Поэтому ТПП планируется как исключительно чистоплотное подразделение администрации города. И так будет.
Другие подразделения администрации активно формируются уже сейчас. На вырученные с похода средства запланирован снос трущоб, а на их месте запланировано возведение дешёвого жилья в ведомости городской администрации. Временный палаточный лагерь на Площади герцога Мардария Великого уже принимает выселенных обитателей трущоб, за счёт города обеспечивается питание, а также трудоустройство желающих.
Кто‑то бы сказал, что по иронии судьбы, но я бы сказал, что по моему плану, бывшие трущобы первыми в городе обзаведутся развитой системой канализации. Бабок у нас сейчас много, а скоро станет ещё больше, как только мы подсчитаем прибыли от имущества купцов из проскрипционного списка[13]. Этот список, к слову, уже подписан сегодняшним числом и официально являлся первым документом, подписанным завтрашним самодержавным наместником‑правителем. Титул старинный, применялся древнеарранскими королями для управления отдалёнными или незначительными провинциями. Никто уже не помнит особо, в чём были их функциональные обязанности, поэтому туда можно было пихать всё, что душе угодно. Я запихал туда функции временного диктатора, сроком на пять лет, по истечению которых Лебандин отдаст власть Верховному Совету Лоодрейна. Конечно, отдаёт тенью СССР, но эта ещё даже не зародившаяся структура будет напоминать Верховный Совет СССР не больше, чем Конгресс США. Никакой потерявшей берега партократии, никаких зажравшихся конгрессменов‑лоббистов от сверхкрупного бизнеса. Не будет никакого сверхкрупного бизнеса, кроме государственного, не будет никакой партии, кроме аппарата администрации. Конкретно будет только Совет, в который напрямую народом будут избираться народные депутаты. Тут проблема в том, что сам народ себя народом ещё не осознаёт, но это дело поправимое, объяснят и пояснят.
В администрацию функционеров будет назначать Верховный Совет, который будет работать постоянно, а не съездами, как оно было в СССР. Вопросы будут решаться оперативно, а планы составляться на годы вперёд.
И у меня в памяти содержится уже разработанный рецепт того, как это всё будет работать.
Второй указ Лебандина в должности наместника‑правителя: Указ о всеобщем образовании. Грамотных людей мало, но они есть. Их ещё предстоит переучить на новый алфавит и цифры, а также в целом подтянуть в образовании. Они передадут эти знания следующим, воспитают новых учителей, а те обучат следующих, этакая образовательная цепная реакция. Главное, надо всё это дело финансировать и не забрасывать, тогда эффект будет скорым и масштабным.
Пока рулит Лебандин, будет работать программа насильственного образования, да, по‑другому никак. Человек в естественном состоянии не стремится учиться чему‑либо, нужно побуждать его или заставлять. Конечно, будут энтузиасты, но основная серая масса вполне довольна своим уровнем образования и развиваться не собирается. У нас учиться будут все. За время чрезвычайного положения, которое Лебандин ввёл сроком на пять лет. Всё это время система Советов работать не будет, но будут подготовлены все условия для работы в будущем.
Приходится жестить, потому что менять формацию всегда тяжело.
Впрочем, следует помнить, что у нас есть неоспоримое преимущество перед другими городами и соседним королевством: технологии.
Промышленная революция через пять лет будет далека от завершения, но сделает первые шаги. Уже через пару лет она даст нам неисчерпаемые потоки финансов, а также кучу проблем с соседями, но мы всё переживём.
И за эти пять лет, до первого дня официальной работы Верховного Совета Лоодрейна, у нас есть на подготовку экспедиции за Изнанку…
//Год спустя. Город Лоодрейн//
– Граждане славного града Лоодрейн! – счастливо улыбаясь, заорал с трибуны Лебандин. – Сегодня я хочу обрадовать вас прерадостнейшей новостью!
Он был искренне счастливо. Неподдельно. Ведь для него всё закончилось.
Он‑то думал, что став самодержцем станет почивать на лаврах, принимать важные решения, вкусно жрать и долго спать, кататься на 250‑метровой яхте… А нет, последнее не из этой оперы.
