Он дожидался Хосе, лишь опустив на землю одну ногу. В руках его была трость, на нем — белый костюм, на руках перстни с бриллиантами, а рядом с ним сидел огромный Коля Бык, бывший чемпион Вооруженных Сил по разным видам боевых искусств. Коля Бык был известен неуемной силой, верностью хозяину, и лицо его пересекал страшный шрам, след давних схваток. За все эти американские штучки Хосе втайне презирал босса, но в тоже время признавал его авторитет беспрекословно.

— Привет, Хосе, — Маэстро улыбнулся уголками губ. — Какая неожиданная встреча!..

— Да, я тоже удивлен, — сказал тот, останавливаясь рядом. — Куда отправляешься, Маэстро? Может, нам по пути?

— Может быть, — сказал тот. — Где бумаги Митрофаныча?

Хосе облизнул губы.

— Скоро будут, Маэстро. Я контролирую развитие событий…

— Ты контролируешь, — хмыкнул Маэстро, — а я вроде как и не при чем, да?

— Я отвечаю за результат, — сказал хмуро Хосе.

— И каков же результат?

— Завтра бумаги будут у тебя, — пообещал Хосе.

Маэстро кивнул головой, улыбаясь зловеще.

— Чем отвечаешь? — спросил он.

Хосе развел руками.

— Ты мне уже не веришь?

— А посуди сам, Хосе, — сказал Маэстро весело. — Как можно тебе верить, если ты столько дров уже наломал!.. Зачем ты убил Лазаря? Чем он тебе мешал?

Хосе глубоко вздохнул. Все это время он прикидывал, как много может знать Маэстро о его делах, и теперь этот прямой вопрос давал понять, что он знает все.

— Он меня продинамил, — оправдывался Хосе.

— Но Лазарь Ривкин — это не алкаш из кабака, которого ты можешь прибить на заднем дворе, — сказал Маэстро.

Имелось в виду, что Маэстро осведомлен о том неприятном инциденте, когда пьяный Хосе избил в ресторане какого-то бедолагу, так что тот потом отдал концы в реанимационном отделении «Скорой помощи».

— Теперь мне надо объясняться с Алхимиком, — Маэстро сокрушенно вздохнул.

— Ты должен знать, — сказал Хосе сипло, — что именно Алхимик организовал все это дело…

— Организовал что? — спросил Маэстро, любуясь своим изяществом.

— Похищение бумаг, — ответил Хосе с неохотой.

— Так бумаги похищены? — сыграл удивление Маэстро. — И это ты называешь контролировать развитие событий?

— Как я мог это предвидеть? — взорвался Хосе. — Мне сказали, что все схвачено, что надо только отдать деньги и взять бумаги.

— Постыдись, Хосе, — произнес Маэстро. — Стал бы я посылать одного из самых лучших бомбардиров на такую мелочевку.

— Тогда почему меня не предупредили? — упрямо нападал Хосе.

— Считалось, что ты достаточно опытный, для того чтобы самому сообразить, — пожал плечами Маэстро.

Хосе сдержал взрыв негодования, посопел носом сказал:

— Хорошо, Маэстро, я прокололся, но дай же мне возможность отыграться!.. Мы идем по следу и сегодня же, самое позднее завтра, возьмем бумаги.

Маэстро посмотрел на него с неожиданным сочувствием.

— Ты мне симпатичен, Хосе, — сказал он. — Но подумай сам, если я буду прощать людям такие проколы, то откуда возьмется дисциплина, а?

Хосе похолодел. Рука его машинально потянулась к карману куртки.

— И что же теперь? — спросил он, чувствуя, как пересохло у него во рту.

— Руку убери, — буркнул Маэстро. — Если бы я хотел тебя прикончить, то я бы и разговаривать не стал.

Хосе невольно опустил руки, и получилось, что он словно вытянулся по стойке смирно.

— Мои люди уже отследили этот автобус, — сказал Маэстро. — Сейчас полетите в Минводы, там вас встретят. Будете выполнять указания, и не дай тебе Бог возбухнуть, Хосе, — в его голосе послышалось шипение змеи, от которого Хосе невольно содрогнулся.

— Я мог бы сделать это и сам, — буркнул он.

— В самолете напишешь подробный отчет, — сказал Маэстро. — Со всеми разговорами, телефонами и адресами, понял?

— Понял, — буркнул Хосе.

