– Это еще что? – не смогла сдержать улыбки Сара.

– О, а ты никогда не встречала местный гитлерюгенд? – презрительно глянул на маршировавших к ним подростков Руди.

Ребята остановились перед ними, сияя заученными улыбками и первая девочка шагнула вперед. По виду она тут была главной, так как она казалась самой старшей.

– Жители Саванны! – она попыталась сказать это с невероятной серьезностью, но еще не сломавшийся детский голос мешал ей сделать это. – Приглашаем вас на патриотическую выставку истории, устроенную лично губернатором города по инициативе президента!

Затем сделала шаг вторая, гордо подняв голову и скрестив руки на груди. Она протараторила:

– Вас ждут патриотические фильмы и зарисовки! Голографические инсталляции реальных исторических моментов! История величия, славы и гордости народа Джорджии. История наших побед и преодоленных трудных моментов!

Последним выступил парень, нахмурившись и сделав серьезное лицо, он достал из сумки буклет, протянув его Саре.

– Надеюсь вы придёте, чтобы почтить память наших предков, гордо отдавших жизнь чтобы подавить мейконских экстремистов и поборовших внешних врагов экономически и стратегически! – он глубоко вдохнул, ожидая, что Сара примет буклет.

Девушка лишь презрительно глянула на него, непонимающе приподняв бровь. Это выглядело жутковато и смешно одновременно. То, с каким серьезным лицом и выверенными движениями дети сказали это, сомневаться не приходилось – выучивали их упорно и долго. Руди закинул ногу на ногу, скрестив руки на груди и показывая, что принимать буклет он не будет. Дети уже несколько неуверенно мялись, непонимающе переглядываясь. Их «главная» устремила взгляд своих маленьких злых глаз на Сару и девушка, натянув улыбку, кивнула, взяв буклет.

Дети тут же кивнули и, поправив свои черные кожанки понеслись дальше. Сара глянула на обложку буклета, на которой красовалась та же картинка с первым министром, что встречала ее почти каждое утро на станции монорельса. Воспоминания вызвали в ней злость и отвращение и она, глянув что дети уже нашли себе новую мишень, скомкала буклет, выкинув его в стоявшую рядом урну.

Не то, чтобы она уже возненавидела этих детей, но, когда они так яро утверждали, что гордятся мейконской резней, ее несколько задела уверенность подростков в их идеалах. Ее отец стал жертвой той бойни и последнее что он сделал – спас ее. А они, даже не задумываясь, оклеймили его экстремистом. Сара почти ничего не знала об отце и не спешила поднимать эту тему ни с Брэдом, ни с кем-либо еще. Это была ее больная точка. Мысль, на которую было наложено табу. Да и Брэд не особо любил вспоминать те времена. Вероятно, старался забыть их как страшный сон, словно Сара старается забыть их побег сюда и все, что ему сопутствовало.

Они с Руди еще несколько минут просидели молча, глядя на то, как дети штурмуют прохожих, предлагая им листовки и исторгая из себя наизусть заученные речи. Сара вздохнула, покачав головой. Этим детям не дали шанса выбрать свое к миру отношение, навязав им идеологию, которую другие могут видеть лишь как угнетение или тиранию. Сара чувствовала себя неловко, ведь она почти никогда не выбиралась дальше своего небольшого городка, довольствовалась тем, что имела и не понимала, почему многие зачастую жалуются на жизнь. Только ступив за порог, она смогла увидеть, как люди дерутся за мусор, утопая в токсичной жиже. Люди, способные убивать ради блестящего куска металла. Люди, которые подманивают птиц на кошачьи трупы, чтобы найти себе и своей семье пропитание на ужин. Все это было вокруг и каждый раз, когда она вспоминала это, ее словно разъедала изнутри гнойная язва. Как паразит эти мысли зачастую въедались в нее, не отпуская и не давая перестать вспоминать то, что она видела. А что страшнее – люди, которые там обитают, видят это не как выживание. Для них это норма жизни. Ежедневные будни. Рутина. И от этого становилось еще больше не по себе.

Из дверей клиники показались две фигуры. Роуз достаточно быстро разобралась с делами в клинике, уже направляясь к ним. Несмотря на то, что они ждали их, шла она достаточно неторопливо, но кажется, только потому что не торопилась ее сестра, которая несла на руках ребенка. Сестры вышли из ворот, еще раз что-то вписав в планшет мужчины на входе и направились к ней и Руди.

