— Кустовой — богатый город, — загадочно улыбнулся Танлу-Же. — Но Вам придётся заказать ещё еды.

— Зачем это?

— Подождать час. И вам привезут подходящего человека. Фамилия его Радов, он тут ошивается и пытается устроится на работу. Его уволили управленцы Кротовского, за то, что он в чёрных списках в империи.

— А за что он в чёрных списках?

— Работал инженером на Тульском императорском заводе, вступил в конфликт с руководством, был уволен с волчьим билетом, здесь перешёл на работу к англичанам, на прокат стали. А теперь, когда англичан Кротовский вытеснил из бизнеса, новые управленцы его того, попёрли. Ирония ещё и в том, что он пытался на Филиновский прииск устроится. Для него не было очевидно, что там, кроме Аркад Ия, весьма специфический национальный состав. Прииск-то русского владельца.

— Ну да, ирония. А за что волчий билет?

— Не знаю, такой информации нет. Официально — воровал порох и продавал его немецким купцам.

— Брехня, — сразу же оценил эту историю я. — За такое его в лучшем случае посадили бы лет на двенадцать на цепь, на каторгу. А то и расстреляли бы, на серьёзных щах.

Танлу-Же внезапно стрельнул глазками куда-то в сторону и сделал серьёзное выражение лица.

— Кажется, я оставлю Вас ждать инженера без своего общества. У меня возникли срочные дела.

Раньше, чем я оценил, насколько бежать посреди разговора не типично для старого китайского мафиози, он с ловкостью шаолиньского монаха упорхнул.

А на его место, шурша подолом платья, элегантно уселась несколько раздражённая Гадюкина.

Вот ведь блин, место-то людное, ещё и напротив её работы!

— Дорогой мой жених, — она отчётливо сделала упор на последнем слове.

— Эээээ. Ядвига, Ядвигочка, ягодка моя, я безумно рад тебя видеть.

— Это хорошо, что рад. А то мне, — она понизила голос, — приходится в одно лицо тащить нашу легенду, цветы себе посылать, подарки. Ты хоть представляешь, насколько это оскорбительно для девушки?

Я понял, что попал, как муха в горячую смолу и терпеливо ждал приговора.

— Сегодня вечером мы идём в театр.

— Но у меня же война.

— Сейчас позвоню, забронирую места в лучшей ложе. Подождёт твоя война, — отрезала она. По тону стало понятно, что она взяла меня в захват и до конца театральной постановки не отпустит.

Театр — это само по себе не так уж весело, особенно когда дают драму.

Не знаю, как в такой обстановке другие юристы, но мне в театре трудно. Меня совершенно не впечатляют медленная ламповая атмосфера, полумрак и океан потраченного почти впустую времени. Я уже давно привык к долгим бессмысленным паузам, когда просидел миллионы минут в бесконечных коридорах судов всех мастей.

Но игра, актёрская игра?

Мне не довелось видеть таких зубров актёрской игры, как Высоцкий (вообще-то он театральный актёр, а уж потом киноактёр, поэт и музыкант), Миронов, Юрский или Безруков.

Может, с ними было бы другое ощущение? Даже наверняка было бы.

Тут материя тонкая. Юрист, работающий непосредственно с людьми, видит игру, искреннюю и мощную довольно часто.

Сидела передо мной как-то тётка, значительно старше, с руками труженицы, с честными усталыми глазами, мудростью прожитых лет.

И говорит: «Снимите, пожалуйста, арест дня на три. Я весь долг выплачу за это время. Я Вас очень прошу. Прошу!».

Речь идёт об аресте на сеть её магазинов и автопарк.

Вместе с этим, вся суть в том, что она прожжённая мошенница и плутовка, на которой клейма ставить негде, которая в лёгкую обманывает не только граждан, бизнесменов, но даже свою администрацию, банкиров и совершенно мастерски вешает лапшу на уши в налоговой.

И внутренний мой Станиславский ликует: «Верю!». Говорит: «Ты посмотри на это честное лицо, на крупицы слёз в уголках мудрых глаз!». Сердце моё твердит: «Верю!». Душа верит.

А разум, упрямая машинка для вычислений, говорит: «Вера Николаевна обманула примерно всех, кто ей поверил. И ты! Ты можешь верить, во что хочешь, но арест ты не снимешь!».