— И потом, — сказал Маэстро, заканчивая разговор. — Чтобы ты знал… Это не шантаж, и не рэкет какой-нибудь. Если хочешь знать, мы работаем на Международный Валютный Фонд, понял?

Хосе посмотрел на него удивленно.

— На кого?

— Ты плохо слышишь? — поинтересовался с деланной заботой Маэстро.

— А при чем здесь Международный Фонд? — спросил Хосе.

— Этого тебе знать не положено, — хмыкнул Маэстро. — Действуй.

И он ленивым жестом бросил на землю авиационные билеты — для всех четырех до Минеральных вод. Когда «Мерседес» развернулся и уехал, Хосе медленно наклонился и поднял их. Он понял, что его карьера, его судьба, сама его жизнь напрямую зависят от успеха предстоящей операции.

Будучи азартным игроком, он был готов к этому.

На следующее утро девушки в автобусе просыпались с кряхтением, ворчанием и обилием весьма сомнительных по моральному содержанию реплик. Андрюша остановил автобус на переезде через небольшую речушку, и они высыпали умыться. Некоторые даже решились искупаться, и потому проезжавшие через мост машины почти обязательно замедляли скорость, чтобы сполна насладиться этим зрелищем. Девушки в ответ приветственно махали руками, визжали и зазывали водителей в компанию.

Веня Давидович был вместе с ними, тоже улыбался, тоже хихикал над их непристойностями, но при этом чувствовалось, что он не в себе. Настя только умылась, вытерлась своим собственным платком и вернулась в автобус.

— Эй, — окликнул ее водитель Андрюша. — Так ты чего… Точно, монахиня, что ли?

Настя не стала объяснять ему разницу между постригом и послушанием.

— Да, — сказала она сухо.

Андрюша хихикнул.

— Надо же…

Настя молча прошла на свое место.

Он помялся, потом подошел и сказал:

— Ты уж извини, что я к тебе… это… прикалывался. Я же не знал.

— Ничего, — сказала Настя. — Я понимаю.

Он еще покачал головой и отошел.

Вскоре поехали дальше, и девушки принялись завтракать. Все они прихватили еду с собой, в термосах и пакетах, и потому Насте, которая к такому путешествию готова не была, оставалось только облизываться.

— А ты постишься, что ли? — подошла к ней Изольда.

Настя улыбнулась и ничего не ответила.

— На, — сказала та и протянула ей бутерброд с ветчиной.

— Спасибо, — сказала ей Настя и взяла бутерброд.

Была среда, день постный, когда о ветчине и думать-то грешно, а уж после долгой монастырской жизни, где мяса не бывало вовсе, этот бутерброд представлялся Насте средоточением порока и соблазна. Но, памятуя о смирении, она тайком перекрестила свой бутерброд и стала есть.

— Ты с собой ничего не взяла, да? — догадалась наконец и соседка Диана.

Настя виновато покачала головой.

— Я не предполагала, что заеду с вами так далеко.

— Хочешь крекеры, — предложила Диана.

— Спасибо, — сказала Настя. — Я уже наелась.

— Может, стаканчик кофе?

Настя кивнула, и Диана охотно налила ей кофе в крышку от термоса. Настя принялась пить горячий напиток и почувствовала, что к ней возвращается хорошее настроение.

— Эй, монашка, — вдруг она услышала грубый голос над собою.

Это к ней подошла богатырского сложения Магдалина, сально ухмыляясь.

— А вот скажи, — спросила она. — Монашки в рот берут?

Настя чуть не подавилась от такого вопроса, а девушки вокруг радостно захохотали.

— Не, в натуре, — сказала Магдалина, веселясь. — Может, у вас какие-то свои способы есть, монашеские… Ты бы поделилась с сестрами, а?

Настя посмотрела на нее кротко и произнесла тихо:

— Это грех.

— А как не грех? — обрадовалась ее ответу Магдалина. — Рачком, что ли?

И опять они все радостно ржали, а Настя заливалась краской.

— Отстань ты от нее, кобыла! — прикрикнул Веня со своего места.

— А может, мне интересно, — рассмеялась Магдалина. — Может, я тоже в монастырь хочу!.. Надо же знать, как монахи трахаются!..

Они вовсю развеселились и принялись изощряться в изобретении способов предполагаемого монашеского совокупления. Здесь было и богохульство, и просто больная фантазия, и изощренные извращения. Бежать было некуда, и Настя чувствовала себя, словно уже оказалась в аду. Оставалось смиряться, и она сжалась на своем сидении, не поднимая голову.