— Нет. Ни копейки. Можете вообще выкинуть бомбу и забыть мой приход. Но те из вас, кто провернут диверсию, станут членами моей разведки, я обучу их на диверсантов.

— Нам это всё зачем?

— Вам это даёт осязаемое будущее, где вы станете заниматься тем, чем уже занимаетесь, лихими делами, но считаясь при этом почтенными героическими гражданами под моим началом.

— Вьюрковский нам что-то похожее уже обещал.

— У Вьюрковского не было своего города, а у меня есть. К тому же я молод и, в отличие от Амвросия Дмитриевича, дружу с имперским правительством. Выбор в любом случае за вами. Вы плохие люди. Попробуйте использовать сей факт. И вы станете актом войны.

Я занял самый верхний кабинет в своём странном здании, построенном элементалем, в моём городе в каганате.

С той стороны, что была повернута к реке, самый верхний и самый при этом правый, максимально далекий от лестницы. По правде, я дошёл туда один раз, всё же на седьмой этаж топать лень.

Площадь кабинета была громадной, метров пятьсот, мне хватало пятнадцати, где я поставил купленные на Чёрном рынке не новые дубовый стол и кресло, которые были сориентированы к оконному проёму.

Место неуютное, необжитое, единственный плюс — хрен кто побеспокоит и хороший вид на долину, на мои земли и реку.

Река, как мне кажется, стала шире. Или это просто такой ракурс? Надо Олега спросить, он у меня временно специализируется на созерцании за природой.

Утро. Птицы поют, ветра почти нет, спасибо воздушному элементалю.

Сидя за столом, я ещё раз неспешно прочёл доклад по вольфраму.

Выписал себе номера телефонов, но набрал не их, а, словно оттягивая неизбежное, командира отряда единорогов.

— Доброе утро!

— Доброе утро, господин министр. Состояние дел штатное, личный состав на тренировках, боец Фальцет потянул связки, доставлен в гражданский госпиталь.

— Ну, это… Пусть выздоравливает. Слушай, по информатору тому…

— Ещё вопрос ему поставить?

— Спроси его, он умеет информацию только кусками доставать или ещё и анализировать способен?

— Я запишу, чтобы точно воспроизвести вопрос.

— Ну, давай. Скажи ему, что мне в посольство нужен аналитик по Степи, этакий скрупулёзный и вдумчивый человек, способный собирать и раскладывать по полочкам кучу информации. Потянет он такое или он больше по схеме — отдельный факт узнал, денюжку за него получил и в норку?

— Я понял, давить не буду, поговорю лично, дам возможность выбора. В любом случае понятно, что он сейчас сидит без работы и без денег, отсюда такой интерес.

— А он в розыске в империи? Чего эта светлая голова в Кустовом делает?

— Эта светлая голова работала на какой-то мелкой, но ответственной должности у Орлова, того самого, который министр и что-то там здорово напутала, до такой степени, что по нему возбуждено уголовное дело по статье халатность, а министр обещал ему перед каторгой лично морду начистить.

— Это он сам рассказал?

Майор усмехнулся, но отвечать не стал. Понятно, это уже результат работы единорогов как правоохранительного органа, проверки криминального прошлого и настоящего людей.

— А может, тебе самому нравится идея, чтобы он в расположении отряда не ошивался, вот ты под него и копнул? — предположил я.

— Да, врать не стану, мне больше понравится, если он станет работать в посольстве, а нам помогать по совместительству, а ещё лучше, на добровольных началах. Я всё ещё придерживаюсь точки зрения, что внутри расположения будут одни единороги. Исключение — тот мелкий шустрый стрелок, как его, Кабыр. Его бы я принял в отряд без разговоров.

— Я бы тоже. Ладно, ты поговори, пусть он сам созреет, может мы тут планы городим, а ему это всё на хер не надо.

— Принял.

— Конец связи.

…

Я в раздумьях побарабанил пальцами по гулко звучащей столешнице, потом решительно набрал длинный номер.

Это был директор Тырныаузского опытного разреза, акционированного и самого молодого предприятия из списка.

— Андрей Васильевич? — спросил я собеседника.

Это должен был быть исполняющий обязанности директора, то есть пока что главное лицо на предприятии. Отчего-то его держали в статусе и.о. уже полтора года, но это была не моя проблема, общаюсь с кем есть.

