– Ну уж нет, Сара! – буквально вспыхнула Пинки, однако не отрывая руку от почесывания животного. – Неужели, когда ты идёшь в магазин и спотыкаешься, падая, ты продолжаешь лежать и, блин, стонать, что до магазина ты никогда не дойдешь? Нет! Ты, блин, встанешь, отряхнешь от пыли свои модные чёрные джинсы, я кстати хочу такие же, и пойдёшь дальше.

– Ну… – почесала затылок Сара.

– Уж извините, что я не заумная выпускница трёх университетов и привожу такие простые, как их там… Ад… Ал…

– Аллегории. – подсказала ей Роуз.

– Да, они! – кинула Оливия. – Может звучит просто, но неужели я не права? Такие законы этой жизни.

– Не всегда эти законы работают так. – нахмурилась Сара.

– Нет, Сара, это просто ты не хочешь, чтобы они так работали. – фыркнула Оливия, откинувшись на спинку заднего сидения и прижав к себе голову собаки, принялась обрабатывать его подбородок.

Сара рассматривала город, задумавшись над словами Оливии, однако от мыслей ее тут же отвлек оказавшийся перед ними патрульный пост. Эта дорога проходила через центральную площадь, теперь уже занятую бастующими. За эти пару дней они обустроили себе палатки, костры и прочую уличную инфраструктуру. Несмотря на то, что их по сути зажали на улице, обложив постами и снайперами со всех сторон, загнав в кольцо, они молчали лишь первую ночь, а с утра снова поднялись выкрикивать свои лозунги, теперь уже прерываясь на горячую пищу и теплый кофе. Многим казалось жестоким закрывать людей так, посреди улицы. К ним пропускали лишь близких, которые несли пищу, консервы и пледы для тех, кто не желал отступать. И иногда не выпускали.

– Ну вот. – покачала головой Роуз. – Теперь мы и тут не проедем.

Полицейский как раз показал им жестом нечто вроде «разворачивайтесь». Спорить с этими грозными парнями с оружием ни у кого в машине не было ни желания ни возможности. И Роуз развернулась в тесном пространстве, трижды дергая машину туда-обратно и жалуясь на то, что она не приспособлена для таких узких пространств.

– Сначала они не могут разобраться с проблемами, – посетовала журналистка. – а потом из-за этих проблем нам не дают проезжать к дому.

– А разве они вообще могут запереть людей зимой на этой вот площади? – глянула на нее Сара.

– В Атланте считают, что они могут все. – недовольно пробурчала Роуз.

– Хреново, что теперь надо ехать в объезд. Да, песик? – улыбнулась животному Оливия. Тот не нашел ничего лучше, кроме как недовольно вздохнуть, дернув хвостом.

– Так всегда в нашем мире. – пожала плечами Роуз, маневрируя между улицами. За окном малыши, ничего не подозревая бросались друг в друга снежками. Сара завидовала их беззаботности. – Ты слышала историю про китов, выбросившихся на берег Каролины, Сара?

– Ну, а кто ее не слышал? – кивнула она.

– Везде так. Пока проблема не начнет гнить и вонять, на нее не будут обращать внимания. Пока люди не выйдут с плакатами на улицы, сетуя на правительство, армию, бюрократию и химические добавки в йогурты. – поправила очки Роуз. – А когда пытаешься им помочь, предупредить… Они отдают первую полосу шарлатанке, пишущей про колебания чертовых цен на сахарозаменители! Кто вообще это читает?

– Видимо, идиоты. – попыталась подбодрить ее Сара.

– Откуда уж мне знать. – попытка поднять Роуз настроение не увенчалась успехом и они поехали дальше молча. Сара хотела было потянуться и включить музыку, но не решилась. Она так давно ничего не слушала, что успела соскучиться по этим томным гитарным аккордам и зажигательному техно.

Оливия напомнила, что вообще-то они обещали Лили заехать за ней в магазин и Роуз, словно ошпаренная, вошла в поворот так резко, что Сару даже помутило. Девушка направила машину к маркету, где закупалась сестра, явно опешившая от того, что снова забыла про нее. Она держала в голове так много политических разоблачений и зацепок к своим статьям, что для семьи и друзей в ее памяти не всегда оставалось место.

