Ничего не изменилось с тех пор, как я рассказала ему правду. Вообще ничего. Джеремайя был моим братом до того, как я произнесла эти слова. Он мой брат и сейчас, после того, как я их произнесла. Но быстрый взгляд на Атласа, который на мгновение закрывает глаза, прежде чем взглянуть на меня, а затем снова на Эзру, стоящего рядом, говорит мне, что все изменилось.

Я помню, что отец Мейхема выгнал его сестру за то, что она трахалась с Атласом. Я помню, что это запутанная паутина. Есть вещи, которых я не знаю. Есть вещи, которые я не понимаю.

— Он издевается над тобой, Сид.

Но беспорядочные слова Джеремайи не звучат правдиво. Он лжет. Но о чём? Люцифер сглатывает. Я помню, в каком скелетном наряде я впервые увидела его. Я помню капюшон на его кудрях. Я помню его руки вокруг меня. Нож. Его зубы. Его рот. Наша кровь на губах, когда мы целовались.

Как он спас меня, возможно, даже не подозревая об этом.

Но я помню и другие вещи. Как он передавал мне напиток за напитком. Как он вливал её нам обоим в глотки, когда лежал на мне в подземном убежище. Я помню его последние слова, сказанные мне. Последние, которые я запомнила. Если ты будешь рядом со мной, мы разберемся в этом, Лилит.

Я также помню некоторые из своих последних слов, сказанных ему. С тобой я готова на все.

— Что случилось, Люцифер?

Люцифер сердитый. Он зол.

Но я не отворачиваюсь от него.

Кто-нибудь, блядь, скажет мне, из-за чего все девять этих мужчин затаили дыхание. Кто-то скажет мне то, что я должна знать.

Лицо Люцифера действительно сморщивается. Он хмурится, зажмуривает глаза и проводит свободной рукой по челюсти, затем прижимает ладонь к глазам.

— Я искал тебя, — шепчет он, опуская руку, но не встречаясь с моим взглядом. — Я искал тебя весь прошлый год. Я искал тебя везде, Сид.

Я наблюдаю за движением жилки на его шее, когда он сглатывает.

— Но я так и не узнал твоего имени. Я, блядь, так и не узнал его.

— Потому что ты меня бросил.

Атлас насмехается, а Мейхем рычит позади меня, но они ничего не говорят.

— Верно, — говорит мой брат с пола позади Люцифера. Он прислонился к двери, Николас и Трей все еще сгрудились вокруг него. Но его голос набирает силу. Раньше он казался нерешительным. Но теперь он снова командует.

— Он бросил тебя. Он поимел тебя. Я взял тебя к себе. Отойди, Сид. Иди к своему брату, чтобы я мог всадить пулю в мозг этому ублюдку.

Глаза Люцифера поднимаются к моим. Даже в темноте я замечаю, что вижу, как они блестят.

— Он лжёт, — выдохнул он.

Он качает головой, прикусывает губу. Я понимаю, что пистолет Кейна больше не прижимается к моей голове. Что бы Люцифер ни собирался сказать, он не хочет этого. Я чувствую, что могу потерять сознание.

— Он лжет. Я никогда не оставлял тебя, Сид. Я бы никогда, блядь, не бросил тебя. Той ночью, когда я увидел тебя на переходе, блядь. Я увидел пистолет на твоем бедре. Я знал, что он настоящий. Когда я говорил с тобой, я догадывался, что ты хотела сделать. И я не мог. Я не знал тебя. Ты не знала меня. Но я не мог позволить тебе сделать это. И я бы никогда не оставил тебя.

— Хватит нести чушь, — раздается голос Джеремайи в тихом доме. Он взбешен.

Он пытается встать, но Николас и Трей удерживают его. Атлас наставляет пистолет на моего брата, одна рука которого по-прежнему обхватывает Эзру.

— Если ты выстрелишь в меня, — спокойно говорит Джеремайя Атласу, — ты умрешь. Ты ведь понимаешь это, не так ли? Ты на самом деле не такой тупой, каким кажешься?

Атлас улыбается. Впервые я вижу в нем хладнокровного монстра. Того же, что и в Люцифере. В моем брате. Кристофе. Эзре. Мейхеме. Кейне. И мне.

— Понимаю, — соглашается Атлас. — Но ты тоже будешь мертв, придурок. Мне этого будет достаточно.

Мой взгляд устремлен на Люцифера. Мне плевать на перепалку между Джеремаей и Атласом. Меня не волнуют руки Мейхема вокруг меня. Мне действительно нужно, чтобы он был рядом, потому что я внезапно почувствовала себя слишком слабой.