— Да? — ответил голос с хрипотцой. — С кем имею честь?

— Меня зовут Аркадий Ефимович, я руководитель региона.

— Какого региона? Вы губернатор?

— Уездный глава. В Сибири. Но звоню не по этому поводу.

— Да-да.

— Мы тут по случаю отобрали у британцев запас незаконно добытого вольфрама.

— А где это они его добыли?

— В Степи, в окрестностях Южного Алы Тау. Это за пределами империи.

— Ааааа, — разочарованно протянул он.

— Так вот. Есть у меня вольфрам.

— Сколько?

— Тонн пятьдесят, может быть — сто. А что?

— Ну, Вы молодец, — многозначительно протянул собеседник. — И что Вы хотите от меня?

— Насколько я выяснил, в стране существует монополия на добычу и продажу. Хотя официальных законов или указов нет.

— Ничего не могу пояснить. Наверняка Вы просто многого в этой жизни не знаете.

Я тактично пропустил это самоуверенное утверждение мимо ушей.

— Обращался к предприятиям-покупателям, — соврал я. — Они вольфрам от меня не берут.

— А Вы спросите лампочковые заводы.

— У них потребность от силы тонна, две тонны в год. Мне нужны большие потребители.

— Мало ли, что Вам надо, — пренебрежительно выдохнул он. — Ещё раз, как Вас зовут?

— Аркадий Ефимович.

— А фамилия?

— Бугуйханов. Так вот, я хочу продать вольфрам…

— Ну, а я при чём? Поставки идут под контролем Министерства обороны и Министерства тяжелой промышленности, они просто не могут купить его со стороны. Есть закрытые циркуляры… Короче, это слишком сложно для среднего ума.

— Андрей Васильевич, я понимаю, что не могу лезть в монополию, принимаю сей факт и не пытаюсь её нарушить.

— Похвально.

— Я бы хотел продать вольфрам Вам. Вы же на добыче, Вы его у себя проверите и отгрузите дальше, всё официально, сохраняя монополию и контролируя рынок в своей части.

— Такое есть, такое допустимо. Ну смотрите, Аркадий, как там Вас по батюшке…

— Ефимович.

— Да-да, как скажете. Так вот. Я могу принять Ваш вольфрам по цене сорок четыре тысячи за тонну. Это цена при доставке до склада моего предприятия, расходы по доставке на Вас. Документов никаких не оформляем, оплата в течение месяца после поставки.

— Андрей Васильевич, Вы меня простите, но это… Вы отгружаете вольфрам по сто девяносто тысяч за тонну. А у меня хотите купить по сорок четыре? Вы уронили цены в четыре раза и хотите заработать, вообще не ударяя пальцем о палец?

— А откуда Вы знаете, по какой там я цене отгружаю? Это по меньшей мере государственная тайна. Как Вы сказали, Ваша фамилия?

— Запоминать надо, — нахмурился я. — Что это за схема такая, четверть цены? А если я пожалуюсь Вашему главному акционеру?

— Ах, Вы и это знаете? — мой собеседник не казался испуганным. — Ну тогда Вы представляете, с какой силой соприкоснулись. Я могу сообщить, кому следует и Ваш вольфрам вообще изымут, без разговоров, будете рады, что не на каторге оказались. Какой у Вас там уезд, Вы сказали? И ещё раз чётко фамилию, имя, отчество.

Я повесил трубку. Вот ведь жмот. Ещё и угрожал.

Угроз я не особо боялся, всё же я за пределами юрисдикции империи, к тому же такой типчик так и не понял, кто я и лишь только имя смог запомнить.

Помолчав полминуты, я посчитал в столбик на полях блокнота. Если расчёты дяди Вани верны, то я могу выручить, грязными, то есть после мероприятий по легализации своего вольфрама, после транспортных расходов и так далее, в глубокой теории — шестьдесят один миллион шестьсот тысяч рублей. Круто, да?

Но, во-первых, мысль о том, что какие-то канцелярские крысы поднимут втрое больше просто потому, что оказались в нужном месте, меня никогда не оставит в покое. А во-вторых, вовсе не факт, что по такой схеме можно прогнать такие объёмы.