— Это просила передать Злата. В папке «Мари» на диске «D» все данные о диагнозе. Доктор Греппор уже ждет тебя в отеле «Эклипс Плаза». Ты опоздал на десять минут, Себастьян, но по весьма уважительной причине.

Я сглотнула ком в горле, глядя, как он откинулся на спинку стула и провел рукой по лицу.

Он ошибся. Он решил, что встреча придумана и подстроена. Он показал свое истинное лицо. Примитивные уловки, похотливый обман и подлое откровение. Ему жаль, что я увидела это.

— Злата и Виктор просили передать тебе свои извинения за беспокойство, — беспощадно продолжала я, поднимаясь на ноги. — Они вынуждены задержаться у врача Латти, а ты почемуто не отвечал на их телефонные звонки…

— Я отключил мобильный из-за совещания… — теперь он смотрел снизу вверх, и я открыто читала сожаление в его взгляде.

Все. Медовый взор больше меня не вдохновлял. Я опустошена.

— Зоя… — тихо позвал он.

— Я очень надеюсь, что с малышом и Латти все в порядке и это просто затянувшийся формальный визит к доктору, — торопливо продолжала я и даже умудрилась улыбнуться.

— Зоя! — на этот раз его голос прозвучал угрожающе.

— Спасибо тебе, Себастьян, за ясность, которую ты внес в наши… в нашу ситуацию! — я, закинув сумку на плечо, договорила: — И приглашение на мою выставку считай аннулированным.

Эскалант опустил глаза. Он больше не пытался меня остановить или разуверить в той грубости, которую выплеснул мне в лицо пару минут назад.

Я повернулась и пошла к выходу, как вдруг жажда злорадного превосходства в своей правоте заставила меня вернуться к столику, где все еще сидел Себастьян.

Он поднял на меня хмурый и сердитый взгляд, так и не сменив позы.

— Забыла заплатить по счету! — бросила я слова и деньги за чай на стол перед ним.

Последнее, что я видела, это как он недовольно скосил взгляд на разлетевшиеся купюры. Триумф и обида смешались во мне, когда я оказалась на улице.

Вот и все. Мои детские, наивные и неопытные мечты, выражаясь словами высокомерного аристократа, были разбиты в дребезги. Жестоко и безжалостно.

Если вдуматься, то ничего удивительного не произошло. Ведь именно такого человека я и полюбила — жестокого, сурового и равнодушного. Человека, который сжег мое сердце и развеял пепел над океаном реальности. Он, чисто по-мужски, хотел от меня лишь плотской утехи, а я была не в состоянии различить свои желания.

Наверное, вот так и набираются опыта и мудрости. Именно так ужесточаются сердца.

Я брела по каталонскому тротуару, заглушая мучительные мысли и чувства музыкой. Я накручивала громкость до предела, до звона в ушах и боли в голове. Прогоняя предательские слезы, я закрывала глаза и подставляла лицо лучам осеннего солнца.

Хорошо, что я знала, как справляться с унижением. Я погружалась в него с головой. Впитывала его густую, смрадную эссенцию, черпала силу и становилась крепче.

«Гордость — это не твоя подруга. Гордость — это твоя защитница».

Да, мама, ты оказалась права! Моя гордость — мое спасение, часть моей сущности.

Я благодарна ей за силу. Она сделала меня личностью. Я благодарна ей за пламя, которое сожжет любовь к Себастьяну Эскаланту. Беспощадно. Дотла. Не оставит даже пепла. Именно ту любовь, которую он назвал похотью. Любовь, от которой он отказался. Любовь, которую он осквернил.

Я пережила словесный расстрел, который завершился контрольным выстрелом в душу.

Два дня моей жизни, которые я отмеряла по минутам муки, слез и презрения к себе, остались в прошлом. Два дня мантры заповедей мамы, которые я перечитывала снова и снова. Два дня бешеного творческого всплеска, в котором я рисовала глаза Себастьяна Эскаланта, смотрела в них, а после брала черную акварель и медленно закрашивала их.

Так я пыталась забыть его глаза…

«Отпуская, не сожалей!» — так говорила мне мама.

Я вновь и вновь перечитывала блокнот со словами матери, отчаянно желая превратить их в защитное заклинание.

