Нательный рисунок, карабкающийся со спины советника до основания головы, будто бы поблескивал без видимых на то причин; тщательно протерев глаза, я взглянул на него вновь — и не увидел ничего подозрительного. Сам Лэндон однажды сказал мне, что руны на его теле сделаны искусно, но использовать их как оружие он не мог в силу отсутствия подобающих способностей. Что ж, возможно, он нашёл способ ими овладеть.

— Недалеко от наших земель есть тайный проход, — отчеканила принцесса. — Нужно лишь немного подняться, и мы пройдем через гору насквозь.

— Рингелан скорее умрет, чем пропустит вас, — низко пропела верховная жрица.

— Оставим этот выбор ему, — вмешался Рагна.

Минерва безразлично промолчала. Судьба эльфийской короны едва ли её волновала; только если это не была судьба nuru elda. Она всегда была самонадеянна, но, решив напасть на высшую расу, ненавидящую её род с самого его основания, показала ещё и свою глупость. В подобном обществе эта ошибка могла дорого ей обойтись.

— Мы предложим им часть добычи, — отрезала девушка, пресекая обсуждения этого вопроса. — И у них не будет причин противиться.

Как же мало ты знаешь об аирати, подумал я. Как наивно полагаешь, что сможешь его обмануть.

Капитан похлопал меня по плечу и, заставив обернуться, стал усердно объяснять что-то жестами, постепенно исчезая в толпе. Насколько я понял, он попросил быть в его покоях после окончания собрания; в месте, далеком от тронных залов и лишних ушей, где мы часто осуждали решения короны. То, что мы трое ещё не сидели в подвальных камерах, по моему мнению, было чистой удачей.

— Все, кто не готов поддерживать намерения короны, должны покинуть город сегодня же, но знайте — однажды корона ответит вам тем же.

Голос принцессы был ледяным, словно зимний ветер; казалось, на мгновение даже дыхание в моей груди застыло. Поднявшись с трона, она подала руку магистру, и тот поддерживал её, пока они не скрылись за дверьми переговорной. Все прочие приближенные и родственники двинулись следом; Ариадна нехотя плелась вслед за мужем, крепко держащим её за руку. Я не выдержал и десяти минут в гудящей от голосов комнате; голова закружилась, умоляя сбежать как можно дальше. Я спрятался там, где знал, что буду в тишине и безопасности; по крайней мере, до тех пор, пока мои собеседники ко мне не присоединятся.

Лисица появилась первой; дверь за ней захлопнулась с такой силой, что чуть не разлетелась в щепки. Не дожидаясь слов приветствия, она прошла мимо меня и уселась за скромный стол капитана. Я промолчал, дожидаясь, когда она сама решит заговорить.

— Когда это закончится, Эзара? — наконец взвыла она, поняв, что перебирание неинтересных ей бумажек не заглушит её чувств.

— Мы обязательно со всем разберемся, — едва ли веря своим словам, прошептал я. — Но действовать нужно вдумчиво.

— Когда? — повторила она. — Когда Хант станет бить меня, лишь бы я не пискнула в её присутствии?

— Если он посмеет тебя ударить…

— Когда головы правителей Эдронема окажутся на пиках? — продолжала она. — Когда проклятые мозги этих идиотов расплавятся настолько, что начнут течь из ушей?

— Ариадна, послушай…

— Надоело слушать!

Мне почудилось, будто от принцессы в стороны разлетелась ударная волна. Дыхание сперло, а сердце гулко ударилось об пол. Я смотрел на неё в изумлении: лисица всегда была эмоциональной, но голос разума звучал громче.

— Меня достало, что я гожусь лишь принимать чью-то помощь.

Я терпеливо молчал, не намереваясь ее перебивать.

— Достало, что могу лишь смотреть, как Минерва держит всех за никчемных псов, смотреть, как она заставляет тебя её целовать, — лисица едва слышно всхлипнула, пряча лицо за копной волос. — Заставляет?

— Я бы никогда.

— Да, конечно, — утерла одинокую слезу она. — Надеюсь, ты и сам в это веришь.

Кидо неожиданно быстро ворвался в комнату, повторяя трюк сестры с закрытием двери. Темные волосы были взъерошены, лоб блестел от испарины, а дыхание обдавало комнату потоком горячего воздуха.

— Я почти узнал кое-что, — раздосадовано махнул он рукой, не заметив витающего в комнате настроения. — Скоро мы доберемся до их планов, а пока…

— Что нам делать сейчас?

— Ждать.

Ариадна возмущенно хмыкнула.

— Совсем немного, — взмолился капитан. — Прошу, мне нужно немного времени.