В общем, он полагал, что наконец‑то началась она – счастливая и успешная жизнь, вознаграждение за перенесённые страдания и лишения.
Увы, я обломал его самым жесточайшим образом.
Жить он стал в спартанских условиях: небольшой домик рядом с ратушей, который никак не его собственность, а служебное жильё, никакой роскоши в доме, чистый функционализм, плотно граничащий с аскетизмом. Бабу ему, конечно, завели, но исключительно из‑за его продолжительного нытья и «пролетарской ярости», дескать, даже у последних сиволапых есть бабы, а у него мало того, что ни гроша в кармане, так ещё и никакой бабы нет.
Бабу выделили, причём самую благородную из доступных, они бракосочетались, мы организовали пышную свадьбу и недельные народные гуляния. Всё прошло хорошо и ярко.
Герцогиня Даррида Маушарская, барышня тридцати календарных годов от роду, бездетная и вдовствовавшая последние пятнадцать лет, сама изъявила желание выйти замуж за наместника‑правителя, так как этот статус по весомости приближается к легендарным древним гранд‑герцогам, по могуществу соперничавшим с древними королями Аррана. Гипотетическое потомство от Лебандина, в понимании герцогини, через несколько поколений будет способно претендовать на королевский титул Аррана. Ведь никто не знает, что там будет в будущем…
А мы знаем, поэтому страдания бедной женщины были совершенно напрасны. И своё малюсенькое герцогство она присоединила к Лоодрейну совершенно зря…
К слову о страданиях самого Лебандина.
Я поставил его перед фактом, что работы у него теперь непочатый край. Разрастающаяся бюрократия требовала кого‑то самого главного для своего функционирования, поэтому все самые важные документы проходили через него, а я не давал ему просто подписывать пергаменты, принуждая, иногда даже физически, вникать в суть дел.
Кроме меня, пожалуй, нет сейчас персоны, осведомлённой о делах в независимом наместничестве более, чем наместник‑правитель Лебандин Лоодрейнский.
Он ходил по городу без охраны, ну, на самом деле охраной выступал я, но люди думали, что он их не боится и искренне по‑отечески любит. И они любили его в ответ.
Закономерный вопрос: почему?
Потому что кто, кроме Лебандина, может заинтересоваться делом о выселении малолетней сироты из родительского дома? Кто накажет всех виновных и после законного суда и казни лично проследит, чтобы девочка получила надлежащую заботу? Кто, как какой‑то ангел во плоти, объездит окрестные деревни, с бабушками поздоровается, о текущих проблемах узнает, всем поулыбается, финансирование выделит и такой хороший? Именно. Лебандин.
Народа он боялся. Его страх при первом выходе из ратуши без охраны надо было видеть. Он держался внешне спокойно, но внутри был натянут как струна. Он нутром чувствовал, что действия поколений герцогов не оставили бы ему и шанса выжить в уже давно не существующих трущобах, доведись ему побывать там без охраны.
Рабочий распорядок у него был плотнейший: утром, в шесть, подъём, умывание не более пятнадцати минут, сытный завтрак, планёрка с высшими их бюрократейшествами, затем подписание документов и указов, что отнимало у него не менее трёх часов в день, потом текущие вопросы, анализ показателей, присылаемых со всех производств и из ТПП, да, я научил его адекватной математике и он, пусть и ненавидел это, но сводил дебет с кредитом быстрее, чем это делают профессиональнейшие купеческие счетоводы. Далее у него очень калорийный обед, так как я заметил в один момент, что он начал терять массу из‑за стресса, поэтому его питание было усилено двукратно. После обеда наступало время официальных приёмов. Послы из разных соседних городов, дары, дипломатические переговоры, затем просители и рассмотрение челобитных, потом наступает время семьи, до пяти часов вечера он проводит время с женой и младенцем‑сыном, вечером наступает личное время, которое нихрена не личное, он занимается чтением, что до сих пор ненавидит, а также рисованием, что у него получается довольно‑таки неплохо. После начинаются занятия с мастером‑фехтовальщиком, коим выступает Нептаин. Они неплохо снюхались за это время, Неп разглядел некий стержень характера в Лебандине, тот, который я видел уже очень давно. Парень не пропащий, просто воспитания практически не получал.