— Погоди, — сказал я, открыл свой сейф и достал бутылку коньяка. — Мы это отметим!

— Давай, — сказала она.

Я разлил по рюмкам коньяк, и мы чокнулись.

— Да здравствует маятник, — сказал я.

— Почему маятник? — спросила она.

— Потому что теперь он качнулся в сторону взаимопонимания, — сказал я. — Пройдет время, и ты снова начнешь вить интриги, а я выведу твою фигуру в своем детективе, и мы будем рычать, встречаясь в официальных кругах. Но я верю, что маятник снова придет в движение, и мы снова перейдем на «ты».

Она сияла, глядя на меня.

— Значит, ты не сильно был разочарован, увидев меня в таком виде? — спросила она, лукаво улыбаясь.

— Более того, я был очарован, — сказал я. — Чиновник, который позволяет себе такие срывы, еще не конченый человек.

— Тебе понравилось? — удивилась она, улыбаясь еще лукавее.

— Нет, это было мерзко, — сказал я. — Но я не мог не почувствовать во всем этом крика о помощи.

Она медленно поднялась, завороженно глядя на меня, обошла стол кругом и села ко мне на колени. Я вовсе не подразумевал такого стремительного развития событий, но сопротивление было неуместно. Мы стали целоваться, и я даже подумал, не припрятала ли она где-нибудь поблизости скрытую камеру? Но тут зазвонил спасительный телефон, и я взял трубку. Марина сидела у меня на коленях и горячо дышала мне в ухо.

— Ну что, Паша, — произнес, не поздоровавшись, похититель. — У вас появились конструктивные предложения?

— Минутку.

Я поцеловал ее в щеку.

— Марина, детка, прости, но это очень важный разговор.

Она разочарованно вздохнула, поднялась и вернулась в кресло. Волосы ее были слегка растрепаны, но она не спешила их причесывать. Она надеялась на продолжение.

— Алло, приятель, — сказал я в трубку. — До тебя дошло, что у нас есть возможность удвоения гонорара?

— Где возможно удвоение, — сказал он, — там и удесятерить можно.

— Исключено, — сказал я. — Этот немец проворовался, и больше того, что он может дать, ждать нечего.

— Ладно, ладно, — сказал бандит. — Давайте еще полтинник, а там видно будет.

— Теперь вот что, — сказал я. — Мы должны быть уверены, что мальчик жив.

— Стану ли я вас обманывать, — хихикнул тот.

— Сделай еще один снимок, — попросил я. — Пусть на нем будет сегодняшняя газета.

Он помолчал, размышляя.

— Ладно, — сказал он. — Пусть будет по-вашему. Я не прощаюсь, дарлинг.

Он повесил трубку, а я перевел дыхание. Я еще сам не понимал, выиграл я этот раунд или проиграл.

— Какой-то очередной детектив? — спросила Марина.

Я кивнул.

— Да. Очень крутой замысел. Я вынужден извиниться, Марина, но мне надо срочно уезжать.

Она разочарованно усмехнулась.

— До очередного маятника? — спросила она едко. — Но, смотри, Паша, маятник может и сломаться.

— Я смотрю в будущее с оптимизмом, — сказал я с пафосом.

Я поднялся, проводил ее до дверей и поцеловал руку. Она, охладев ко мне почти мгновенно, только фыркнула и дернула плечом.

— Желаю творческих успехов, — сказала она и ушла.

Я посмотрел на телефон и подумал, что этот звонок оказался очень кстати. Мой ангел-хранитель хотя бы в этом вопросе работал безотказно.

Я отправился к Марине, которая осталась в огромной квартире лишь вдвоем с матерью, потому что немцы улетели в Москву, чтобы раздобыть денег, причем отъезд Герты был мало оправдан, потому что ее участие в процессе добывания денег было минимальным, а Света с Вадимом пошли собирать деньги по знакомым, что было жестом отчаяния.

— Сколько же тебе понадобится знакомых, чтобы собрать полмиллиона долларов? — спросил я.

— Я должна знать, чего они стоят, все эти друзья и приятельницы, — сказала сурово Марина, которая помимо всего прочего уже выпила полбутылки водки.

Когда я вышел на кухню, чтобы взять из холодильника бутылочку минералки, ее мать пошла следом за мной и с плачем сказала мне:

— Павел Николаевич, с ней что-то происходит… Помогите ей!..

— Я это и собираюсь сделать, — сказал я.