— Я проснулась, — говорю я, мои губы дрожат. — Я проснулась, а тебя… тебя не было. Я была… — я подавила всхлип. Я делаю вдох через нос. Выдыхаю через рот. Я чувствую, что падаю. Я чувствую, что падаю, и никто меня не поймает. Не в этот раз. — Моя одежда…

Челюсть Люцифера снова сжимается. Как и хватка Мейхема, хотя в ней нет угрозы.

— Мне так жаль, Сид. Мне жаль, что я не смог спасти тебя. Мне чертовски жаль.

Люцифер почти выплакал слова.

— Что. Случилось?! — выкрикиваю я. Люцифер действительно вздрагивает. Никто не двигается. Кажется, что никто не дышит.

— Это ничего не изменит, — холодно говорит Джеремайя. — Это не улучшит ситуацию. Ты ведь понимаешь это, не так ли? Мы можем уладить это между нами. Но ты не заставишь ее полюбить тебя.

— Это был не я, Лилит.

Люцифер выглядит в равной степени страдающим и разгневанным. Мне нужно знать, что, черт возьми, произошло той ночью, прежде чем я решу, как я собираюсь это изменить.

— Это был не я. Это был он, — его глаза перебегают на Джеремайю, стоящего у него за спиной, сужаются в щели, когда он поворачивает голову. С усилием он отводит взгляд от него и снова фокусируется на мне.

— Он нашел тебя. На карусели.

Я помню.

— Но тогда он не знал, я думаю, кто ты. Он просто хотел тебя. Мы никогда не доверяли ему, но мы пытались. Боже, как мы старались. Он был единственным, кто мог бы трахнуть нас в Ночь Несвятых. Единственный, блядь, единственный.

На секунду он обхватывает голову руками. Потом поднимает глаза. Он прикусывает губу. Я вижу, как на ней блестит кровь, когда он снова начинает говорить.

— Он должен был убить меня. Боже мой, — он закрывает рот рукой, размазывая кровь. Затем он опускает ее.

— Он… он пытался причинить тебе боль, Сид, — он качает головой, и его голос дрожит. — Он вернулся. Он пытался причинить тебе боль, — последние слова прозвучали как рык. — Он заставил меня смотреть, как это происходит. Ты… ты была едва в сознании. Едва проснулась. Но ты думала, что он — это я. Ты позволила ему, потому что не знала. О Боже, ты не знала. Он заставил меня смотреть. Я не мог двигаться. Он накачал всех нас наркотиками.

Я вспоминаю стол с напитками в фойе обветшалой психушки.

— Потом он разбил бутылку о мою голову и привязал меня к чёртову бетонному столбу. Он ждал, пока я очнусь, — его грудь поднимается и опускается, все быстрее и быстрее. Он снова проводит по лицу, как будто может выкинуть воспоминания из головы.

— Он ждал. Я пытался добраться до тебя, — он поднимает рубашку, и я вижу шрамы вдоль его идеального пресса, толстые и серебристые. Форма чего-то, похожего на веревку. Он отпускает рубашку, и мои глаза возвращаются к его глазам.

— Я пытался добраться до тебя. Но он не… в какой-то момент он понял, кто ты. Он не дошел до конца, Сид. Хрен с ним, если это тебя утешит, но он не дошел. Должно быть, он узнал тебя, потому что остановился. Он остановился, снова ударил меня и утащил тебя. Но я думал, что смогу найти тебя. Я не знал, что он… Я не знал, что он твой брат. Мне так чертовски жаль, Сид. Мне так чертовски жаль.

Я не двигаюсь. Я едва держусь. Еле держусь. Моя голова кружится. Мой разум пытается спасти меня, пытается не думать о той ночи. И я не вспоминаю. Я не хочу вспоминать. Я не хочу думать об этом. Думать о Джеремайе. О его толстовке.

О нем, возвышающемся надо мной. Ждет, когда я приду в себя. О том, как он отвез меня в отель. Вымыл меня. Скрабировал мою кожу.

Я не хочу думать.

Я не смею смотреть на него. Никто не говорит. Мой брат ничего не говорит.

Я откидываю голову назад, к груди Мейхема. Он — каменная стена позади меня

— Убей меня на хрен, — приказываю я Люциферу. Я снова ударяюсь головой о Мейхема. Люцифер качает головой.

— Нет, Сид, — я смотрю, как он снова сглатывает, как он пытается взять себя в руки. — Нет, Сид. Нет. Не дай ему выиграть.