Вот такая бывает актёрская игра. Мошенники и плуты — актёры не по диплому, а по призванию. И честный интеллигентный дядечка с лицом пожилого профессора может быть четырежды судимым за мошенничество в особо крупных размерах.

Может.

Поэтому что? С годами фальшь видишь без всякой магии, а людям согласно киваешь, но при этом сопоставляешь факты, документы, другую информацию.

Пропадает само понятие «верить», обрастаешь толстой непробиваемой шкурой. Многие юристы, особенно кто крутится в уголовке, становятся чёрствыми.

Ну и попав в театр, как тут верить актёрам, тем более, если они играют «на отшибись»?

Короче, в постановке, которую я сейчас смотрел, изображая трагический интерес с налётом печали, рядом с блистательной Гадюкиной, которая изящно обмахивалась веером, я с некоторым трудом угадывал сюжет.

Две малолетние (по сюжету) сестры, которых играли прокуренные матёрые тётки, при этом были похожи друг на друга примерно, как овчарка и пекинес, что лишний раз мешало верить в их родство.

Их сценическая мать, такая же матёрая, неопределённого возраста, разрывалась между необходимостью играть мать двух юных дочерей (которым по повествованию было лет по семнадцать, а по лицу ближе к сороковнику), то есть почтенную даму и желанием молодиться.

Зато мать на сцене легко узнавалась по наличию прыща на носу.

Их отец, который играл безвольного пьяницу и для достоверности был под мухой (его сценическая жена рычала на него довольно натурально), почти не имел реплик.

И эта вся компания окучивала какого-то страдающего лишним весом кудрявого парня, вероятно — завидного жениха с целью пристроить одну из дочерей.

Чтобы было веселее, дочери соревновались между собой, а кудрявый вёл себя пространно.

В какой-то момент даже примерное представление о сюжете, о нити повествования, я безвозвратно утерял и дальше сидел всё больше, как манекен, стараясь поменьше шевелиться.

Что такое опера? Опера — это когда приходишь, слушаешь три часа, смотришь на часы, а прошло только пятнадцать минут.

Вот она — теория относительности в действии.

В общем, мне это искусство показалось вечным. Не в смысле вклада в развитие человечества, а по затраченному времени.

После пьесы Гадюкина шепнула, что я провожаю её пешком по маршруту мимо магазина цветов.

По закону подлости это оказался ещё и ровно тот цветочный с кавказцем-владельцем, в котором я уже не раз закупал букеты.

Владелец смотрел на меня хитро и даже подмигнул, но, хвала Предку, промолчал. Я купил большой букет, торжественно вручил и проводил Ядвигу до её уютного и не факт, что собственного, особнячка.

Выполнив свой долг (который не занимал), я поцеловал её в щеку и получил полный загадочного молчания взгляд, перед тем, как она закрыла передо мной дверь.

Расслабив бабочку на шее, я хотел совершить активацию Шила, чтобы с наслаждением плюхнуться в кресло в своей холостяцкой пещере, однако прежде проверил мобилет и обнаружил четыре пропущенных вызова от Олега.

…

— Олег, что-то срочное? Я уже просто умотался, столько дел…

— Ну, босс, Вы просили сообщить, когда баржа торговцев прибудет. Вот, выполняю долг. А ещё я тут вспомнил, что как работник юрты министерства иностранных дел, до сих пор не получал зарплату и прошу сейчас мне её выплатить.

— Значит, с товаром прибыли?

— Ну да.

— Ждут до завтра? Ты им дал где-то разместиться, все дела?

— Да, на правах хозяина пустил в одну из каменных коробок.

— А они?

— Ну, удивляются.

— Скажи, что завтра буду первым делом у них.

— Да куда они денутся, босс? Уже же приплыли. Теперь-то на торговлю встанут, если Вы пустите.

— Пущу и даже простимулирую покупательскую способность.

— Ась?

— Говорю, товар у них какой?

— Зерно, соль, гвозди, табак, сахар, охотничьи ружья, пилы, топоры, прочий инструмент… Они не знали, чего мы у них покупать будем, брали всякого понемногу. Говорят, что водка была, но они её уже выгодно продали чалдонам по дороге, так что спиртного нет. Тайлер елико расстроился.