— Моя мать на пороге смерти, — объяснила свою вспыльчивость Ариадна. — Её разум медленно погибает, но я не знаю, от ядов ли, от горя ли… Если начнется война, я хочу успеть отослать ее.

Между братом и сестрой повисла одним им понятная тишина. Я замер, ожидая дальнейших действий; они долго смотрели друг на друга, а затем приблизились к рабочему столу капитана. Ариадна кивнула, и Кидо открыл верхний ящик. В его руках блеснуло кольцо — не слишком дорогое, но с чистым, качественным камнем, — и он несколько мгновений с грустью его рассматривал. Ариадна обняла брата, обхватив его талию со спины.

— Скучаешь по ней?

— Порой кажется, что все оставшиеся о ней воспоминания я выдумал уже после того, как увидел обломки на берегу, — тихо ответил капитан. — Не хочу, чтобы твой разум терзали те же сомнения. Ровену нужно увезти как можно скорее.

— Хорошо, — прошептала принцесса.

Кидо положил кольцо на место и, закрывая ящик, прищемил себе палец. Под писк ругательств мы с Ариадной с улыбкой переглянулись; я все еще поражался, по какой причине его неловкость не распространялась на владение оружием, но благодарил Богиню, что он в детстве не проткнул себя, взявшись за неверный конец меча.

Ещё около часа мы выпытывали у капитана, в шаге от каких сведений он потерпел неудачу, но тот упорно отмалчивался; мол, в них будет смысл, лишь когда он овладеет ими в полной мере. Ариадна высказала намерение проводить ночи в покоях очарованного принца в тех же целях, но мы с Кидо ответили однозначным отказом.

— И с каких это пор вы решаете, что мне делать? — вскинула брови лисица. — Для этого у меня уже есть муж.

— Этот риск не оправдан, — протестовал я. — Он ни за что не выдаст тебе тайн Минервы.

— Откуда тебе знать, как я умею их выведывать?

Язвительной улыбке на губах Ариадны аккомпанировал одобрительный свист Кидо; он любил юмор младшей сестры, хоть и слегка морщился, стараясь ненароком не представить непристойностей с её участием. Оценив шутку, капитан все же вновь сделался серьезным.

— Тер прав, — поддержал он меня. — Не будь близка с ним без крайней необходимости. Его фанатизм мог сделать его жестоким.

— Он был жесток всегда, и причина совсем не в этом.

Перед глазами мелькнуло испещренное синяками лицо южного короля.

— А куда запропастился король Дамиан? — выпалил я.

— Какое тебе до него дело? — недоумевал Кидо.

— Разве он не поддержит родственную династию в войне?

— Поддержит, но оружием и деньгами, — объяснила лисица. — Не своим присутствием.

Кровь на мгновение застыла в жилах. Как же я упустил его? Отпустил ублюдка гулять по вечно цветущим садам, греться на солнце, бороздить моря? От одного его имени меня бросало в дрожь, а разряды молний грозились выпрыгнуть из тела, чтобы найти мерзавца в любой точке мира, и я изо всех сил прикусывал губу, чтобы вернуться к реальности. Так ничего и не рассказав Ариадне, я не знал, когда завести разговор — для подобного не существовало подходящего момента. Что ж, я все равно заставлю его заплатить за содеянное; на войне или в мирное время, руки Отца Духов дотянутся до его души, а я стану их телесным воплощением.

— Завтрашний день пройдет спокойно. Праздник нужен им, чтобы задобрить народ, — заверил нас капитан. — Отдохните, как следует.

Утро ознаменовалось заливистой песней труб — день осеннего равноденствия подкрался неожиданно, но подтолкнул ко вполне ожидаемым мыслям. Ровно год назад я приехал на этот праздник обычным эльфом, случайно познакомившимся с принцессой, сегодня — строил заговоры против короны, находясь у неё под боком. Я изменился: шрам на щеке сделал меня не таким юным, бесконечно расползающиеся по коже синяки — не таким проворным, однако людские книги заметно подковали мой разум и открыли мир искусства, прежде мне незнакомого. Я не мог признаться себе, как относился к лицу, что по утрам встречал в зеркале; этот человек был мне чужим, но все же хранил часть моей души. Любил Ариадну, боялся за судьбу Аррума, пытался разгадать тайны витающей в замке магии, но в то же время вожделел Минерву, завидовал магистру, не принимал Лианну. Женщину, что дала жизнь близкому мне человеку, я видел лишь разменной фигурой в этой игре, хоть и сожалел о её судьбе. Мне был ненавистен слой бесчестной лжи, коим покрыто мое существо, но и без него существовать я уже не мог — ни в замке, ни вне его.