования. До чего все же женщины слабы в вопросах самооценки, подумал я. Попробовала бы она, к примеру, заговорить о загадочности моей персоны!

— Загадка предполагает вопрос, — сказала она. — Какой же вопрос начертан на мне?

— Познай меня, — ляпнул я первое, что мне пришло на ум.

— Да? — переспросила она с лукавой улыбкой. — Вы именно так его прочитали, Паша?

— Может, я и ошибся, — спохватился я.

— А может, и нет, — сказала она, отпивая еще глоток.

Посмотрела на меня внимательно, и спросила:

— А вы способны меня познать, Паша?

Это было, как водоворот, как я ни выкручивался, наш разговор неведомой силой тянулся к интимной стороне отношений, куда я вовсе не желал поворачивать. Эта женщина одним своим присутствием сводила меня с ума.

— Вы что-то говорили о соображениях дела, — вдруг вспомнил я. — Что за перспективы могут мне теперь открыться?

Она рассмеялась.

— Вы же не хотели разговаривать о деле, — напомнила она.

— Может, я именно с этой стороны хочу начать процесс познания, — проговорил я. — Вы же забронированы деловыми интересами.

— Если честно, то я сама не знаю, что меня привело к вам, — сказала Марина. — Соображения дела были лишь поводом. Меня просто взволновал ваш звонок. Я думала, что мы так отдалились друг от друга, а оказалось, что вы рядом.

Я в неожиданном порыве вдруг взял шоколадную конфету из коробки и осторожно протянул прямо к ее рту. Некоторое время она смотрела мне в глаза, и я не знаю, что она там прочитала, но это вызвало на ее лице улыбку, после чего она осторожно взяла конфету губами. Если бы я снимал кино, я сделал бы этот эпизод ключевым, потому что после этого разговаривать было уже не о чем. Только тут до меня дошло, что это я сам, движимый своей физиологической тоской по женщине, устроил всю эту сцену в подсознательном стремлении именно к Марине Щелкановой, потому что именно она в системе моих образов олицетворяла ту меру порока, на которую я был готов опуститься. Это я ее соблазнял, а не она меня, и все мои отговорки были лишь игрой с самим собой. Надо было останавливаться, и я сказал тихо:

— Это все, что я сейчас могу для вас сделать, Марина.

Она лукаво кивнула головой, вынула конфету изо рта и ответила:

— Это все, что мне сейчас от вас надо, Паша.

Она вытерла губы салфеткой и почти восторженно улыбнулась, глядя прямо мне в глаза. Ее победа родилась практически из ничего. Я почувствовал, еще мгновение, и я встану перед ней на колени. Просто так, для развития драматургии.

Но тут раздался спасительный дверной звонок, и я очнулся от дурмана.

— Прошу прощения, — сказал я, поднимаясь. — Я не прощаюсь.

Она проводила меня взглядом, полным сожаления, из чего я понял, что она знала меня лучше, чем я сам.

Я открыл дверь и снова испытал замешательство, потому что там стояла другая Марина. Звезда российской эстрады Марина Рокша в дивной меховой шубе и в черных очках, скрывавших ее лицо.

— Паша, добрый вечер, — сказала она. — Можно к тебе?

Я подумал о том, что драматическая ситуация поворачивается в сторону водевиля. Это меня устраивало. Две шикарные Марины одновременно!

— Заходи, — пригласил я. — Тебя сам Господь послал!..

Самым любопытным был момент их встречи, потому что обе были изумлены. При этом Марина Щелканова нахмурилась, а Марина Рокша обрадовалась.

— Марина, ты! — воскликнула она восторженно. — Вот не ожидала тебя здесь встретить!

— Признаться, я и сама удивлена, — проговорила Марина Антоновна. — Вы знакомы с Павлом Николаевичем?

— С Пашей? — переспросила певица. — Мы, можно сказать, лучшие друзья.

— Значит, вы знакомы, — порадовался и я. — А мне-то счастье, оказаться среди двух Марин!.. Я немедленно загадываю желание.

Марина Рокша бесцеремонно села за стол на мое место.

— Вы что-то пьете? — покосилась она на шампанское. — У вас повод, или это так?

— Это так, — сказала другая Марина. — Я зашла к Павлу Николаевичу по делу, а он зачем-то решил меня напоить.

— Паша, а меня, ты не хочешь напоить? — спросила певица.

— На здоровье, — сказал я. — Будешь третьей.

Поставил третий бокал и налил ей.

— За наше общее процветание, — провозгласила Рокша и стала пить, не дожидаясь нас.

Марина Антоновна отпила глоток и стала подниматься.

— Ну, я пойду, пожалуй, — проговорила она. — Поздно уже…

— Посиди, — попросила Марина Рокша. — Расскажешь о своих делах. Я тебя уже больше месяца не видела.

— Лучше заходи ко мне на работу, — предложила заведующая отделом культуры. — Я должна тебе рассказать, чем все кончилось у Суханова.

— Я вас провожу, — сказал я ей, а другую Марину спросил: — Ты не торопишься? Я только до стоянки такси.

— Валяй, — разрешила та, словно мы действительно были уже совсем близкими друзьями.

Я помог одеться даме, потом накинул куртку и пошел с нею, чтобы хоть как-то смягчить финал нашей встречи.

— Как вы с ней познакомились? — спросила она первая.

— Мы еще толком не познакомились, — ответил я. — Эта милая бесцеремонность отличает всех современных деятелей культуры, вы должны это знать.

— О, я это знаю, — усмехнулась она. — Я только хочу вас предупредить, что Маша человек жесткий и не позволяет себе поступков в порыве чувств, как это можете позволить себе вы. Если она пришла к вам в одиннадцать часов ночи, то значит, она от вас чего-то хочет.