Себастьян в поисках невесты. Ронни нехотя рассказала мне эту новость, услышав ее от Сезара. Он искал девушку своего уровня. Красивую, умную графиню или виконтессу. Я почти видела, как прагматичный циник властно восседал в своем кресле, посреди кабинета, и вычеркивал «недостойных» из списка.

Прошло два дня, и случилось невероятное — я больше не хотела рисовать Себастьяна. Возложив на могилу своего сердца венок из одной тысячи ста двенадцати портретов, я понимала и принимала свое сумасшествие. Абсолютное.

Я сидела на полу и рассматривала рисунки. Рядом стояла баночка «Пепси», от глотка которой я чувствовала себя немного легче.

Допив содержимое, я смяла банку и бросила в урну, рядом с входной дверью.

— Ого! — воскликнул Виктор Эскалант и уклонился от моего точного броска. — Понял, что не вовремя!

Я прикрыла рот рукой, испытав приступ раскаянья:

— О, Виктор, прости, пожалуйста! Я не слышала, как ты вошел!

Он дружелюбно улыбнулся и развел руками:

— Сам виноват. Забыл постучаться.

Виктор сунул руки в карманы синих джинсов и шагнул глубже в комнату. Я, став на колени, принялась собирать портреты его брата, но это действие не увенчалось успехом. Их слишком много! Я тщетно пыталась сложить их в единую массу и спрятать в руках. Я неуклюже поднялась на ноги и прижала к груди тяжеленную ношу, в которую едва уместила половина моих работ.

Виктор тактично наблюдал за мной и не задавал вопросов. Даже когда один лист выскользнул из стопки и полетел к его ногам. Я замерла и посмотрела на мужа близкой подруги.

— Если хочешь, я могу не поднимать его, — заговорил он. — Но я уже знаю, кто там изображен.

Разбитая и уничтоженная, я рухнула на рядом стоящий стул и опустила руки, позволяя остальным портретам рассыпаться в беспорядке.

Виктор двинулся в мою сторону и стал не спеша собирать мои работы. Я не двигалась. Мне стыдно. Это чувство съедало все хорошие воспоминания. Все, что давал мне Себастьян, превращалось в пустую безликую дымку.

— Знаешь, Зоя, — тихий голос Виктора прозвучал над моей головой.

— Ты рисуешь его совершенным. А он не такой.

Я неуместно рассмеялась и подняла голову, вытирая слезы:

— Он сказал мне то же самое. Летом. Когда впервые увидел их.

Виктор поджал губы, встретившись со мной взглядом.

— Мой брат хоть и редкостная задница, но ошибается он… Никогда.

Я вздохнула, грустно улыбнувшись. Виктор сложил в стопку мои рисунки и оставил на моем рабочем столе.

— Хотя знаешь что? — тихо продолжил он и, подойдя ко мне, заглянул в глаза. — Именно сейчас он совершает самую большую ошибку в своей правильной жизни.

Виктор вдруг наклонился и поцеловал меня в макушку:

— Не порть себя этим разочарованием, Зоя!

Ошеломленная я смотрела вслед уходящему мужчине, но любопытство пересилило чувство такта:

— Виктор!

Младший брат Себастьяна обернулся, взявшись за ручку двери, и вопросительно приподнял брови.

— Какую ошибку он совершает?

Его темные глаза серьезно смотрели на меня пару секунд, а после он произнес:

— Теряет тебя.

***

Я бежал вверх по ступенькам. Пролет за пролетом до самого конца. Дверь. Она закрыта. Я выбил ее плечом и ворвался в смутно знакомую квартиру.

Стоп. Это же моя квартира!

Я тяжело дышал. Медленно обвел взглядом свой собственный интерьер и услышал, как быстро стучит сердце в груди.

Зоя висела в петле. Ее голова склонилась к левому плечу. Глазаокеаны закрыты.

Она мертва. Это я ее убил. Я не спас девушку, которая меня любила.

Я — убийца.

Очнувшись, я панически оглянулся. Все расплылось перед глазами. Я мечусь взглядом от предмета к предмету.

Часы на прикроватной тумбочке в моей спальне показывали время — половина первого ночи. Ко мне возвращалась реальность, медленно стирая картины жуткого кошмара.

Это сон. Я лег на спину и все еще с опаской всматривался в сумрак знакомой обстановки.