Мать осталась на кухне готовить ужин, а я вернулся в гостиную.

— Надо еще позвонить губернатору, — напомнил я. — А также городской администрации… Надо выяснить, чего стоят и они.

Марина посмотрела на меня удивленно.

— Ты издеваешься, что ли? — спросила она.

Я принялся за минералку и потому ответил не сразу.

— Мне не нравится твое состояние, — сказал я.

— Мне тоже, — буркнула она.

— Думаю, хватит с тобой церемониться, — заявил я. — Пора задать тебе главный вопрос.

Она озадаченно подняла голову.

— Главный вопрос?

— Тебе известно, кто это все провернул?

Глаза ее даже расширились.

— Ты что, Паша? Ты мне не веришь?..

— Это Алекс, — сказал я.

Сначала она застыла, а потом лицо ее резко ожесточилось.

— Скотина, — проговорила она.

— Ты его знаешь лучше меня, — сказал я. — Он способен на убийство?

Она не сразу ответила. Склонила голову, потом подняла и посмотрела на меня.

— Это зверь, Паша. Озлобленный зверь. Конечно, он не супермен, он спившийся и опустившийся человек, но если бы ты знал, как он меня ненавидит!.. Я ведь ничего ему не сделала, Паша!..

Она стала дрожащей рукой наливать себе водки и пролила половину на стол. Потом поспешно опрокинула стопку и закашлялась. Мне пришлось подойти и постучать ее по спине. Она ухватила меня за руку.

— Паша, его надо остановить!.. Он не оставит его в живых, понимаешь? Он не верит в то, что он отец ребенка, считает, что я гуляла… Он всегда думал, что я тогда пыталась его просто зацепить…

— Где он может прятаться? — спросил я.

Она уныло пожала плечами.

— Я даже не знаю, где он теперь живет…

— Может, ты знаешь его женщину?

Она покачала головой.

— Это бесполезно, Паша… К тому же, женщины его уже давно не интересуют.

— Гомик, что ли? — удивился я.

— Импотент, — хмыкнула Марина. — Плата за бурную молодость.

Я перевел дыхание.

— Ладно, — сказал я. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Она усмехнулась.

— Вот, допью бутылку, и станет легче.

— Я у себя, — предупредил я. — В случае новостей, звони сразу.

— Спасибо, Паша, — сказала она и стала наливать.

Когда я вернулся домой и первым делом включил автоответчик на воспроизведение, то услышал следующее сообщение:

— Павел Николаевич! Я извиняюсь, это лейтенант Хромченко говорит из медвытрезвителя Старосельского района. Тут к нам попал гражданин Хабаров Валерий Федорович… Он утверждает, что он ваш сотрудник… Так что, если желаете, то можете забрать его, потому что в таком виде его отпускать никак нельзя…

Я немедленно снова оделся, потом позвонил дежурному, узнал, где находится медвытрезвитель Старосельского района, и отправился туда на подвернувшемся такси. Таксист узнал меня, уже когда мы подъезжали к медвытрезвителю, и охотно согласился подождать моего возвращения.

К моему появлению Валера Хабаров уже заснул на клеенчатой койке, но я попросил его разбудить, и моя просьба была почтительно уважена. Помятого, наскоро одетого Валеру вывели ко мне в полудремотном состоянии, и выглядел он в этот момент далеко не благочестиво. Все решила моя популярность. Я выразил глубокую благодарность работникам медвытрезвителя и постарался поскорее увести спотыкающегося Валеру.

В таком состоянии он никакой полезной информации дать не мог, и потому я просто уложил его спать на своем диване. Я посылал его в распивочную для проведения следственной работы и потому мог представить, на чем он сломался. Парень просто не рассчитал свои силы. Единственное, что меня смущало, так это то, что забегаловка «Пингвин» располагалась вовсе не в Старосельском окраинном районе, а была гораздо ближе к центру. Как пьяный Валера попал на окраину города, мне еще предстояло выяснить.

Следующий день был воскресенье, а Настя Романишина воспитала меня в строгом духе соблюдения заповедей. В любую погоду и в любом нравственно-психологическом состоянии по воскресеньям я шел в церковь. Валера, которого я принялся будить к поздней литургии, теоретически был со мной совершенно согласен, но находился в таком нравственно-психологическом состоянии, что я не решился тащить его в храм насильственно. Он остался досыпать на моем диване, а я отправился на богослужение.