Подоспев к магазину почти вовремя, они не застали там Лили. Роуз позвонила сестре, спросив, где та застряла, а та, в свою очередь сообщила о том, что помогает Бену выбрать, какие конфеты ему нравятся больше, красные или синие.

Оставшись в машине с псом, Оливия принялась играться с ним пуще прежнего и бедное животное же изнывало от переизбытка ласки. Роуз заглянула на кассу, прихватив упаковку жвачки и вышла на улицу, где из-угла в угол ходила Сара, стараясь не замерзнуть на холоде. За углом магазина, недалеко от мусорных контейнеров, в лицо Саре ударил холодный ветер, запорошив глаза снегом. Вместе с тем в нее врезалась какая-то бумага, вырванная ветром из мусорного бака.

Стряхнув ее и шокировано отступив на шаг, девушка глянула на упавшую к ее ногам бумагу. На ней, в четких красных цветах, изображалась женщина. Не очень молодая, не очень старая. Позади нее, подняв руки, ревела изображенная черными силуэтами толпа, а сама она, гордо сжав в руках плазменную винтовку, украшенную на стволе длинным окровавленным штыком, глядела своим взглядом куда-то вперед, прикрывая глаза словно от солнца. Ее нога, горделиво поднятая, подпирала обрушенную голову статуи. Сара не сразу разглядела на бумаге, что у ног ее лежит «Атланта из Пепла». Та пафосная статуя, герб партии Джорджии.

– Кто это? – спросила Сара, глядя на побитую временем листовку.

– Лучше убери. И побыстрее. – оглядываясь, сказала Роуз.

– Кто на ней? – Сара смяла листовку, засунув её в карман.

– Дженнифер Линн. – вздохнула Роуз. – Не думала, что где-то ещё сохранились эти плакаты.

– Кто она? Я никогда не слышала о ней.

– Немудрено что в ваших «школах» вам пудрили мозги. – покачала головой Роуз. – Легче воспитать поколение идиотов, чем дать кому-то вдохновиться ее историей.

– Так кто она? – решила допытаться Сара.

– Когда двадцать два года назад в Мейконе произошло восстание, – начала рассказ Роуз.

– Эй, это я знаю. – возмутилась девушка. – Не надо считать меня глупой или больной склерозом. Мой отец участвовал в нем и погиб. – она тяжело вздохнула. – Как уж мне это забыть.

– Ох. – неудобно потупила взгляд Роуз, поправив очки. – Ну, Дженнифер была той, кого тогда назвали бы «символом революции».

– Символом?

– Сейчас её назовут экстремисткой, радикалкой, террористкой. Но знаешь, – Роуз достала жвачку из кармана, протянув одну Саре, девушка отказалась и Роуз принялась жевать её одна. – будучи ребенком, когда я еще училась в Атланте, кто-то звал её женщиной, которая не побоялась встать за свой народ.

– А сейчас нам врут, да-да, – улыбнулась Сара. – Я уже слышала это от тебя.

– Дженнифер была помощницей на каком-то затхлом сталелитейном цехе в «Дженерал Стиллворк», ещё будучи молодой. Она застала даже падение бомб больше пятидесяти лет назад будучи ребенком. – Роуз надула шарик жвачки, лопнув его. – Она видела жизнь до войны и пока росла, видела, как Паттерсон и ему подобные превращают её родной штат в сад тоталитарной диктатуры.

– И она подняла восстание? – уточнила Сара.

– Конечно нет. Никто в одиночку не поднимает восстания, – иронично подметила девушка. – Это попросту глупо и невозможно. Она стала лицом, которое хотели видеть люди Мейкона, когда шли с голыми руками на пули полицейских. Женщина из народа, которая сражается с ними в одних рядах. Не уверена, что она выглядела так же, как на листовке, но образ основных черт точно срисован с нее.

– О, вы снова об этом своём. – покачивая ребёнка на руках вышла из магазина Лили, держа второй рукой пакет продуктов.

– В любом случае она была смелой, раз согласилась афишировать своё лицо так, чтобы люди решились пойти за ним. – глянув на сестру, сказала Роуз. – Безликая революция хуже, чем та, у которой есть лицо.

– А потом её убили? – нахмурилась Сара.

– Кого? – влезла в разговор Лили. – Линн? Конечно, да.

– Не убили. – поправила её Роуз. – тело Дженнифер не нашли. Да и сложно опознать что-либо среди обуглившихся от плазменных бомб тысяч трупов.