Лили была чем-то похожа на сестру, но ниже и полнее. Ее длинные черные волосы спускались до груди и были даже не расчесаны, а лишь неряшливо струились. Одетая в простенькую темную куртку, она несла на руках малыша, который с удивлением надув губы глядел на Сару с Руди, запихнув палец в рот.

– О, так вот они значит какие – очередные «друзья» Оливии. – недовольно сказала Лили, поудобнее взяв ребенка на руках.

– Это невежливо, – скрестила руки на груди Роуз. – они хорошие люди, как кажется мне. По крайней мере, эти двое.

– Как тебе кажется? – приподняла бровь Лили. – А мне кажется, что это попрошайки, которые опять развели Оливию, заставив сюда прийти. – она оценивающе глянула на ребят.

– Эй, мы хорошие. – натянула Сара улыбку, помахав ребенку, удивленно таращемуся на нее.

– Что скажешь, Бен? – посмотрела на ребенка Лили. Малыш Бен что-то пробурчал на понятном только ему языке и дернул маму за волосы. Лили улыбнулась, посмотрев на Сару. – Ты ему нравишься.

– Ну спасибо, что хоть ему. – пожала плечами Сара.

– Не обращай внимая на ее грубость, – отмахнулась Роуз. – Лили крайне недоверчива к людям из-за стен.

– И у меня есть на то причины. – возмутилась Лили. – В любом случае квартира, машина и прочее, твои, сестренка и пускать их или нет, решаешь ты. К тому же я уже давно знаю, что спорить с тобой – последнее дело. Ты всегда уйдешь в политику и мораль и в итоге мы, как обычно, ни к чему не придём.

– Я лишь смотрю более глубоко. – возразила Роуз.

– Ты смотришь в обратную сторону. – хмыкнула Лили, утирая слюну, которую пустил малыш Бен.

– Ладно, пойдем. – Роуз поправила свое пальто, гордо пошагав вперед. Лили помельтешила за ней и Руди с Сарой поднялись, направляясь за сестрами. Дети в черных куртках тут же подскочили к Роуз, но та наотмашь вырвала у них листовку, смяв ее и кинув в сторону толпы и, кажется, попав кому-то в капюшон. Дети опешили, переглядываясь, явно впервые увидев такую реакцию. У девочки помладше от удивления из рук вывалились остальные листовки и Руди с недовольством глядя на них прошел мимо, нарочно пройдя по пачке бумаг и оставив на них грязные следы.

Оставив наконец больницу позади, они пошагали в сторону дома. Мимо пронеслась очередная машина, даже не замеченная толпой, но Сара ловко старалась удержать манящий силуэт, уносящийся на скорости за поворот, в поле зрения. Этот мегаполис и его обилие красок сводили ее с ума.

Они проходили мимо закусочных, из которых пахло чем-то приятным и мимо канализационных люков, рядом с которыми, одетые в серые костюмы рабочие, отодвигали замки, опрокидывая внутрь канализации цистерны с какой-то синевато-лазурной жижей. От нее несло так отвратно, что Сара закашлялась.

– Господи, – девушка прикрыла нос рукавом. – Что они туда льют? – Сара снова кашлянула.

– Это очистительная смесь. – ответила ей идущая впереди Роуз. – Рабочие заливают ее в постоянно забивающуюся отходы канализацию. Эта дрянь способна растворить все, что захочешь.

– Благо, все, кроме труб. Да, Бенджи? – сказала Лили, потирая ладошки ребенка, который тоже скривился от запаха.

– И что, часто тут заполнены трубы? – уточнила Сара.

– Всегда. – пожала плечами Роуз, поудобнее закрепив свои связанные на затылке дреды.

– Крысы и мусор стекаются снизу, как пчелы на мед. – ответила ей Лили. – В конце концов трупы грызунов и отходы мегаполиса становятся одной огромной кучей и, если ее не растворять – они начнут гнить и вонять, поднимая испарения наружу, сюда. И тогда наша жизнь ничем не будет отличаться от дикарей снаружи.

– Лили! – одернула ее нахмурившаяся Роуз.

– Молчу-молчу, мисс Справедливость. – издевательски ответила Лили сестре.