Айа среагировала первой, схватила со стола перечную мельницу и, растерев её в ладонях в труху вместе с перцем, стеклом и металлом, швырнула крошки в глаза огромному волку. Тот с визгом вывалился наружу, но следующий, молодой и прыткий, запрыгнул внутрь тотчас, как только освободился проход. За ним второй. Третий. Четвёртый. Да и первый уже очухался от удара и порывался встать.

Не было места колдовать. Не было места дышать. Странно текло время. Странно билось сердце. В этой реальности Лент не был собой. Он видел, как сражалась Савила, бутылками, как мечами, заговорив их на убийственный вес. Видел, как каталась по полу Айа, прижигая волкам лапы и животы. Видел, как Роза выбрасывала в нападавших прозрачные стрелы, тончайшие сосульки, которые выплетала из воды в графине, она так и стояла в своем коконе у стола, изредка вздрагивая от укусов, которые, пусть не полностью, но гнули и пробивали её щит. Из порезов на её ногах и руках текла кровь. Плохо. И совершенно непонятно, сколько это длится! Неужели каких-то жалких несколько минут?

Дыхание Лента сорвалось, из горла вырвался стон – одна из бестий вгрызлась ему в бедро, а руны Алевтины то ли латали не достаточно быстро, то ли вовсе не работали в этом полусне. Больно… Выложиться, что ли, на общую воронку левитации? Подвесить всех без разбору для передышки? Останавливала его только мысль о том, каким беспомощным он окажется, когда действие заклинания закончится.

Под ногами гадко чавкали кровь и потроха – этому волку уже не встать. Кто его? Айа? Будучи почти уверенным, что за каждой из шкур прятался сейчас человек, возможно, не управляющий своей волей, Лент не хотел убивать. Но не мог запретить этого делать другим.

– Савила, сзади! – попытался он перекричать визг и вой схватки.

К этому времени ведьма разгромила своими «молотами» почти всю мебель в гостиной, больше похожей сейчас на скотобойню, оставив в целости только стол, на который взобралась и откуда рассылала по сторонам свои убойные удары.

На предупреждение Савила среагировала мгновенно и в развороте снесла челюсть летящему на неё волку.

– Не добивай, прошу, – выдохнул Лент, даже не надеясь, что она услышит, и тут же отвернулся, пытаясь стряхнуть с ноги зверя. Как же больно! Не думать! Если руны не справятся, он может потерять сознание от болевого шока, как простой смертный, и тогда женщинам не устоять.

Левая рука повисла под весом другого волка, его Лент всё-таки сбил кулаком и попытался усыпить заклинанием, но эта реальность не принимала таких простых магических приёмов, как заклинание сна, будто смеялась над Лентом: «создание мира грёз и так принадлежит ему». Хорошо, что под брюхо волка подкатилась Айа, тот скорчился и заскулил. Спасибо!

– Не добивай, если можешь, – попросил Лент, и развернулся к Розе. В лице жёлтой не было ни кровинки, будто для контраста с пропитанной кровью одеждой и распухшими от порезов руками.

– Лент, опомнись. Или мы, или они…

Ещё несколько минут тому назад прекрасная и совершенная Роза смотрела на него полными мольбы глазами, сохраняя равновесие где-то на пределе сил. Что будет, если в этом мире не станет Розы? А будет ли это важно, если не станет его? Он замер, вдохнул это чувство и осознал, что будет! Каждая из присутствующих здесь ведьм важнее и нужнее его самого. В конце концов, рисковать жизнью – это его работа. Нет, не так, его работа – защищать. И своих в первую очередь. Уже на выходе этой мысли он понял, что сдался и признал, что моралью придётся поступиться. Ради жизни. Не ради собственной, но ради жизни тех, кто ему дорог.

Тогда же он зарычал, сбрасывая с себя все ограничения, как игрушечные путы. Одно движение, и волк, терзающий его ногу, умер. Из его ушей выступила влага – мозг зверя был иссушен.

В голове Лента пронеслось еле слышное: Я никогда себе этого не прощу. Это было правдой. Всё было правдой. И решительность, и сомнения, и жажда жизни, и жажда смерти, но казниться он будет потом. Иначе никогда не сможет cделать того, что должен сделать сейчас. Он подумает об этом тогда, когда станет прокручивать в голове все «за» и «против» своего решения. Потом. А пока, не думая ни о чём другом, кроме ценности жизни Розы, он взрывал волкам сердца, замораживал им кровь, высушивал глаза, и каждый раз просил прощения. Горы меха и мяса, вонь влажной шерсти, приторный запах крови, и даже её вкус на губах, куда долетали брызги, всё это смешалось в его сознании в бесконечный ад.

Творя и разбрасывая свои смертельные команды, он висел в воздухе, подвешенный заклинанием левитации – ступить на полу было попросту негде – и как только первая волна атаки была подавлена, сделал то, с чего должен был начать: запечатал раскрытое окно петлёй и прижёг печать руной. В известной ему реальности в такое окно не проник бы ни дух, ни человек, но эта реальность не была нормальной.

– Окно! – выкрикнул он в сторону Айгуль. Та среагировала быстро, моментально подскочила и сомкнула оконные створки. Щёлкнула щеколда.

Мало!

Словно в подтверждение его сомнений в стекло снаружи ударился волк. Оно предупредительно зазвенело, но выдержало, не разбилось.

– Замораживаем стёкла до непробиваемости!

Окон в комнате было два. Второе до сих пор оставалось закрытым, но не ставнями, а таким же простым стеклом, поэтому тёмные, не сговариваясь, разбились на пары и, игнорируя вялые попытки атаки со стороны разбросанной по полу раненой, но несдающейся нежити, запечатали оба морозом за несколько секунд.

– И дверь, – закричала Айа, тут же покрывая её ледяным узором. Это было лишним. После этого влаги в воздухе не осталось совершенно. Высохла даже кровь, та самая вездесущая, на ранах, на губах, на полу, где ещё минуту назад Лент боялся поскользнуться. Горло стянуло, язык припечатало к гортани.

– Что дальше, мастер? – Айа говорила с трудом. Неудивительно, язык Лента и вовсе отказывался шевелиться.

Что дальше?

Оглядевшись, он ужаснулся. Пол небольшой комнаты копошился и стонал серыми дюнами. Кроме четырёх уставших, запачканных кровью людей, здесь было не меньше чёртовой дюжины раненых и убитых зверей, а за окнами прыгала и лязгала зубами их свежая смена. Он не знал, сколько прошло времени, и не знал, что делать дальше.

– Дай гляну, – прошипела Савила со стола, на котором сейчас сидела, обращаясь к Розе, зажимающей рану на шее.

– Спасибо, – едва слышно ответила та, осторожно поворачиваясь к Савиле. Только сейчас Лент понял, насколько Роза опустошена.

С пола поднялась Айгуль, жуткие её ладони тряслись, пугая кривыми обломками когтей, и поплелась на помощь. А он отстранённо отметил, что больше не может поддерживать себя в воздухе. Пусть медленно, но он опускался и очень скоро коснулся ногой одной из пересушенных шкур.

Истощение. Вот что такое ведьмацкая сила простив грубой физической. Тёмные могут многое, но не всё, не всё...

– Самое время для мозгового штурма, дорогие дамы, – попытался пошутить он, но никто не подхватил его шутки. Только Айа отозвалась тихим эхом: – Сюда спешит Егор, чую.

Вот это слух! Всё, что слышал сейчас Лент ограничивалось какофонией стонов, визга, лязга зубов и глухих ударов в стёкла.

Но в следующую секунду стало тихо и то, о чём говорила Айа, услышали все. Лент сразу узнал странные приговорки и размеренные притопы, совсем такие же как тогда, когда леший ставил обереги в его номере. Только эта реальность реагировала на них иначе, звоном и блеском электрических разрядов. Вслед за этим воздух пронизали полупрозрачные щупальца. Ветви! Они обвивали глотки ещё живым, но уже беспомощно клацающим зубами волкам с перебитыми хребтами и ногами, и те замолкали, будто выключаясь. Что происходило с остальными волками, теми, что только что неистово бились в окна, Лент не знал, но подозревал, что что-то похожее. Егор привёл с собой нежить – духи деревьев, – и нежить помогла?! Парадокс. И чем быстрее Лент разберётся в том, что здесь происходит, тем лучше. Нежить не должна помогать тёмным. Как, собственно, и чернокнижникам, на сторону которых вставала совсем недавно. В этом непостоянстве, он чувствовал, крылся ключ к разгадке того, к чему не будет возврата.